Шолохов. Незаконный - Захар Прилепин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Многовековые эти взаимоотношения воспроизводились на уровне почти рефлексивном.
28 июня 1959 года Шолохов пишет письмо Хрущёву, видно, как внутренне потешается этот казак, заманивая хохла: «В этом году Вы поедете отдыхать на юг и мы были бы безмерно рады, если бы Вы заехали к нам погостить столько, сколько сочтёте для себя возможным».
«К этому времени я окончательно доделаю вторую книгу “Поднятой целины”, а в декабре этого года стукнет 30 лет, как я задумал этот роман, и Ваше рукопожатие будет для меня лучшей наградой за сделанную работу…»
«…приезжайте в станицу Вёшенскую поздравить меня с окончанием большой работы и, пользуясь этим предлогом, выступите перед моими земляками-казаками и родными мне украинцами – не на Театральной площади г. Ростова, а на плацу ст. Вёшенской с Вашим, хрущёвским, словом…»
«Во время моей поездки по Европе в апреле-мае этого года я, с немалой неожиданностью для себя, узнал о том, что интерес в Европе и Америке ко второй книге “Поднятой целины” значительно более велик, чем к роману о войне “Они сражались за родину”. Я подписал договора на издание второй книги “Поднятой целины” и первого тома “Они сражались за родину” с издательствами всех стран Скандинавии, включая Финляндию, с крупным английским издательством “Путнэм” и коммунистическим издательством “Эдитори Риунити” в Риме, которому безвозмездно передал права на издание всех моих книг в Италии. Крупнейшее издательство Америки “Кнопф” и очень крупное издательство в Англии “Коллинз” уже ведут с итальянским издательством переговоры об издании в Англии и США “Поднятой целины” и “Они сражались за родину”, предлагая за право издания небывало высокий гонорар.
Поймите, как прозвучал бы Ваш приезд в Вёшенскую, подчеркнувший дружбу и единство партии и литературы…»
А далее и вовсе неожиданное: «Я прилетел в Ростов, чтобы направить Вам это письмо не почтой. Сижу и жду Вашего решения и ответа. Очень прошу не задержите ответ. Мне надо возвращаться и работать».
И напоследок: «Чем же я ещё могу обольстить Вас и склонить в пользу поездки в Вёшенскую? Охоты, Вы знаете, сейчас нет, но стерляжья уха – какой Вы не едали в жизни и какую не попробуете до тех пор, пока не побываете в Вёшенской, – будет обеспечена».
Хрущёв, конечно, согласился. Уха же.
* * *
В конце августа Хрущёвы – муж и жена – нагрянули к Шолоховым в гости.
Аэродром располагался на другой стороне Дона, и чтоб не переправлять главу государства на ветхом пароме, накануне приезда Хрущёвых через реку военные навели удобный понтонный мост. Пустили патруль по станице, опрашивая, нет ли у казаков при себе с прежних времён оружия. Сколько лет прошло, а Вёшенское восстание так и не забылось.
Охрана была поставлена на уровне почти комичном, станичникам верили на слово: «Точно нет оружия?» – «Как можно, солдатик?»
При этом закопано было в каждом третьем дворе.
Один из шолоховских соседей тут же поделился знанием со служивыми:
– У соседа драма домашняя вышла. Старуха посадила огурцы, а казак соляркой грядку аккуратно поливает. Бабка к нему с кулаками, а он: «Изыди вон, сатанистка… Тут пулемёт у меня зарыт с самой гражданской…»
Военные посмеялись. Вскапывать огород не стали.
Пережив неслыханные катастрофы и миллионы смертей, страна научилась жить беззаботно и доверчиво.
Прибывший Никита Сергеевич, как и заказывал Шолохов в письме, начал визит с выступления перед станичниками.
– Такая у вас жара… – пожаловался он, выйдя к микрофону. – А у меня, сами понимаете, на голове того… – и показал на свою лысину, с которой градом лился пот. Стоявший рядом, но без микрофона, Шолохов, явно начавший утро с шампанского, спокойно, как бы для себя, вполголоса заметил:
– Ничего, у плохого хозяина всегда хата раскрыта…
Хрущёвский микрофон был настроен так идеально, что шолоховскую реплику услышала вся площадь, не говоря о свите вождя. У свиты вытянулись лица, а площадь одобрительно загудела. Один Хрущёв ничего не услышал, но понял, что люди оценили простоту его обращения.
– Голова у меня того… – сказал Хрущёв, и Шолохов здесь согласно кивнул: да уж, не поспоришь. – Так что, дорогие станичники, позвольте я буду говорить в шляпе…
Шолохов пожевал ус и никак не откомментировал, хотя мог бы.
* * *
Как всё-таки бесхитростно жили советские вельможи!
Если заглянуть в ту комнатку, где Шолохов определил руководителя сильнейшей мировой державы, распространившей своё влияние на добрую половину планеты, – можно ахнуть: армейские, студенческие кроватки на пружинах, половички, нелепые оконца…
Хрущёвы явно находили всё это вполне нормальным: не в палатах каменных выросли и сами.
Преотлично пожили они тогда: с застольями и рыбалкой.
По дороге на охоту, – когда выехали с утра пораньше пострелять уток, приключился один, в духе Щукаря, случай. Держали путь на базковскую гору, свернули вправо, в сторону озера, и тут Хрущёв Шолохова просит: дай выйду в кукурузу, справлю малую нужду – столько с тобой выпили на ночь, с утра продолжили, нету сил терпеть.
И пошёл Хрущёв в кукурузу, один. Охрана осталась у машины.
Так совпало, что навстречу Шолохову с Хрущёвым ехал один казачий дедок: у кума на именинах засиделся и только с утра покатил в обратный путь. Проезжал мимо кукурузного поля и думает: наломаю-ка себе початков – колхоз не обеднеет. Пока ломал да закидывал в телегу – видит: череда машин идёт. Наверняка очень большое начальство.
Затаился, чтоб не заметили. Тут машины останавливаются, а из одной выходит сам Никита Сергеевич и, пуговички на ширинке расстёгивая потихоньку, торопится как раз в ту сторону, где затаился дедок.
Дед догадался: если он явится пред очами руководителя государства в тот миг, когда тот приступит к намеченному делу, – будет вовсе нехорошо. Поэтому он сам вышел Хрущёву навстречу и честь по чести доложил: так и так, нахожусь при исполнении: местный сторож, берегу народное достояние!
– Молодец! – говорит Хрущёв.
С другим, не менее колоритным вёшенцем Хрущёв столкнулся прямо в шолоховском дворе. Звали его Спиридон Никифорович. Он, чтоб попотчевать дорогого гостя ухой, наловил стерляди, затребовав в качестве вознаграждения бутылку горячительного и потом ещё одну. Следом начал переговоры с Михаилом Михайловичем, шолоховским сыном, о том, чтоб его лично подвели к Никите Сергеевичу, на что получил категорический отказ.
Тут, однако, Хрущёв с Шолоховым как раз вернулись с выезда. Спиридон Никифорович – в брезентовых разбитых чириках, хлопчатобумажных штанах, косовороточке и с налипшей к губе папироской, – не теряя времени, выкатился навстречу генсеку. Шолохов, положив Спиридону Никифоровичу руку на плечо, представил его:
– Вот, Никита Сергеевич,