Ватага. Император: Император. Освободитель. Сюзерен. Мятеж - Александр Дмитриевич Прозоров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Господине…
Божин поворотил коня, голову вскинул, увидев перед собой слугу верного, Авраама – парня молодого, но отнюдь не глупого, правда, не такого умного и много чего повидавшего, как рыжий Илмар из Ревеля, приказчик. Ну, так рыжий и постарше лет на семь-восемь…
– Ну, что Авраам, отыскался Илмар?
С сожалением пожав плечами, слуга помотал головой:
– Нет, господине, не сыскался. О том и докладаю.
Боярин хмыкнул в бороду:
– Докладает он… Нет, чтоб сыскать!
– Везде искали, батюшко! – обернувшись, Авраам истово перекрестился на Святую Софию. – Даже на Прусскую сбегали, и на Федоровский вымол…
– А на Федоровский-то зачем? – удивился Божин.
– Илмар сказал – там какие-то дела. С Федотом со Щитной…
– А! – вспомнив, боярин махнул рукой. – Ну да, ну да – с Федотом. Значит, не закончил еще… жаль. А я хотел его с собой на диспут взять, на Торговую.
– На что, господине, взять?
– Диспут. Ристалище такое, словесное, при народе, – с усмешкой пояснил Божин. – Ну, как в Древнем Риме на выборах в Сенат. Впрочем, ты про это, верно, не ведаешь.
– Отчего же не ведаю, господине? – тряхнув пшеничною челкой, неожиданно обиделся слуга. – Чай грамотен, книжки читаю. А вот Степанко – вряд ли!
– Что – не грамотен, что ли? – боярин удивленно качнул головой. – Что ж он тогда на вече-то суется? Одних ведь денег там мало, нужны мозги еще…
– Да не дурак Степанко, и грамотен, – осторожно перебил Авраам. – Только я так понимаю, книжки-то читать ему недосуг…
– Знаю, знаю… Он ведь из этих… из шильников, да.
– Из мастеров, господине. Ох, зря мы воинов с собою не взяли. Вдруг да шильники нападут?
– Не нападут, – запрокинув голову, боярин искренне рассмеялся. – Князь наш за такие дела живо головенку оттяпает!
– Так князь-то, господине, в отъезде – то всем ведомо.
– Экий ты осторожный, Авраам. Не князь, так княгиня в городе – а она на расправу еще больше скора.
Слуга согласился ос вздохом:
– Скора, конечно… да все одно – баба! А какой с бабы во власти толк? Ох, что-то боязно мне, господине, к шильникам этим ехать. Не за себя боюся – за тебя, Данила Онфимыч! А вдруг да торговые мужики, шильники эти, что худое удумают? Князя нет, а княгинюшка для них – баба.
– Типун тебе на язык! – всерьез рассердился боярин. – Ладно, в следующий раз человек с полдюжины прихватим, а посейчас… Не домой же возвращатися?! А?
– Да я, господине, и не говорю, что домой.
Поспешно поклонясь, Авраам покусал губу. Щуплый и худенький, востроглазый, парнишка чем-то походил на мокрого нахохлившегося воробышка – вот-вот встрепенется, взмахнет крылышками, взлетит.
– Ты что там? – снова поворотив коня к мосту, Божин проследил взгляд слуги, брошенный на реку. – Знакомого кого увидал?
– Увидал, господине… – задумчиво покивав, подросток вдруг ухватился за хозяйское стремя и, чуть прищурив глаза, попросил: – А можно, я этих парней… ну, там, в лодке, знакомых… попрошу, чтоб, ежели что…
– Что – «ежели что»?! – вконец рассердился боярин. – Не надоело тебе, Авраамий, труса праздновать? Вот перетяну тебя плетью – вдругорядь будешь знать!
– Можешь, батюшко, и перетянуть, – юноша упрямо набычился. – Одначе, пока рыжего Илмара нет… и вообще никого нет… так выходит – я за жизнь твою отвечаю!
– Ох ты! Гляди, какой защитник нашелся!
– Так, ежели с тобой, господине, что… так меня же первого… Хоть в бега потом подавайся аль в петлю лезь.
Голос юного слуги задрожал, на серые глаза навернулись слезы…
– Черт с тобой, – подумав, махнул рукою боярин. – Лодка так лодка, делай, как знаешь, только быстрей.
– Так я побегу! – Авраам встрепенулся, воспрянул, тряхнул светлой челкой. – Это Федьки рыбника лодка, дружка моего. Я только скажу, чтоб он у моста подождал… на всякий случай… Я быстро, господине… ага…
Придержав коня, Божин вскинул голову, щурясь от вдруг выплеснувшегося из-за тучи солнышка – ясного, жаркого, летнего, такого, от одного света которого, казалось, тают, словно залежалый апрельский снег, все надуманные проблемы и беды.
Словно откликаясь на светлые солнечные лучи, на зов голубого чистого неба, на мосту вдруг невесть откуда взялся народ – хотя только что ни единой души не было! А тут вдруг и мастеровые какие-то набежали – и артельщики-плотники: доски тесаные на плечах, за поясами – топоры, и рыбачки, и всякая торговая мелочь – сбитенщики, пирожники, квасники:
– Купи кваску, боярин! Не пожалеешь – вкусен квасок-то!
– Сбитню, сбитню бери, господине!
– Да ну вас!
Божин отмахнулся, подогнал коня и, уже у самого Торга нос к носу столкнулся со своим оппонентом Степанкою! Тот ехал верхом, в окружении толпы простонародья – смердов, мастеровых и прочих «шильников», как в Новгороде называли всех, склонных к смуте, простолюдинов, вне зависимости от их занятий.
– А! – какой-то бледный ликом мужик, сутулый, с темным пылающим недюжинной ненавистью взором, неожиданно ухватил боярина за полы однорядки. – Вот он, Данилко Божин, кат! Хватай его, люди, хватай!
Тут и Степанко спешился, подскочил с кулаками, ему в помощь налетели и остальные – Божин и глазом не успел моргнуть, как его уже стащили с коня, поволокли куда-то. Кинжал вытащить не дали, бросили наземь да принялись пинать ногами, разбив в кровь лицо.
Боярин пытался сопротивляться – да уж куда там, против стольких-то здоровенных рыл!
– Эй, эй! На помощь!
Авраамка бросился было обратно к детинцу… да не смог добежать: тот самый, сутулый, с бледным лицом, проворно нагнав слугу,
