Ледовый барьер - Дуглас Престон

— В любом случае, около трёх лет назад крупный метеорит упал неподалёку от Торнарссука, в Гренландии. Его зафиксировали спутники и сейсмические датчики, что позволило с приличной точностью провести триангуляцию места падения. Траектория метеорита была даже заснята на любительскую видеокамеру. Нью-Йоркский музей естественной истории, совместно с правительством Дании, нанял Масангкэя для того, чтобы тот нашёл метеорит. Масангкэй привлёк к делу МакФарлэйна.

— Они нашли Торнарссук, но это заняло у них намного больше времени и обошлось в гораздо большую сумму денег, чем предполагалось. Нью-Йоркский музей заартачился. Ко всему прочему, между Масангкэем и МакФарлэйном возникли трения. МакФарлэйн экстраполировал орбиту Торнарссука по спутниковым данным и пришёл к убеждению, что метеорит следовал по гиперболической орбите, что означало, что он должен был прилететь издалека, извне Солнечной системы. МакФарлэйн думал, что это и есть тот межзвёздный метеорит, который он искал всю жизнь. Масангкэй сильно беспокоился по поводу финансирования, и эта ересь была последним, что он хотел слышать. Они ждали, охраняя место падения, день за днём, но деньги всё не поступали. Под конец Масангкэй отправился в путь, чтобы пополнить запасы и встретиться с официальными лицами Дании. Он оставил МакФарлэйна с камнем — и, к несчастью, со спутниковой антенной.

— Насколько я понимаю, МакФарлэйн пережил что-то вроде психологического слома. Он оставался там, в полном одиночестве, в течение целой недели. Он пришёл к мысли, что Нью-Йоркский музей не сумеет добыть дополнительных средств, и что в конце концов метеорит умыкнёт кто-то другой, разломает на куски и продаст на чёрном рынке, и его больше не увидят и не исследуют. Поэтому он воспользовался спутниковой антенной, чтобы связаться с богатым японским коллекционером, который, как он знал, может купить его целиком и сохранить. Короче говоря, он предал своего партнёра. Когда Масангкэй вернулся с припасами — и, как случается, с дополнительными деньгами — японцы уже были на месте. Они вообще не теряли времени даром и увезли метеорит. Масангкэй чувствовал себя преданным, и научный мир был в бешенстве на МакФарлэйна. Они так его и не простили.

Брамбель сонно кивал. Интересная история. Могла бы подойти неплохому, если он будет в достаточной степени прочувствованным, роману. Джек Лондон мог бы сделать из неё конфетку. Или, ещё лучше, Конрад…

— Я беспокоюсь из-за МакФарлэйна, — сказал Глинн, вторгаясь в его мысли. — Мы не можем позволить, чтобы что-либо подобное произошло с нами. Случись такое — и всё пойдёт насмарку. Если он захотел предать свояка, он без раздумий предаст Ллойда и ЭИР.

— А почему, собственно? — Зевнув, спросил Брамбель. — У Ллойда глубокие карманы и он, кажись, счастлив выписывать чеки.

— МакФарлэйн корыстолюбив, конечно, но тут речь идёт больше, чем о деньгах. Метеорит, за которым мы плывём, имеет некоторые особенные свойства. Если МакФарлэйн станет им одержим, как то было с Торнарссуком… — Глинн помедлил. — К примеру, если нам придётся воспользоваться люком экстренного сброса, это произойдёт во время жёсткого кризиса. На счету окажется каждая секунда. Я не хочу, чтобы кто-нибудь попытался нам помешать.

— И в чём же моя роль?

— В прошлом вы занимались психиатрией. Я хочу, чтобы вы просматривали эти периодические отчёты. Если вы увидите какую-либо причину для беспокойства — в частности, любые признаки слома вроде прошлого — пожалуйста, дайте мне знать.

Брамбель снова пролистал две папки, старую и новую. Материал с исходными данными был странным. Он размышлял, откуда Глинн получил всю эту информацию — очень малая часть представляла собой стандартные психиатрические или медицинские данные, если таковые вообще имелись. На многих отчётах не было ни имён врачей, ни названий организаций — в самом деле, некоторые вообще не несли собственных имён. Откуда бы Глинн не получил эти документы, от них несло немалой ценой.

Наконец, он поднял глаза на Глинна и захлопнул папку.

— Я просмотрю материалы, и буду поглядывать за ним. Не уверен, что моя интерпретация происшедшего совпадает с вашей.

Глинн поднялся, готовый уйти, и его серые глаза были непроницаемы, словно шифер. Брамбеля это непостижимо раздражало.

— А что насчёт гренландского метеорита? — Спросил Брамбель. — Прилетел ли он из межзвёздного пространства?

— Конечно, нет. Он оказался обычным камнем из пояса астероидов. МакФарлэйн был неправ.

— И что случилось с женой? — Спросил Брамбель через мгновение.

— С какой женой?

— С женой МакФарлэйна. Малу Масангкэй.

— Она его бросила. Вернулась на Филиппины и вторично вышла замуж.

Через мгновение Глинн удалился, и его тщательно контролируемые шаги стихали, пока он шёл по коридору. Несколько секунд доктор слушал замирающий ритм и размышлял. Затем в воображении возник полка с книгами Конрада. Он проговорил вслух: «Никто никогда не осознаёт в полной мере своих ловких попыток убежать от мрачных теней понимания себя самого».

Со вздохом вернувшегося удовлетворения он отложил папки в сторону и вернулся в личную каюту. Апатичный экваториальный климат, такой же, как что-то в самом Глинне, заставил доктора подумать о Маугэме — а ещё точнее, о его коротких рассказах. Он пробежал пальцами по шершавым корешкам книг — каждая разжигала целую вселенную воспоминаний и эмоций, — нашёл ту, что искал, устроился в большое кресло с подлокотниками и, с дрожью предвкушения восторга, раскрыл обложку.

МакФарлэйн ступил на паркетный пол и с любопытством осмотрелся. Это его первый визит на капитанский мостик, и место, бесспорно, самое живописное на «Рольвааге». Мостик протянулся во всю ширину судна. Три стороны помещения были почти целиком заняты огромными квадратными окнами, скошенными наружу от пола к потолку, и каждое оборудовано электрическими дворниками. Двери с обеих сторон вели на крылья мостика. Другие двери, в задней части мостика, были обозначены латунными буквами как «Отсек карт» и «Радиокомната». Снизу от передних окон, на всю длину, протянулся набор оборудования: консоли, ряды телефонов, связь с контрольными пунктами по всему судну. За окнами предрассветный шквал нёсся поперёк штормистых пустынь океана. Единственный свет исходил от пульта управления и экранов. Меньший ряд окон позволял обозревать корму и двойную белую линию кильватера меж труб, за кормой корабля, исчезающую по направлению к горизонту.

В центре помещения находился командно-контрольный пункт. Здесь МакФарлэйн увидел капитана, тёмную фигуру в почти непроглядной темноте. Она говорила в телефон, время от времени наклоняясь, чтобы отдать приказ рулевому сбоку от неё. Впадины глаз последнего были освещены холодным зелёным светом радарного экрана.

Когда МакФарлэйн присоединился к молчаливому бдению, шквал начал стихать, и над горизонтом занимался серый рассвет. Одинокий палубный матрос передвигался наподобие муравья по баковой надстройке в отдалении, по одному ему ведомому делу. Несколько настойчивых птиц кружились и кричали над густой пеной, которую оставлял за собой нос корабля. Шокирующий контраст по сравнению с жаркими тропиками, которые они оставили позади меньше недели назад.

После того, как «Рольвааг» пересёк экватор, в душную жару и проливные дожди, апатия овладела кораблём. МакФарлэйн тоже её чувствовал: зевал над играми в шаффлборд; праздно сидел в своей каюте, наблюдая за волнами цвета серого ореха. Но по мере того, как они продолжали двигаться на юг, воздух становился бодрящим, океанические волны длиннее и выше, а жемчужное небо тропиков уступило место яркой лазури, усеянной облаками. И по мере того, как воздух становился свежее, он чувствовал, как общее беспокойство сменяется растущим возбуждением.

Дверь на мостик снова отворилась, и вошли два человека: третий офицер, несущий утреннюю вахту с восьми до двенадцати, и Эли Глинн. Он тихо подошёл сбоку к МакФарлэйну.

— Что случилось? — Шёпотом спросил МакФарлэйн.

Прежде чем Глинн мог ответить, из-за спины раздался мягкий щелчок. МакФарлэйн обернулся, чтобы увидеть, как Виктор Ховелл вышел из радиокомнаты, и посмотреть на смену вахты.

Третий офицер подошёл ближе и пробормотал что-то на ухо капитану. В свою очередь, она бросила взгляд на Глинна.

— Держите наблюдение за правым бортом, — сказала она, кивнув на горизонт, который лезвием ножа протянулся через всё небо.

Когда небо просветлело, выпуклости и впадины вздымающегося моря стали видны отчётливей. Копьё утренней зари пробилось сквозь плотный слой облаков спереди от судна, с правого борта. Отступив на шаг от рулевого, капитан прошла к передней стене окна, сомкнув за спиной руки. Как только она это сделала, ещё один луч света пробил верхушки облаков. И затем, внезапно, весь западный горизонт осветился наподобие извержения света. МакФарлэйн прищурился, пытаясь понять, на что же он смотрит. Затем догадался: ряд снежных пиков, увенчанных ледниками, пылающими в лучах рассвета.