Рифтеры - Питер Уоттс

Дюжина пистолетов щелкает, обстреливая опасную находку.

– А мы ее здесь оставим или нет?

– А если она с ловушкой?

– А если взорвется?

– Меньше корпов – меньше головной боли, – жуж­жит Гомес с расстояния, которое счел безопасным. – Я за них шкуру рвать не стану.

Лабин не мучится с догадками и заглядывает под уступ.

Ын шарахается от него.

– Эй, стоит ли...

Лабин хватает и срывает устройство. Никаких взры­вов. Обернувшись, он оглядывает собравшихся рифтеров.

– Когда найдете остальные, не прикасайтесь к ним. Я сам сниму.

– Чего париться? – тихо жужжит Гомес.

Это риторическое ворчание, в нем нет серьезного вы­зова, и все же Лабин отвечает.

– Расположена неудачно, – говорит он. – Место вы­брано из соображений маскировки, а не эффективности. Мы могли бы лучше.

Со всех сторон вспыхивают яркие импульсы. А у Кларк слова Лабина словно прорвали дырочку в гидрокостюме, и ледяная вода Атлантики ползет по спине.

«Ты что творишь, Кен. Какого хрена?»

Она уверяет себя, что он просто подыгрывает, дает им стимул для работы. Лабин теперь смотрит на нее, чуть за­метно склоняет голову, словно отвечая на невысказанный вопрос. И Кларк с запозданием понимает, что сделала: попыталась заглянуть к нему в голову. Прощупать его тонкой настройкой.

Конечно, это тщетная попытка. И даже опасная. Ла­бин мало того, что обучен блокировать вторжения чу­жого разума: он натренирован до рефлекса, перестроен, снабжен подсознательной защитой, которую нельзя снять усилием воли. Никому не удавалось пробраться в голову Лабина, кроме Карла Актона, а то, что увидел там Карл, он унес с собой в могилу.

Сейчас Лабин наблюдает за ней, непроницаемый для ее бессознательного прощупывания и внутри, и снаружи.

Она вспоминает про Актона и останавливает себя.

СТРИПТИЗ

Конечный итог – девять мин и ни одного подозрева­емого. Оба результата еще могут измениться.

Сама по себе «Атлантида» – упражнение в масштаб­ной инвариантности, система дополнений к модификаци­ям усовершенствований, надстроенных поверх основного массива, распростершегося на несколько гектаров. Нечего и думать, что заглянули во все уголки. Опять же, много ли шансов, что заговорщики – ограниченные временем, наблюдением и, будем надеяться, малой численностью – имели больше возможностей для закладки мин, чем по­исковая партия – для их обнаружения? Ни одна сторона не всесильна. Этого, пожалуй, достаточно для равновесия.

Что до поиска заговорщиков, Кларк пока проверила три дюжины. Она запустила пальцы в вязкую темноту голов и ничего не нашарила. Даже у Гомеса и Йегера. Даже у Кри­зи! Плясать на могиле, конечно, готовы все. Но не копать.

Хотя с Грейс Нолан она в последнее время не сталки­валась. Нолан сейчас – Большая Красная Кнопка. Она держится на заднем плане: в свете последних событий предполагаемое предательство корпов выглядит не столь уж ассиметричным ответом. Но учитывая, как идут дела, Нолан ничего не теряет, разыгрывая свою партию. Уже сейчас более чем достаточно народа сочувствует Чокнуто­му Подрывнику, и если им окажется Нолан, разоблачение скорее повысит ее статус, чем повредит ему.

Поводок натянут до отказа. Если он лопнет, в венти­лятор полетит сразу десять сортов дерьма.

И это еще при милосердном допущении, что виновни­ков можно отыскать. Чего ты ищешь в темных подвалах стольких умов? Там даже невинных гложет вина, и даже виновные упиваются своей праведностью. Каждый разум подсвечен черным сиянием психического насилия – где следы старых ран, где недавнее преступление? Иногда удается вычислить, если хватает духу совать голову в чу­жую смоляную яму, но контекст определяет все. Надежда на удачу – лотерея. Чтобы сделать все правильно, нужно время, и приходится сильно пачкаться.

Если этого не делать, будущее останется в руках Грейс Нолан.

«Нет времени. Я не могу быть сразу везде. И Кен тоже».

Конечно, есть альтернатива. Лабин предложил ее сразу после окончания поисков. И был так любезен, что сделал вид, будто у нее есть выбор. Как будто, откажись она, он бы не сделал этого сам.

Кларк знает, почему он предоставляет выбор ей. Тот, кто поделится этим секретом, повысит свой вес среди местных. Лабину кредит доверия не нужен – ни один риф‑ тер не сошел с ума настолько, чтобы ему противоречить.

Она еще помнит время, не такое уж давнее, когда могла сказать то же самое о себе.

Лени вздыхает и выходит на связь с теми, кого это ка­сается. И понимает, что следующий шаг может ее убить. Попутно задумываясь – далеко не в первый раз, – так ли это плохо.

Слушателей у нее меньше дюжины. Места много: пу­зырь лазарета – даже та одна сфера, которую не занял Бхандери, – больше других. Собрались даже не все, кого Кларк с Лабином, обменявшись впечатлениями, сочли до­стойными доверия. Она решила начинать с малого – так немножко проще. Круги на воде скоро захватят и других.

– Я не стану показывать дважды, – говорит Кларк, – так что прошу внимания.

Обнажившись до пояса, она снова вскрывает себя.

– Не меняйте ничего, кроме нейроингибиторов. Воз­можно, это нарушит баланс еще каких‑то веществ, но, по‑видимому, эффект постепенно размывается. После перестройки просто ненадолго выйдите наружу, чтобы все устоялось.

– На сколько времени? – спрашивает Александр.

Кларк сама не знает.

– Часов на шесть, наверное. После этого вы готовы. Кен распределит вас по разным пузырям.

Аудитория ропщет – перспектива долгого заключения никого не радует.

– И как же настраивать ингибиторы?

Сломанный нос Мак прикрыт тонкими проводками

с бусинами – микроэлектрическая сеть ускоряет восста­новление. Выглядит это смешно – как севшая от стирки траурная вуаль.

Кларк невольно улыбается.

– Понижать.

– Шутишь!

– И не думаю.

– А как же Андре?

Андре умер три года назад: жизнь вышла из него с подводными судорогами, едва не разорвавшими тело на куски. Седжер сочла причиной отказ нейроингибиторов. Человеческие нервы не приспособлены к глубине – дав­ление делает их чувствительными к малейшему воздей­ствию. Включается живой рубильник без прерывателя и без изоляции. После нескольких минут предсмертных спазмов тело расходует все нейротрансмиттеры и попро­сту останавливается.

Вот почему имплантаты рифтеров, как только давле­ние превышает определенный уровень, накачивают тело нейроингибиторами. Без них выход наружу на таких глу­бинах смертелен, как электрический стул.

– Я сказала «понижать», – подчеркивает Кларк, – а не «отключать». На пять процентов. Самое большое, на семь.