Warhammer 40000: Ересь Хоруса. Омнибус. Том I - Френч Джон

Калеб проводил их взглядом и снова уловил блеск бронзы, когда космодесантник прятал похожий на монету предмет в кармашек на поясе доспехов.

Он судорожно вздохнул и поклонился Войену.

— Благодарю вас, господин. Должен признаться, я не понимаю, почему командор испытывает ко мне такую ненависть.

Денщик продолжал свой путь, и апотекарий зашагал с ним рядом.

— Игнатий Грульгор ненавидит всех и вся, Калеб. Ты не должен воспринимать это как что-то личное.

— И все же то, что он говорит… совпадает с моими собственными мыслями.

— Вот как? Тогда ответь на мой вопрос. Неужели ты думаешь, что Натаниэль Гарро, командир великой Седьмой роты, считает твое присутствие оскорбительным? Разве этот благородный воин мог допустить подобные мысли?

Калеб покачал головой.

Войен положил свою огромную руку на плечо денщика.

— Ты никогда не сможешь стать одним из нас, от этого никуда не деться, но, несмотря ни на что, ты все же приносишь пользу Легиону.

— Но Грульгор был прав, — пробормотал Калеб. — Временами я действительно шпионю. Я хожу по всему кораблю, и меня почти никто не замечает, но я вижу и слышу. А потом рассказываю своему капитану о настроениях в Легионе.

Выражение лица апотекария осталось бесстрастным.

— Хороший командир всегда должен быть хорошо проинформирован. Это не имеет никакого отношения к заговорам и тайнам, о которых шла речь. Это просто доклады о разговорах и настроениях. Тебе ни о чем не стоит беспокоиться.

Они подошли к мастерской, где уже поджидали сервиторы-оружейники, и денщик передал им болтер капитана. Калеб ощущал, как внутри него нарастает напряжение, он просто должен был с кем-нибудь поговорить. Апотекарий, казалось, тоже это почувствовал и повел его в уединенное местечко неподалеку от обзорной площадки.

— Дело не только в этом. Я кое-что видел. — Калеб говорил очень тихо, чтобы не услышал никто другой. — Иногда в помещениях корабля, куда редко заглядывают прислужники, проходят тайные собрания, господин. Секретные встречи людей в надвинутых капюшонах, но, судя по росту, они могут быть только вашими боевыми братьями.

Войен все так же сохранял спокойствие:

— Ты говоришь о собраниях лож?

Калеб поразился откровенности, с которой апотекарий рассуждал с ним о подобных вещах. О тайных собраниях внутри Легионов Космодесантников не было широко известно во внешнем мире, и уж конечно, об этом не надлежало знать простому слуге вроде Калеба.

— Я слышал, что шептали люди. — Денщик сложил перед собой руки. Ладони уже вспотели. Внутренний голос убеждал его больше ничего не говорить, но он уже не мог остановиться. Калеб жаждал выпустить слова на волю, хотел от них освободиться. — Вот и сейчас я видел, как командир Грульгор передал брату Мокиру медальон. Я видел такой среди вещей сержанта Рафима, погибшего на Лунах Каринеи. — Калеб беспокойно облизнул губы. — Это бронзовый диск с рельефным изображением черепа и звезды нашего Легиона, господин.

— И как ты думаешь, что это такое?

— Значок, сэр? Значок принадлежности к этим секретным группировкам?

Космодесантник окинул его долгим пристальным взглядом.

— И ты считаешь, что эти собрания могут угрожать единству Гвардии Смерти, не так ли? Что в их основе лежит подстрекательство к мятежу?

— А как же иначе? — прошипел Калеб. — Секретность — враг истины. А Император и его воины стоят за правду! Если люди вынуждены прятаться в тени…

Он замолчал.

Войен позволил себе улыбнуться.

— Калеб, ты уважаешь капитана Гарро. Мы все преклоняемся перед могуществом нашего примарха. Неужели ты можешь допустить, что столь великие люди будут равнодушно терпеть, наблюдая, как неповиновение пускает корни в их Легионе?

Апотекарий снова положил руку на плечо денщика, и Калеб уловил в этом жесте мимолетное давление. Прикосновение керамитовой брони к его плоти вызвало страх.

— То, что ты видел издалека, и отрывочные слова, что донеслись до твоих ушей, не стоят внимания боевого капитана. Поверь, я говорю тебе правду.

— Но… — У Калеба внезапно пересохло в горле. — Но откуда вам это все известно?

Улыбка исчезла с лица Войена.

— Я не могу сказать.

Среди своих боевых братьев, еще не снявших доспехи, Гарро выглядел внушительно даже в обычной одежде. В отведенной Седьмой роте дальней секции оружейного зала — длинного железного помещения, он переходил от одного космодесантника к другому, то одобрительно улыбаясь, то сочувственно молча рядом с воинами, потерявшими в бою с йоргаллами близких друзей. Решив сделать мягкое замечание Дециусу, капитан подошел к молодому воину, занятому чисткой энергетического кулака при помощи лоскута толстой ткани.

— Тактические планы сражений в мире-бутылке не предусматривали рукопашного боя, Солун, — сказал он. — Тебе не напрасно дан болтер.

— Капитан, если это тебя успокоит, я уже выслушал лекцию на эту тему от брата Сендека. Он долго и подробно описывал все мои ошибки и нарушения правил вторжения.

— Понятно. — Гарро сел на скамью рядом с Дециусом. — И что ты ему ответил?

Молодой воин усмехнулся:

— Я сказал, что, невзирая на все нарушения, мы оба остались живы, а истинной мерой успеха является победа.

— Вот как?

— Конечно! — Дециус продолжал со всей тщательностью полировать энергетический кулак. — В войне, кроме всего прочего, имеет смысл только конечный результат. Если нет победы… — Он помолчал, подыскивая слова. — Значит, нет и смысла.

Сидящий неподалеку Андус Хакур поскреб щетинистый седой подбородок.

— Какой тактический постулат из уст щенка. Боюсь, у меня от удивления закружится голова.

Глаза Дециуса сверкнули от насмешки ветерана, но Гарро, негромко рассмеявшись, перехватил инициативу:

— Солун, ты должен простить Андуса. В его возрасте острый язык — это единственное оружие, которым он владеет с большим мастерством.

Хакур в притворном испуге схватился за грудь:

— Ой! Стрела прямо в сердце, да еще от моего капитана! Какое несчастье!

Гарро поддержал его улыбкой, но за напускной веселостью в глазах старого друга рассмотрел неподдельную боль. В мире-бутылке Хакур потерял нескольких воинов из своего отделения, и рана, нанесенная утратой, еще не затянулась.

— Мы все превосходно сражались сегодня, — произнес капитан слова, идущие от самого сердца. — Гвардия Смерти в очередной раз показала, что является отличным инструментом, утверждающим волю Императора на просторах Галактики.

Никто из космодесантников не ответил. Все внезапно замолчали и смотрели куда-то за спину Гарро. Едва он обернулся, чтобы узнать, в чем дело, воины Седьмой роты опустились на колени.

— Мой боевой капитан.

Гарро с тревогой понял, что даже не слышал, как подошел примарх. Как и в зале собраний перед операцией, Мортарион обнаружил свое присутствие только тогда, когда сам этого захотел.

Гарро низко поклонился Повелителю Смерти, мельком заметив рядом с примархом Тифона и сервитора, полускрытого складками накидки Первого капитана.

— Мой господин, — приветствовал он командора.

На лице Мортариона появилась невозмутимая улыбка, заметная даже на верхней части лица, не закрытой дыхательным воротом.

— Сестры Безмолвия покинули нас. Они высоко оценили помощь Седьмой роты.

Гарро осмелился немного поднять глаза. Примарх, как и сам капитан, сбросил бронзово-стальные доспехи и поверх более легкого комплекта надел обычный костюм. Но даже в этом простом одеянии не узнать его было невозможно. Высокая сухощавая фигура, словно свитая из стальных мускулов, и в простых ботинках превосходила ростом даже Первого капитана, не снявшего доспехи терминатора.

И конечно, при нем был его жнец. Тяжелое черное лезвие оружия за спиной осеняло голову примарха темной молнией.

— Натаниэль, поднимись, пожалуйста. Становится утомительно все время смотреть на своих людей сверху вниз.

Гарро выпрямился во весь рост и заглянул в янтарные глаза примарха, едва сдерживаясь, чтобы не отступить. Мортарион, в свою очередь, прожег его пристальным взглядом, и капитану на миг показалось, что длинные тонкие пальцы Мортариона вынули его сердце и теперь взвешивают и оценивают.