Красное смещение - Евгений Гуляковский

- Но они распределены неравномерно... Это как землетрясения, они обрушиваются чаще всего на те районы, где происходит рождение гор.

Возможно, процесс становления великих цивилизаций, способных сыграть особую роль в духовном возрождении целых народов, тоже сопровождается катаклизмами? Столкновение двух противоположных начал всегда порождает бурю...

9

Сторожевое било трижды ухнуло у ворот Китежа, возвещая о важном госте.

Румет Алендровский, полномочный посланец магистра Манфрейма, прибыл за ежегодной данью, полагавшейся его господину по старинному договору, подписанному еще Ливатой Смелым.

Герольды протрубили торжественный туш и выдвинулись в переднюю часть кортежа, неся на своих пиках бело-алые штандарты с крестом, розой и скрещенными под ними рапирами - магистровским знаком ордена.

Копыта лошадей застучали по настилу опустившегося моста, и кавалькада постепенно втянулась в город. Из-за тесноты улиц кортеж растянулся от крепостных ворот до княжеского терема, где произошла новая непредвиденная остановка, поскольку мажордом, назначенный специально для предстоящей церемонии, никак не мог решить, кого из прибывших он должен пускать в княжеский двор.

Длинная змея черных наездников застыла вдоль всей главной улицы Китежа. Они стояли совершенно неподвижно и напоминали высеченные из базальта скульптуры, но не муштрой и специальными тренировками достигалась эта идеальная неподвижность манфреймовских всадников. Мертвые лица кавалеристов и окостенелые позы застывших лошадей не могли принадлежать обычным людям, и в собравшейся посмотреть на мрачную церемонию толпе поднялся ропот неодобрения. Все чаще и чаще передавалось из уст в уста короткое страшное слово - "нежить".

Но вот из середины кортежа пробились вперед несколько всадников, и Румет в окружении своих личных телохранителей наконец въехал на княжеский двор.

Было 13-е Сретенья, по всем приметам самый несчастливый день уходящего лета.

Солнце взошло между двух серповидных туч, черная наседка бросила собственное гнездо, и всю ночь накануне во дворе выла собака, словно оплакивала будущего покойника.

Бронислава сидела у окна своей светлицы и смотрела во двор отсутствующим взглядом.

Слуги грузили лошадей вьючными тюками, набитыми ее приданым. Солдаты точили и смазывали салом острия пик. Мамки и бабки то и дело заглядывали к ней в светлицу с разными глупыми вопросами, и Бронислава что-то им отвечала.

Ровно сорок дней назад из этого самого окна она впервые увидела Глеба. Наверно, он околдовал ее в ту ночь... Что с ней происходит? Почему ее жизнь превратилась в непрекращающийся дурной сон? Может, с ним что-то случилось? Может, его и в живых-то нет, столько дней прошло с тех пор, как он обещал вернуться...

Нет. Это она бы почувствовала сразу. Он жив и, скорее всего, просто забыл ее...

В злое время появился Румет со своим договором, словно рассчитал все заранее... Наверно, он опоил отца каким-то зельем - Владислава словно подменили с тех пор, как этот страшный человек оказался в их доме. Иначе он нашел бы способ защитить собственную дочь от неминучей беды.

Даже издали посланец ее будущего господина вызывал у Брониславы непреодолимое отвращение, словно скользкой лягушкой проводили по телу, но еще ужаснее было затаенное, глубинное зло, скрытое в этом человеке и видимое лишь ей одной...

Но Румет - это лишь малая частица бед, ожидавших ее за воротами Китежа. Ибо не может быть для девушки ничего страшнее, чем попасть в манфреймовский замок. Ее увезут с почетом, как знатную невесту могущественного господина... Но сколько их уже было, этих несчастных девушек, чья судьба оборвалась в страшной неизвестности за долгие два столетия, пока действовал Ливатский договор, и сколько еще невест потребует это ненасытное чудовище?

Что происходило с несчастными пленницами, попавшими в Черный замок, не знал никто.

Румет приехал на двадцать дней раньше назначенного срока, даже не соизволив предупредить о своих изменившихся планах.

Ей чудом удалось оттянуть отъезд, сославшись на болезнь. Она надеялась, что за эти несколько дней, вырванных у страшного гостя, ее послание дойдет до Глеба. Но грамотку словно в омут затянуло. Шагара не вернулся и не отвечал ни на какие ее призывы. Больше ей неоткуда было ждать помощи. Оставалось последнее средство...

Бронислава встала и медленно подошла к шкатулке, где хранился варяжский стилет с узким и длинным лезвием. Хватит ли у нее сил? Словно проверяя себя, она приставила кончик лезвия к груди и слегка нажала.

Острая сталь сразу же прорезала тонкую ткань, появилась капелька крови.

Нет, не здесь. Не в родном доме. Бронислава не хотела, чтобы ее страшный грех мучил отца до конца дней. Он никогда об этом не узнает.

Она спрятала лезвие под одеждой, прикрепив ножны к нижней холщовой рубахе. Грубая ткань, сотканная ее собственными руками, надежно скрыла нож.

Звякнул колокольчик, призывая ее в нижние палаты, где начиналась церемония вручения свадебных даров.

Первым в зал официальных посольских приемов вошел Румет. Он был в черном, отороченном серебром плаще, под которым угадывалась кольчуга. Меч и шлем несли за ним два оруженосца. В руках Румет держал небольшую сафьяновую шкатулку. Герольды, выполнив свою часть ритуала, отошли в стороны, и Бронислава впервые увидела лицо посланца своей страшной судьбы.

Застывшие, словно вытесанные топором черты, покрытые ожогами и шрамами скулы, глаза, точно два черных, бездонных провала - нечеловеческие глаза... Княжна почувствовала, как мороз пробежал по ее коже, когда их взгляды встретились. Румет сделал шаг вперед и проговорил, склонив голову в приветственном коротком полупоклоне:

- В знак своего особого расположения и доверия - тебе, единственной из всех избранных, мой господин посылает в дар эту величайшую драгоценность. Сделав шаг вперед, Румет протянул ей шкатулку.

На алой сафьяновой подушке лежал флакон, внутри которого плескалось жидкое холодное пламя. Ужас ледяной рукой сжал сердце Брониславы - из всех присутствующих в зале только она и Румет знали подлинное значение этого страшного и действительно бесценного дара.

Глеб проснулся перед самым рассветом. В комнате стояла такая тишина, что слышно было, как далеко за стенами дома, на садовых клумбах, звенит ночной сверчок.

Тем не менее он был уверен, что его разбудил какой-то посторонний звук, и продолжал прислушиваться, стараясь сохранить ровное глубокое дыхание, какое бывает у спящего.

В конце концов его усилия были вознаграждены, и он услышал шаги, легкие, словно на цыпочках крался ребенок. Ночник почему-то не горел. В комнате было совершенно темно. Мгновенно вскочив, Глеб прыгнул к двери с кошачьей ловкостью.