Случайный попутчик. - Иван Шишкин

И кормили Кадета на славу: двойными порциями. Особенно ему нравилась очень вкусная фасолевая каша. А от солдатского вина, кислого и не ароматного, он отказывался, предпочитая воду из маленькой быстрой и холодной речушки, текшей сразу за Воротами.

По ее берегам росли безягодные кусты и даже невысокие деревья, зацепившиеся за камни и тонкий слой нанесенного за века песка и земли. Вкус воды подсказывал, что река образована земными ключами и талой водой ледника. Может быть того огромного, который лежал на виду, в графстве Лэннда, на склонах величественного кряжа. Речушка вытекала из узкой расщелины в теле большого голого утеса, расщелины слишком узкой, чтобы Кадет мог в нее протиснуться и поисследовать, и быстро бежала вдоль южной стены кратера, а затем внезапно проваливалась в узкую трещину, словно бы ее и не было. Кадет ежедневно купался в этой речушке – ложился навзничь, и вода промывала густые курчавые волосы на голове, спине и груди. Привычка обустраиваться брала свое: "Здесь можно поставить плотинку, образуется пруд и водопой…" – сами по себе приходили ему в голову неосуществимые и никому не интересные планы. Он избавился от вони, присущей рабам. От насекомых, кусачих и щекочущих. От отрицательной энергии, энергии смерти, которой он набрался в караване рабов. Сейчас он вновь начинал ощущать свое тело не по частям, как было в недавнем рабстве, а как всегда раньше – целиком, замкнутой системой. А через несколько дней, когда его организм завершит свою потаенную восстановительную работу и даст ему об этом знать, он собирался осторожно попробовать погонять по всем каналам энергию жизни, которая сейчас накапливалась. Неспящая подсказывала, что из-за испытаний последнего времени ему надо пройти курс глубокой медитации. Но сначала требовались еще три-четыре дня покоя, а затем – сутки времени и место безопасного одиночества. Такое место он и искал.

Обычно после сдачи дежурства и завтрака, с утра подремав в тени кустов на берегу речушки, он приступал к обследованию ближайших скал и расщелин – Кьюррик не позволял ему удаляться от Пограничных Ворот. Привычного для петрографа молотка у него не было, камни приходилось отбивать или ковырять тяжелым трофейным кинжалом. Базальт, пласты древнего черного гранита, меловые вкрапления, следы известняка, белые, розовые, серые и зеленые крупинки полевого шпата – здесь миллионы лет назад плескалась лава, вытекшая из ближайшего взорвавшегося вулкана. Сами Пограничные Ворота, скалы – они стояли почти правильным полукругом на неравных расстояниях между собой – были восточной частью полуразрушенной стены древнего кратера. Сразу за ними лежало дно кратера – довольно неровное округлое плоскогорье, ограниченное острозубыми стенами, а в западной стене кратера был широкий пролом, Пролом, оттуда начиналась дорога в графство Лэннда и дальше, в столицу Стерры. Поднимаясь на вершины скал Пограничных Ворот, Кадет подолгу рассматривал в подзорную трубу гористые горизонты всех сторон света. И гадал – где, вероятнее всего, мог здесь сесть его "Робинзон" в автоматическом режиме? Этот режим возводил в абсолют скрытность, труднодоступность и полное безлюдье места посадки. Если хоть одно условие не могло быть соблюдено на твердой поверхности планеты, "Робинзон", выполнив три поисковых витка в разных плоскостях наклона орбиты, автоматически уходил на высокую орбиту, на расстояние двух тяговых импульсов от маршевых движителей, сейчас зависших где-то над Гиккеей. "Где-то" – это там, где "Робинзон" отстыковался от них и ринулся вниз. Конечно, координаты этого места намертво зафиксированы в навигационном компьютере "Робинзона", но не в памяти умиравшего Кадета – потому что, отдавая из скафандра в шлюзовом отсеке команду на отстыковку и аварийную посадку "Робинзона", он был практически беспамятен, полумертв. Да и в нынешнем его положении – без диска-амулета – пользы бы от этой информации не было никакой.

Он уже искал "Робинзон" на Зеленых и Срединных Землях Гиккеи, на это ушло почти два с половиной стандартных года, и много сил, но там диск-амулет не улавливал радиосигнал автоматического буя "Робинзона". Лишь однажды на Срединных Землях, на северном побережье, в самом конце последней зимы, взобравшись на самую высокую гору, во время сеанса связи на дисплее диска проскользнул единичный импульс, моргнул зеленый светодиод, заколотилось сердце и стало сухо во рту…но компьютер не смог определить азимут сигнала. Да и сигнал был неправильный, если это вообще был сигнал. Кадет понимал, что прохождению радиосигналов мешали огромный диаметр Гиккеи, гигантский объем ее океанов и морей, обилие на континентах близко лежащих от поверхности почвы руд и очень высокая плотность атмосферы. А может быть, это был искаженный отражением от верхних слоев атмосферы электрический разряд первых весенних гроз на Каменных Землях. Так он объяснял Монаху и себе отсутствие сигналов на следующих сеансах связи. Кстати, пора выйти на связь с Монахом и послать ему ментограмму. Короткую, что-то вроде "Я жив. Я здоров. Я свободен!", нет, еще короче: "Здоров и свободен", нет "Все хорошо!". Монах пока плохо освоил технику обмена метограммами, он из той замечательной категории людей, одаренных людей, которые умеют думать сразу о многих вещах, все вокруг себя замечать, но плохо сосредотачиваются и непоследовательны.

…– Не падай духом. Надо проверить Каменные Земли, – говорил Монах, чисто выбритый, дорого одетый, заглядывая в лицо Кадета.

– Конечно, – охотно соглашался Кадет. Он сделал глоток вина. – А потом – те континенты, которые вы еще не открыли… Будем первооткрывателями… Занесешь этот факт в свою Книгу.

Они сидели в мягких креслах возле пылающего камина после неторопливого замечательного обеда за вином, очень дорогим и очень вкусным и душистом розовом вином знаменитых местных виноградников, в самой дорогой комнате уютной портовой гостиницы в красивом и веселом городе-порту Анапль на восточном побережье Срединных Земель. Они, по местным меркам, были невообразимо богаты, и Кадет решал, что делать дальше. Эта гостиница и еще другая теперь принадлежали Монаху, но его совершенно не интересовала спокойная размеренная жизнь. Кадет в этом уютном городе-порту владел большой усадьбой с домом и садом, но и трех дней подряд не мог прожить в ней – начинал раздражаться. Их обоих тянуло в порт.

За оконным стеклом истекали – слезами? – последние сосульки. Чувствовалось приближение весны, голоса женщин и детей были звонкими, лавочники торопливо обновляли вывески, потрепанные зимними штормами, и в порту было уже много вымпелов торговых кораблей.

– Осядь здесь! Хватит с тебя приключений, Монах!… Хороший климат, веселая шумная жизнь, много новых людей и историй для твоей Книги… А я сбегаю туда, проверю, и вернусь. Летом намоем еще ящик песка на нашем прииске, захотим – еще намоем, там золота, подсказывает мне Неспящая, еще на шесть – семь таких, ты заведешь себе, наконец, постоянную женщину – трактирная певица явно положила на тебя глаз, я открою здесь самый большой на Гиккее магазин, назову его "Гипермаркет" – это значит, что в нем…