Игрушки дома Баллантайн - Анна Семироль

Эван бережно опускает Элизабет на пол. Улыбается щербатым ртом.

— Я нашел продукты и приготовил рагу, — сообщает он хозяйке квартиры и спрашивает у девушки: — Она сказала, что тебе срочно нужна помощь. Чем я могу быть полезен?

Элизабет разувается, проходит в спальню и присаживается на край кровати. Вытягивает ноги, шевелит пальцами. Эван устраивается напротив на табурете.

— Я расскажу тебе, что произошло. С самого начала. Ты внимательно выслушаешь и ответишь честно, станешь ли помогать мне.

Она говорит — долго и монотонно. Эван слушает, не перебивая. Фанни на кухоньке гремит посудой, негромко напевает. По квартире разливается аппетитный аромат рагу. За окном сидит на ветке ворона, поглядывает на людей в комнате круглым маленьким глазом. В доме хлопают двери, на улице затевают склоку соседки.

Наконец Элизабет умолкает. Эван скребет пятерней в затылке и задумчиво выдает:

— Ну-у… Я понимаю, времени у нас меньше чем немного?

— Да. Завтра.

— Бетси, отмычки я тебе дам, конечно. Порох к утру достану. Что нужно еще?

— Чемодан. Здоровенный. Лучше сундук. Машина. Умелый водитель.

— Теодор согласен, я с ним уже договорилась! — кричит Фанни из кухни.

— Мужская одежда. Он на голову и пол-ладони выше меня, худощавого телосложения, — продолжает Элизабет. — Топливные брикеты. Чем больше, тем лучше.

— Уголь, торф, смесь?

— На чем перерожденные дольше тянут?

— Понял. Что еще?

— Заточка. Патроны к револьверам.

Эван закатывает глаза.

— Бетси, деточка, тебя заносит. Тормози.

— Не в куклы играем, — мрачно отвечает девушка. — Последнее: убежище. На сутки-двое. Сюда нельзя, опасно.

Эван долго думает, почесывая подбородок. Фанни заглядывает в комнату:

— К столу, ребятки.

Здоровяк радостно хлопает себя по коленям, вскакивает.

— Еда — это хорошо! Пошли набивать пузо, юная налетчица. На сытый желудок лучше думается!

Эхо шагов мечется, бьется между высоких стен. Город молчит. Город затаился, зализывая раны. Город спрятался за спины гвардейцев империи, ощетинился ружьями. Взглядами редких прохожих город провожает невысокую девушку в сиреневом платье, идущую сквозь каменный лабиринт.

Шляпка с вуалью надежно скрывает ее глаза от любопытных взглядов. Никто не должен видеть, как ей страшно. Никто не должен знать, каких сил стоит прямая спина и ровный, уверенный шаг.

«Я не боюсь, — убеждает себя Элизабет Баллантайн. — Я все делаю правильно. Все получится».

С Брикс-авеню она сворачивает к Канви-парку. Так будет ближе. Пересечь парк, затем напрямую через Иллюжн-стрит до набережной Фармингтона, перейти Коппер-бридж и площадь перед зданием мэрии. Там три минуты ровным шагом до полицейского участка. Все получится.

Канви-парк, обычно шумный и полный отдыхающих горожан, встречает ее запустением. Элизабет идет мимо перевернутых скамеек, истоптанных цветников, пересекает ажурный мостик через канал. Грустно смотрит на лужайку близ озера. Раньше туда каждый день приходил художник в неизменном бежевом берете, немолодой такой мужчина с веселыми искрами в глазах, а на озере катались на лодках влюбленные парочки. Теперь лишь стайка уток жмется к берегу, раздраженно крякает, досадуя, что люди не бросают им хлеба.

«Выживут ли утки, если мы все исчезнем?» — рассеянно думает Элизабет, проходя мимо. Шуршит под ногами опавшая листва. Никто не убирает ее с дорожек.

На пустынной аллее девушку догоняет мужчина лет тридцати в кепке набекрень.

— Юная леди, прекрасный день! Вы не боитесь гулять одна в такое время?

— Нет, — отрезает Элизабет, не сбавляя шага.

— Красная Шапочка, тут могут водиться волки. — На лице мужчины появляется скользкая улыбочка. — Позвольте, я вас провожу, мисс?

— Нет.

— Мисс, ну что вы! Я не волк, я охотник. Меня не стоит бояться.

Он преграждает девушке дорогу, вынуждая остановиться. Элизабет равнодушно смотрит на него из-под вуали.

— Рассказывают, что Красная Шапочка щедро отблагодарила охотника, — ухмыляется мужчина. — Что у вас в корзинке, мисс?

Правый уголок ее рта ползет вверх. Девушка медленно присаживается на корточки, ставит корзину на землю. Смотрит на типа снизу вверх.

— Там волчья шкура, мистер.

Момент — и она резко выпрямляется. Мужчине между ног упирается маленький дамский револьвер.

— Вы ошиблись с ролями. Охотник здесь я, — спокойно объясняет Элизабет Баллантайн. — Выворачивай карманы, Красная Шапочка. Быстрее. Я тороплюсь.

Вместе они идут через весь парк. Мужчина ведет девушку под руку, вымученно улыбаясь. Ему в бок уютно уткнулось дуло револьвера. На Иллюжн-стрит Элизабет сдает попутчика первому же патрулю.

— Господа, примите, пожалуйста, подарок. Напал на честную девушку в безлюдном парке, хотел ограбить, — ангельским голоском щебечет она, испуганно глядя на солдат.

— У нее револьвер! — орет мужчина.

— Да, и что? Времена неспокойные, мародеры кругом. Хороший папа дочку без оружия на улицу не выпустит, — невинно хлопает глазами Элизабет, лезет в корзинку за револьвером. — Он не заряжен. Смотрите сами. Я даже не умею стрелять.

Солдаты гогочут, уводят незадачливого грабителя. Элизабет Баллантайн следует дальше, стараясь выровнять дыхание и унять бешено колотящееся сердце. Ей хочется есть. На Иллюжн-стрит закрыты все магазины, не работает ни одно кафе. Лишь ветер гонит по мостовой обрывки газет.

Удача улыбается ей в лице одинокого булочника с почти пустой корзиной. Элизабет забирает два оставшихся кренделя, продавец называет цену.

— Мистер, это грабеж! — возмущается девушка.

— Увы, мисс, — печально разводит руками булочник. — Сами видите, что сейчас творится. Моя семья пострадала, работаю я один, закупочная цена продуктов на складах выросла.

Элизабет вздыхает, расплачивается и торопится своей дорогой, уминая вкусную сдобу. Время, отстукивают каблучки, вре-мя…

На набережной неожиданно оживленно. Народ переговаривается, что-то обсуждает, лица у всех хмурые. Элизабет непроизвольно прислушивается к разговорам.

— Отвратительное зрелище. Не понимаю тех, кто брал с собой детей.

— Почитаем в утренних газетах! Жажду фотоснимков с близкого расстояния!

— Бесчеловечно… Лучше бы их вывезли на полигон и там…

— Молчи, женщина! Это было лучшее зрелище в моей жизни!

— Мерзавец! Чудовище! — Женщина в черном бархатном платье бьется в руках седого мужчины. — Ты отдал им Эмми! Ненави-и-ижу!!!

Взгляд цепляется за плачущую девочку на руках у сурового отца.

— Бабуля… Там бабуля! Давай вернемся, папочка!

Через Коппер-бридж медленно ползут танки и бульдозеры с громадными щитами вместо ковшей.

— Зачем это? — растерянно спрашивает Элизабет, остановив какого-то прохожего.

— Чтобы не разбегались, — равнодушно отвечают ей. — Хотя зря. Они сами шли. Как стадо овец. И стояли, не рыпаясь, пока их давили.

— Как сигнал пропал, так они и утихли, твари, — ухмыляется краснолицый толстяк со свежим шрамом через щеку.

Элизабет отшатывается прочь, ей не хватает воздуха. Осознание того, что произошло там, на площади, обрушивается на нее.

— Брендон… О господи, Брендон!!!

Гремит под каблуками сердце города. Подобрав юбку, Элизабет бежит через мост к зданию мэрии.

— Куда ты, красавица? — кричат ей. — Там все уже кончилось!

От грохота ползущих танков мутится рассудок. Кто-то хватает Элизабет за руки, она отбивается, уворачивается, расталкивает людей, несется дальше.

— Мисс, нельзя туда! Эй, мисс!

Только налетев грудью на скрещенные перед ней винтовки, Элизабет останавливается. Не устояв на ногах, оседает на землю. Смотрит вперед, не в силах отвести взгляда.

Площадь перед зданием мэрии завалена телами. Раздавленными, искореженными, изорванными тяжелыми танковыми гусеницами. Горы тел. Поблескивают металлические разломы. Смотрят в небо тысячи открытых мертвых глаз. Тишина. Лишь ветер играет прядями волос. Вздрагивает цветок шиповника, приколотый к рваному платью перерожденной, лежащей в нескольких шагах от Элизабет Баллантайн. Руки маленькие, детские. Вместо головы — месиво костных обломков и светлых волос.

Элизабет тихо воет, впившись зубами в кулак. Ее поднимают, отводят в сторону, за угол.

— Мисс, тише, тише. Хлебните-ка из фляги. — Пожилой гвардеец усаживает девушку у стены. — Я вас понимаю. Это страшно. Это несправедливо по отношению к тем, чьи родные сейчас лежат там. Но был приказ императора. Пейте. Во-от, умница. Куда вы шли? Давайте я вас провожу.

Проходит минута, другая, пятая. Элизабет медленно выдыхает. Глоток бренди немного приводит ее в чувство. Она вспоминает, куда и зачем идет. И понимает, что ее Брендон не может быть здесь, на площади. Девушка возвращает гвардейцу флягу, встает. Давит приступ тошноты, пытается улыбнуться.