Знающий не говорит. Тетралогия - Людмила Астахова

То ли жителей поселения поголовно унесло моровое поветрие, которое бушевало на этой земле лет пять назад, то ли они просто бросили свои худые наделы и подались на поиски лучшей доли, но деревня встретила обоз безжизненной тишиной и спокойствием. Соломенные крыши сгнили напрочь, но стены еще держались, а остатки плетней вполне годились в огонь. В поисках подходящего булыжника для кострища Ириен забрел на старое кладбище, издали походившее на маленькую рощу. Посаженные когда-то в знак скорби, кусты красноплодной уганты образовали целые заросли над скромными могильными камнями. Эльф побродил без всякой цели от одной могилки к другой, пытаясь рассмотреть насечки рун, но безуспешно. Погода и забвение сделали свое дело, стерев последнюю память о лежащих здесь людях. На одном из холмиков густо росли ранницы нежного бледно-лилового цвета. Насколько Ириен помнил обычаи провинции Олирон, такие цветы высаживали на могилах девушек, умерших до свадьбы.

– Красиво, правда? – спросила Илаке, подобравшись, как ей казалось, незаметно.

– Да. Эти цветы очень красивы, – отчеканил в ответ Ириен.

– Но они растут на могиле невинной девы. Разве это не прекрасно?

В голосе Илаке отчетливо прозвучал вызов. Эльф только усмехнулся в ответ, она до дрожи напоминала своего отца, такого же вечного и непримиримого спорщика, каким его знал Ириен в Орфиранге. Тот всегда хотел оставить последнее слово за собой.

– Смотря где видеть красоту и что понимать под прекрасным. Ранницы для этого подходят, старая могила – нет.

– Как, должно быть, просто произносить прописные истины, если твоя жизнь невообразимо длинна. А может быть, вы просто боитесь смерти? – Илаке презрительно, почти по-кошачьи фыркнула. – Ну, не стоит стесняться, господин Альс. Это вполне человеческое чувство. Только самые отважные, самые возвышенные люди способны отбросить свой страх…

Девушка продолжала свою речь, пуская в ход как расхожие, так и малознакомые цитаты классиков литературы Игергарда, Тассельрада и Маргара, ссылаясь на древних и современных мудрецов, словом, демонстрировала эльфу плоды воспитания и просвещения Дугнаса Винима во всей красе и непревзойденности. Поначалу он слушал заинтересованно, но через какое-то время утомился продираться сквозь дебри причин и следствий, предпосылок и выводов и прочей словесной шелухи. Когда Илаке наконец выдохлась и прервала монолог, Ириен дал себе возможность беззлобно и непринужденно рассмеяться.

– Ты умная девочка, прочитавшая много хороших и умных книжек, – спокойно сказал эльф в ответ на недоуменный взгляд Илаке. – Единственный твой недостаток – это отсутствие опыта и, как следствие, наивность. То и другое жизнь быстро излечивает, и я не стану брать на себя обязанности воспитателя. Слишком я стар для этого утомительного дела. Когда мы доберемся до Ритагона, я сдам тебя на руки твоему братцу и забуду о тебе навсегда, как о ночном кошмаре. А тратить на тебя силы и время… Нет уж, уволь.

Илаке растерялась. Она, уже предчувствовавшая вкус победы и триумфа, вдруг ощутила себя маленькой и глупой, недостойной лишнего внимания со стороны взрослого. Эльф не издевался, не смеялся, не пытался поучать с высоты своего возраста. Ему, оказывается, было попросту скучно. Скучно и безразлично.

– Не надо считать меня ребенком! – взвизгнула она.

На глаза навернулись злые слезы, а ноги как-то сами собой затопали на месте, делая взрослую уже барышню похожей на капризного малыша. За что Илаке удостоилась снисходительного взгляда и предложения вернуться в деревню, пока не совсем стемнело. Сочные удары веток по стройной девичьей спине, когда поверженная спорщица обратилась в позорное бегство, стали ответом.

– Вот видишь, Тиин'танали, как нехорошо вышло, – тихо сказал эльф маленькому лиловому бутону на своей ладони. – Невесть чего теперь они там измыслят. А ведь расскажи я ей, что ты любила жизнь больше всего на свете, тогда… сорок лет назад, разве она поверила бы? Глупая девчонка…

Спроси Ириена кто-нибудь, как он узнал Истинное Имя погребенной здесь девушки, он не смог бы ответить. Как он узнал? Оно проросло молодой травой и нежными цветами, его шептал ветер, оно сочилось сквозь пальцы теплыми комочками земли. Он не просто умел ВИДЕТЬ, он ЗНАЛ. Таким уж редким даром наделил его Создатель, приговаривая заранее к очень странной судьбе, судьбе Познавателя. В старину, в век Пестрых богов говорили, что над Познавателями не властен даже злой бог судеб Файлак. Так это или не так, Ириен не знал, потому что сравнивать ему было не с чем.

Догонять Илаке эльф не стал. Он неторопливо собрал то, за чем пришел: подходящего размера камни, – а заодно и пахучие листики дикого лука в похлебку, запах которой уже достиг его носа. Кто-то решил его приятно удивить, потому что пахло замечательно. Видимо, Грин все-таки подстрелил тетерева.

– А ваша-то королевна примчалась ровно кипятком ошпаренная, – доложил Ириену сразу по возвращении младший из сыновей ковровщика, общительный и веселый парнишка одних с Илаке лет. – Во, сидит, надулась, точно мышь на крупу. Может, спужалась чего?

– Ее спужаешь, как же, держи карман шире, – буркнул в ответ Грин, кривясь в крайне неодобрительной гримасе. – Не девка, а чисто чума. Даром что ученая, как сто мытарей, а толку чуть. Зачем вы только связались с энтой язвой, господин Альс?

– Тебя забыл спросить, – отрезал эльф. – Илаке не наша печаль, а до Ритагона только и терпеть.

– Уж силов нету, – вздохнул парень и переключился на ковровщикова сына, найдя в нем заинтересованного и благодарного слушателя.

Обсуждаемая ими особа восседала по другую сторону костра с видом оскорбленной в лучших чувствах королевы, то и дело бросая на эльфа дерзкие взгляды. И, судя по надутым губкам и вздернутому до небес носу, Ириен ожидал категорического отказа от ужина. Впрочем, от одной ночи с пустым желудком еще никто не умирал. Добродушная маркитантка до краев наполнила миску Илаке чудесной похлебкой из жирной птички, но та так и осталась нетронутой. Остальные же уминали угощение за обе щеки, не исключая и самого Ириена, и, к разочарованию упрямицы, никакого внимания на ее выходку не обратили. За исключением фокусника.

– Ты чего, красавица? – удивился тот. – Вкуснятина. Ешь давай!

– Я не голодна, – ответствовала гордая девица, ожидая дальнейших расспросов и последующего за разъяснением сочувствия.

Но фокусник лишь пожал плечами и вернулся к своей тарелке. Зато их разговор привлек внимание Грина.