Король цирка - Дьюла Круди

Глава одиннадцатая, в которой мастер сожалеет о созданном им произведении

Ночи в горах становились все более холодными и туманными. Когда костер, поддерживаемый совместными усилиями, угасал, артисты, лязгая зубами от холода, постепенно, один за другим, перебирались в кибитку и, проснувшись утром, обнаруживали, что лежат вповалку на полу своей передвижной обители. Там было ненамного теплее, чем под открытым небом, но по крайней мере дощатые стенки этого домика на колесах спасали от пронизывающего ветра.

— Что за дикие места? — вздохнул господин Барберри, озираясь по сторонам. — Похоже, в этой Македонии нет никаких деревень…

— Как не быть? — отозвался бывший матрос. — Однако я не уверен, что мы находимся в Македонии. Может быть, это уже Албания. Вообще эти земли разделяет только горный хребет, и отличаются они друг от друга всего лишь тем, что Албания более дикая и малоисследованная. Один капитан, под началом которого я служил, в свободное время обучал меня географии. Так он говорил, что Албания — это «черная дыра» Европы. И на некоторых картах она и вовсе не обозначена, как будто ее и на свете нет. Только турецкие паши, которые там хозяйничают, этого не знают.

Прошло еще несколько дней, прежде чем наши путники наконец увидели что-то похожее на деревню. В горном ущелье среди лиственных деревьев беспорядочно лепились невзрачные приземистые хибары. Если бы не дымок, стлавшийся над трубами, трудно было бы поверить, что в этой глуши кто-то живет.

Перед тем как спуститься в ущелье, предстояло одолеть еще один крутой подъем. Вся труппа, кроме господина Барберри, изо всех сил толкала кибитки, помогая лошадям. А он шел впереди, понурив голову и вполголоса сокрушаясь о том, что позволил втянуть себя в эту авантюру.

Внезапно путь им преградили три здоровенных горца — типичные разбойники с револьверами в руках — и бесцеремонно схватили лошадей под уздцы. Их появление так напугало господина Барберри, что он обессиленно рухнул на придорожный камень и в отчаянии заголосил:

— Эй, матрос, первый шталмейстер, иди сюда!

Горцы, услышав непонятную речь, наставили на него дула револьверов. Директор цирка всхлипнул и закрыл лицо руками. Из-за кибитки появился Пал Чайко.

— Кто вы такие и куда направляетесь? — раздался громоподобный голос.

Бывший матрос, старательно подбирая слова, растолковал суровым детям гор, что перед ними передвижной цирк Барберри, прибывший сюда по просьбе воеводы Шпачова.

Мужчины переглянулись.

— Так вы, наверное, те самые комедианты, которые разыгрывали в Дураццо «Сцены македонской битвы»? — спросил один из них.

Пал Чайко торопливо кивнул. А второй горец проговорил:

— Мы слышали, как вы расстреляли предателей. Некоторые из наших друзей видели эту комедию и пересказали нам. Вы поступили по справедливости.

Когда бывший матрос объяснил директору цирка, о чем идет речь, тот воспрял духом, вскочил с места и, сняв шляпу, отвесил изысканный поклон. А Пал Чайко не преминул добавить, что это сам автор знаменитых «Сцен македонской битвы».

Третий из горцев, бросив испытующий взгляд из-под густых бровей на толстого коротышку, пробасил:

— Езжайте за нами! Старейшины нашего села как раз сейчас совещаются, чтобы вынести приговор трем предателям. А потом вы покажете нам, что умеете.

Село оказалось совсем недалеко. Наполовину деревянные, наполовину каменные лачуги лепились на горном склоне, словно ласточкины гнезда. Ни заборов, ни дворов не было и в помине. Цепные псы, скалясь, как голодные волки, рвались из своих будок. На их лай из хижин выскакивали вооруженные люди. Отчаянно галдя и жестикулируя, они спрашивали, что тут происходит, после чего апатично возвращались в свои лачуги.

— Ты знаешь, — прошептал бывший матрос на ухо Виктору, — мне кажется, мы попали в разбойничье село.

— Из чего ты это заключил? — спросил Виктор.

— Из того, что тут нигде не видно домашнего скота. А ведь чем-то же эти люди питаются, живут за счет чего-то. В Македонии и Албании полно таких сел. Если обнаруживается, что у сельского жителя нет домашнего скота, турецкие жандармы уже не сомневаются: это разбойник.

— Может, ты и прав, — пробормотал Виктор. — Во всяком случае, доверия они не вызывают. По виду — отъявленные головорезы. Как бы нам унести отсюда ноги?..

Тем временем за новоприбывшими увязалась целая стайка чумазых ребятишек, одетых в грязные лохмотья. Они бежали следом и пытались забраться в кибитки.

— Дети героев борьбы за независимость, — усмехнулся Миклош.

— Все эти герои борьбы за независимость — в основном разбойничьи атаманы, — пояснил Пал Чайко. — Они более храбрые и необузданные, чем остальные, а потому и герои. Их банды совершают набеги даже на греческие территории. Пока им хватает награбленного, они сидят у себя в горах и отсюда ведут самые настоящие войны с жандармами и правительственной армией. А если кого-нибудь из этих разбойников вешают, они тут же провозглашают, что он пал жертвой борьбы за независимость, хотя это всего лишь возмездие за его преступления.

Суровые горцы довели их до сельской площади, окруженной могучими ветвистыми дубами. Под деревьями стоял длинный дощатый стол, за которым сидели вооруженные седобородые люди. Обладатель самой длинной бороды восседал во главе стола.

— Подойдите к воеводе Приздену и попросите прощения за то, что вторглись на наши земли, — приказал один из сопровождающих.

Пал Чайко выступил вперед и произнес подобающие слова, выразив также свое почтение многоуважаемому воеводе. Тот внимательно выслушал его, махнул рукой сопровождающей артистов троице и закрыл глаза, словно погрузившись в сон.

Все трое рьяно взялись за дело. Сначала обыскали всех членов труппы, затем тщательно исследовали содержимое кибиток. После чего доложили, что ничего интересующего их не нашли.

— Вы что же, путешествуете без денег? — досадливо спросил воевода.

— Мы бедные странствующие комедианты, ваше благородие, — подобострастно отозвался бывший матрос.

— Ладно, — кивнул воевода. — Чуть позже мы к этому еще вернемся. А сейчас нам со старейшинами предстоит принять решение по очень важному вопросу.

Артистов заперли в кибитке, и совещание, прерванное их появлением, продолжилось. Дело действительно было очень серьезное. Пал Чайко, сгорая от любопытства, отыскал в дощатой стенке кибитки подходящую щель, через которую мог следить за всем происходящим.

Речь шла о том, что троих членов шайки заподозрили в предательстве. Поводом для этого послужило не очень удачное нападение на купцов, направлявшихся со своим товаром на ярмарку в Монастир. Кто-то предупредил их о готовящейся вылазке, и все они оказались вооружены. Да еще в самый решающий момент откуда ни возьмись появился отряд турецких солдат. Потеряв несколько человек убитыми, банда отступила в горы. В предательстве обвинили трех албанцев, которых и раньше подозревали в том, что они являются тайными агентами турецкого наместника