И опять Пожарский. Тетралогия (СИ) - Шопперт Андрей Готлибович

Князь Пожарский как‑то на одной из своих лекций сказал следующее. Все люди делятся на три категории. Если сказать первой, что 2 плюс 2 это четыре, то она поверит, и всегда будет считать, что это так и есть. Вторая группа полезет проверять, но будет делать это бессистемно, методом проб и ошибок. А вот третья сначала выработает план этой проверки и только потом начнёт действовать. Вы все сейчас в лучшем случае относитесь ко второй группе, а я хочу, чтобы вы как можно быстрее перешли в третью.

Вот сейчас Рубенс смотрел на переселенцев из вшивой Европы и очень хорошо понимал, что все эти хорошие и даже очень хорошие художники пока только в первой группе. Сколько лет нужно, чтобы они перестали верить и начали думать. А ведь потом ещё нужно научить их не просто думать, а думать целенаправленно. Пропасть.

Перед этим совещанием Рубенс выдал всем пятнадцати переселенцам по железному листу, покрытому чёрной эмалью, как подносы, и предложил им нарисовать на них распятого Христа. Причём нельзя было рисовать никакого фона или другие предметы. Только крест и только распятый на нём Иисус. Вчера Рубенс осмотрел все работы. Что можно сказать? Пуссен, Доменикино и Питер Брейгель были очень хорошими живописцами. Но больше всего понравился Иисус работа молодого Рембрандта. Все остальные поступили стандартно, внимание зрителя приковывало лицо Христа, а вот ван Рейн поступил по‑другому. Лицо сына божьего было, как бы в тени, а взгляд притягивал живот Христа, сведённый судорогой боли, по которому стекали капли кровавого пота. Это был необычно, и это заставляло раз за разом возвращаться к этой работе.

Вот ещё и этим Вершилово отличалось от всего остального мира. Как обучаются художники в Европе? Ездят по миру и изучают работы предыдущих поколений, в основном великих итальянцев. А здесь просто зашёл в соседнюю мастерскую и учись. И ездить никуда не надо, все стены академии изнутри завешаны картинами великих художников. Князь Пожарский скупил в Европе огромное количество картин и не спрятал в своём дворце, а повесил на всеобщее обозрение. Смотрите, учитесь.

А ещё Питер был благодарен себе, вернее себя пять лет назад. Он тогда решился и переехал в Вершилово. Даже не хотелось и думать о том, что ведь мог и не решиться.

Событие сорок седьмое

Пётр Дмитриевич Пожарский бережно листал новые книги. Книг было три. Самая дорогая, не по цене, конечно, по будущему влиянию на всю историю России была "Алгебра и начала анализа" за шестой класс. В учебнике была теория и задачи по интегральному и дифференциальному исчислению. Декарт, Кавальери, Акиллини и Эригон смогли. Теперь уже и остальные математики это исчисление освоили, но сперва пришлось помучиться. Пётр, прочитав когда‑то в интернете про Лейбница, братьев Бернулли и прочих апологетов "Анализа" отлично понимал, что теперь Россия обогнала Европу на столетие. А так как лучших он уже из той Европы вывез и продолжает вывозить, то может и навсегда отстала Европа‑то.

Недавно вон прибыли из Франции сразу два математика с интересными фамилиями. Молодого бакалавра юриста звали Пьер Ферма. Вместе с сыном приехал и его отец ‑ второй городским консул Тулузы, богатый купец‑кожевенник Доминик Ферма. Прибыл со всем семейством, женой, двумя сыновьями и двумя дочерями. Пусть живут. Будем считать это "набором", так продавали в конце восьмидесятых годов двадцатого века дефициты разные. Уж Пьер Ферма точно был дефицитом.

Второй носитель известной фамилии был Этьен Паскаль. Этот товарищ работал председателем налогового управления в небольшом городке Клермон‑Ферран в провинции Овернь. Его жена Антуанетта Бегон была дочерью сенешаля Оверни. Самого будущего великого математика и изобретателя тачки и общественного транспорта Антуанетта родила в роддоме Вершилова 19 июня 1623 года. Этьен и сам был математиком самоучкой и даже открыл и исследовал неизвестную ранее алгебраическую кривую, с тех пор получившую название "улитка Паскаля". Великий Блез Паскаль пока только агукал. Ничего. Вырастет. И изобретёт метро.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Вторая книжка была ожидаема ‑ "Деревянные солдаты Урфина Джуса". Тандем из Дружины Юрьевича Осорьина ‑ автора "Жития Улиании Осорьиной", и инока Парфёна Ожогова написал свою уже третью книгу. Когда Пётр в последний, седьмой раз, исправил их старинный стиль и привёл к нормальному литературному языку, книга получилась вполне читаемой и уж точно интересной. Пётр рассказал им содержание следующей книги Волкова "Семь подземных королей". Помнил он её уже не очень и кое‑что додумал сам.

Третья книга была тоже ожидаема, но не так быстро. Томмазо Кампанелла написал свою "Дорогу в город Солнца", можно сказать автобиографию. Пётр прочитал перевод, что составил вместе с Захарией Копыстенским инок Прокопий, ученик Захария, и срочно передал в печать. Причём сразу на двух языках и на латыни и на русском. Эта книга и у нас и в Европе будет подобна бомбе, так красочно расписал узник Ватикана все мучения, что испробовала на философе инквизиция.

Сам Захария со своей книгой бился ещё. Не просто писалась "История государства Российского". Монаху явно не хватало материала. Он послал письма в Москву и Киев с просьбой прислать некоторые книги, но пока ни книг, ни ответа не получил. Сейчас он со вторым своим учеником иноком Фомой переводит с древнегреческого на русский Илиаду Гомера. Вернее помогает переводить профессору Арнольду Швайцеру. Герр профессор, после того как была напечатана его книга "Легенды древнего мира", получил от царя дворянство и небольшую деревеньку в Балахнинском уезде. И с удвоенной силой взялся за перевод Гомера. Князь Пожарский посмотрел их совместный труд и понял, что так изуродовать великое произведение он не даст. Поэтому он вызвал артиста цирка Миньшу Трифонова и три дня обучал того ямбу. Конечно, генерал Афанасьев, как писал тот же Пушкин, ямб от хорея отличить бы не смог, а про анапест и дактиль с амфибрахием просто слышал в школе на уроке литературы, да и то больше восьмидесяти лет назад. Но с тех же уроков засело в памяти, что строчки:

"Мороз и солнце; день чудесный!

Ещё ты дремлешь, друг прелестный ‑

Пора, красавица, проснись;

Открой сомкнуты негой взоры..."

написаны ямбом. Вот ориентируясь на эти стихи, они и пытались сделать Илиаду стихотворной и рифмованной. Миньша был просто гений. За год в Вершилово он отъелся и перестал походить на белобрысый скелет.  Жуковский, переведя Илиаду и Одиссею на русский не смог её зарифмовать, а вот у скомороха с трудом и медленно, но получалось.

Работая с парнем, Пётр вспомнил и про "Слово о полку Игореве". В конце двадцатого века был скандал с этим словом. Кто‑то из историков докопался, что Мусин‑Пушкин его украл в Кирилло‑Белозерском монастыре Вологодской области. Пётр как вспомнил это, так сразу написал патриарху Филарету письмо, чтобы он дал команду этот шедевр найти и в Вершилово со всем возможным бережением переправить, бо хочет он издать труд сей.

Сейчас в наборе у Питера Шваба ещё две книги, во‑первых это сам "Город Солнца" в переводе того же Копыстенского, а во‑вторых, из Англии привезли рукопись англо‑русского словаря лекаря Марка Рибли. Тот был уже совсем плох, но дети уговорили престарелого царёва лекаря продать рукопись за сто рулей.

Надо сказать, что служители двух противоборствующих конфессий христианства Томмазо Кампанелла и Захария Копыстенский стали закадычными друзьями. Они, бывало, спорили и даже ругались, но потом вновь мирились, Томмазо даже переехал в терем, который Пожарский выделил киевлянам.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

‑  Всё равно мы целыми днями вместе работаем над рукописями, ‑ объяснил свою просьбу философ.

Да, пожалуйста. Лишь бы работа не страдала. Да и быстрее так итальянец русский выучит. Захария плюётся, конечно, эту муть, переводя, и всё пристаёт к Петру, зачем он хочет это издать, ведь это же бред. Какие ещё общие жёны и скрещивание толстых с тонкими?