Журнал «Вокруг Света» №12 за 1983 год - Вокруг Света

— Еще чего! Сотню тысяч долларов? Именно такое решение вынесет по данному иску суд присяжных. Ты бы заслушал моего папашу, когда он высказывается на эту тему.

— Слушай, Денни, поговори в полиции, скажи, что ты сожалеешь о своем бегстве, что все произошло чисто случайно. Тебе всячески пойдут навстречу. В худшем случае на какое-то время лишат водительских прав, вот и все. Но если ты не явишься с повинной, твое правонарушение превратится в тяжкое преступление. Предположим даже, что твоему отцу придется тряхнуть мошной. Речь ведь идет о том, что поважнее денег. Речь идет о твоей совести.

Денни побагровел от бешенства.

— Ты что, в проповедники записался? Преподобный отец, не пекись о недостойном грешнике, пекись лучше о себе. Попробуй настучи на меня — от тебя только мокрое место останется. По-твоему, мой Великий Папаша станет по-прежнему выплачивать жалованье твоему ничтожному папашке? По-твоему, твой папашка подыщет другую работу в нашем городе? Или в любом другом городе — без характеристики-то! По-твоему, он одобрит, что ты за мной шпионил? Да ты бы у него спросил.

Тим понял, что обвиняет не только Денни, но и самого Джорджа Флэгга. Дело серьезное. Здесь многое поставлено на карту.

Молчание затянулось, и Денни почувствовал, что одерживает победу в этом поединке. Встав, он с высоты своего немалого роста посмотрел на Тима не без сочувствия:

— Не будь же ребенком, старина! Не позволяй морочить себе голову всяческими бреднями насчет гражданского долга. Каждому в нашей грешной стране своя рубашка ближе к телу. — Он пожал плечами. — По-видимому, тут и конец прекрасной дружбе. О"кэй. Значит, я выхожу из состава редколлегии. С сегодняшнего числа.

С этими словами Денни вышел из помещения редакции.

Сердце Тима колотилось, будто после километрового пробега. Он спрашивал себя: «И ты допустишь, чтоб ему все сошло с рук?»

Смолчать — себя предать.

Высказаться — родных погубить и опять-таки лишить себя будущего.

Тим долго сидел в редакции, вглядываясь в буйные краски заката, зная, что, какое решение ни примет, никогда уж не в состоянии будет без боли созерцать два цвета — зеленый и красный. По щеке Тима скатилась одинокая слеза, и юноша стыдливо смахнул ее рукавом.

А. Карр, американский писатель Сокращенный перевод с английского Н. Евдокимовой Рисунки Г. Филипповского

И зимой вулкан работает

...О т сильного ветра и мороза застывают щеки — приходится надевать маски. Угрожающе свистит ветер. Базовый лагерь разбиваем на сомме — своеобразном пьедестале вулкана. Выше вертолет высадить не мог. Все вещи, остающиеся в базовом лагере, тщательно закрепляем. Часы показывают одиннадцать. Пока действуем по графику. Помимо мороза и ветра, время — третье препятствие. С соммы до вершины более двухсот метров по вертикали. Нам предстоит одолеть эту самую крутую часть вулкана. Затем — спуск в кратер. Обследование. Подъем, спуск к базовому лагерю, выход вниз. И на все дано лишь шесть часов светового времени.

В зимнюю пору никто не был на дне кратера Авачинского вулкана — в гигантской воронке, которая беспрерывно дымит, выбрасывая газ и пар порой на несколько сотен метров над кратером. Иногда он очищается от газов — тогда и можно попробовать спуститься на дно. Несколько лет назад нам под руководством сотрудника Института вулканологии Р. Л. Дунина-Барковского довелось работать в кратере Авачинского вулкана. Но это было летом. А как ведет себя вулкан зимой, можно ли провести аналогичные исследования в холодное время года? Эти и многие другие вопросы интересовали науку.

К выходу готовились с особой обстоятельностью. Идем втроем. Владимир Шмелев неоднократно бывал на камчатских вулканах, вместе с ним мы работали в кратере Авачи и Плоского Толбачика. Николай Шавман на Камчатке недавно, но зато у него немалый опыт спелеолога, на его счету десятки обследованных пещер на Урале.

...Авачинский вулкан хоть и невысок — 2741 метр, но без акклиматизации и здесь трудно. Грудь теснит, ноги становятся ватными, идти приходится осмотрительно. Альпинистские «кошки» надежно держат на крепком фирне. Изредка, найдя крохотный уступ, отдыхаем. Как говорится, спешим не спеша.

Коренное население Камчатки, по заметкам путешественника Крашенинникова, боялось подходить к вулканам. Коряки думали, что там обитают пихлачи, горные духи, дети бога Кутха. Считалось, что из-за их козней люди часто блуждают в тумане. Но к нам пихлачи отнеслись дружелюбно: кратер оказался почти свободным от газов. И вся его чаша великолепно просматривалась, хотя погружена была в синеватую тень — зимнее солнце не в силах заглянуть в двухсотпятидесятиметровую глубину колодца.

Сколько раз уже был на вершинах, и всегда дух захватывает от открывающейся панорамы. Вширь растянулись острые, блестящие на солнце зубья Жупановской гряды, сверкающая белизной Налычевская долина, расчерченная руслами речек и ручьев, и Тихий океан, усыпанный брызгами солнца. И уже совсем необычен сам кратер.

Таинственно мерцающее ледяное поле изрыто глубокими провалами. Теплые струи проделали окна и тоннели, которые от сернистого газа стали желто-зелеными. Хоровод гигантских сосулек венчает кромку кратера. Но заснять эту красоту невозможно: пленка в аппарате лопнула от мороза.

Кажется, с северо-восточного склона спуск в кратер самый простой. Готовим фал, закрепляем его на двух ледорубах — скорее вниз, подальше от пронизывающего ветра с морозом. Первым, разматывая фал, идет Николай. Мы с Володей — следом. Благополучно проходим обрывистый участок, испещренный фумаролами — отверстиями и трещинами, через которые вырываются пар и газ. Дальше без страховочного конца добираемся до скалы Зуб.

— Теперь в связке пойдем, — решает Николай.

И не зря. Только ступили на ледяную полочку, направляющий Володя, ахнув, заскользил вниз. Срыв! Мы как по команде прыгаем на другую сторону полки. Через секунду Шмелев висит на растянутом проводнике. Пришлось удвоить бдительность, а местами даже рубить ступени. Наконец ровная площадка — дно кратера.

Надсадно гудят три главные фумаролы вулкана. Толщина снега здесь метров пять. В пробитых ими нишах получилось что-то вроде бани по-черному. Дым, пар, жара. В специальных респираторах по очереди на веревках спускаемся в пекло. Замеряем температуру в кочегарке Плутона. Трудно, но можно отобрать и газ для анализа. Проще установить приборы. Убедились: комплексное исследование кратера зимой — вполне реальная задача.

Пьем чай, благодарим Плутона за гостеприимство — все-таки не докучал газами — и скорее наверх, пока еще не совсем стемнело. На вершину поднимаемся быстрее, чем спускались в кратер: домой легче! Наверху прощаемся с солнцем, заходящим за гребенку Срединного хребта. Вниз по конусу идем в сумерках. А дальше с соммы до дороги — в кромешной тьме. Светового времени все-таки мало. Хорошо, что предусмотрительный Шмелев захватил пару фонарей.

Несколько часов пути по сухой речке. Так называется огромное сухое русло, состоящее из шлака и валунов,— оно образовано селевым потоком во время извержения вулкана в 1923 году. И вот мы на дороге, где нас ждет машина...

Петропавловск-Камчатский И. Вайнштейн Фото автора

Юоста для учителя

Б ируте спокойно вынимала из шкафа свернутые в тугие кольца пестротканые ленты, расстилала их на столе, разглаживала ласково ладонями и вешала на приоткрытую дверцу.

Теперь я могла хорошо рассмотреть не только орнамент каждой ленты, но и потрогать пушистые цветные кисти, почитать слова, выстроенные в орнамент. Почти все юосты — так назывались ленты — были поздравительными: они создавались мастером для торжественного случая в жизни, тем, кому предназначалось уважение и признание. В повторе геометрических рисунков слышался тот скрытый ритм сдержанной, но чарующей народной мелодии, который Чюрленис назвал красивейшей особенностью литовских песен.

Недолго мы пробыли наедине с Виру те — вернулся ее муж Антанас, крепкого телосложения человек.

Он вежливо поздоровался и с достоинством прошагал к дальней стене комнаты, поставил у стены портфель, а потом только обратился к жене:

— Привез заказ из соседнего района... Преподавателю сельскохозяйственного техникума пятьдесят лет. За лентой приедут через два дня.

Мне показалось, что обстоятельное его сообщение преследовало две цели: и чтобы жена узнала о новом деле, и чтобы мне, посторонней, тоже все было ясно.

Антанас хотел было уже пройти в соседнюю комнату, как остановился на мгновение, задержав взгляд на мне.