Девочка на шаре - Виктор Юзефович Драгунский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И мама закрыла лицо руками и задёргала плечами, как будто она горько плачет. На бедного Мишку просто жалко было смотреть, он лепетал прерывающимся голосом:
— Не плачьте… пожалуйста. Я вам куплю новую шляпку… У меня деньги есть… Сорок семь копеек. Я на марки собирал…
У него задрожали губы, и папа, конечно, не мог этого перенести. Он сейчас же состроил свою смешную рожицу и закричал цирковым голосом:
— Граждане, внимание! Не плачьте и успокоитесь! Ваше счастье, что вы знакомы со знаменитым волшебником Эдуардом Кондратьевичем Кио-Сио! Сейчас будет показан грандиозный трюк: «Возврат шляпы, выпавшей из окна голубого экспресса». Приготовились! Внимание! Чики-брык!
И у папы в руках оказалась мамина шляпка. Даже я и то не заметил, как проворно папа вытащил её из-за спины. Все прямо ахнули! А Мишка сразу посветлел от счастья. Глаза у него от удивления растаращились и полезли на лоб. Оп был в таком восторге, что просто обалдел. Он быстро подошёл к папе, взял у него шляпку, побежал обратно и что есть силы по-настоящему швырнул её за окно! Потом он повернулся и сказал моему папе:
— Пожалуйста, повторите ещё разик… «чики-брык»!
Вот тут-то и получилось, что я чуть не помер со смеху.
Не хуже вас, цирковых
Я теперь часто бываю в цирке. У меня там завелись знакомые и даже друзья. И меня пускают бесплатно, когда мне только вздумается. Потому что я сам теперь стал как будто цирковой артист. Из-за одного мальчишки. Это всё не так давно случилось. Я шёл домой из магазина, — мы теперь на новой квартире живём, недалеко от цирка, там же и магазин большой на углу. И вот я иду из магазина и несу бумажную сумочку, а в ней лежат помидоров полтора кило и триста граммов сметаны в картонном стаканчике. И вдруг навстречу идёт тётя Дуся, из старого дома, добрая, она в прошлом году нам с Мишкой билет в клуб подарила. Я очень обрадовался, и она тоже. Она говорит:
— Это ты откуда?
Я говорю:
— Из магазина. Помидоров купил! Здрасте, тётя Дуся!
А она руками всплеснула:
— Сам ходишь в магазин? Уже? Время то как летит!
Удивляется. Человеку девятый год, а она удивляется!
Я сказал:
— Ну, до свиданья, тётя Дуся.
И пошёл. А она вдогонку кричит:
— Стой! Куда пошёл? Я тебя сейчас в цирк пропущу, на дневное представление. Хочешь?
Ещё спрашивает. Чудная какая-то. Я говорю:
— Конечно, хочу! Какой может быть разговор?..
И вот она взяла меня за руку, и мы взошли по широким ступенькам, и тётя Дуся подошла к контролёру и говорит:
— Вот, Мария Николаевна, привела вам своего мужичка, пусть посмотрит. Ничего?
И та улыбнулась и пропустила меня внутрь, и я вошёл, а тётя Дуся и Марья Николаевна пошли сзади. И я шёл в полутьме, и опять мне очень поправился цирковой запах, он особенный какой-то, и как только я его почуял, мне сразу стало и жутко отчего-то и весело ни отчего. Где-то играла музыка, и я спешил туда, на её звуки, и сразу вспомнил девочку на шаре, которую видел здесь так недавно, девочку на шаре, с серебряным плащом и длинными руками, она уехала далеко, и я не знаю, увижу ли я её когда-нибудь, и странно стало у меня на душе, не знаю как объяснить… И тут мы наконец дошли до бокового входа, и меня протолкнули вперёд, и Марья Николаевна шепнула:
— Садись! Вон в первом ряду свободное местечко, садись…
И я быстро уселся. Со мной рядом сидел тоже мальчишка величиной с меня, в таком же, как и я, школьном костюме, нос курносый, глаза блестят. Он на меня посмотрел довольно сердито, что я вот опоздал и теперь мешаю, и всё такое, но я не стал обращать на него никакого внимания. Я сразу же вцепился всеми глазами в артиста, который в это время выступал. Он стоял, в огромной чалме, посреди арены, и в руках у него была игла величиной с полметра. Вместо нитки в неё была вдета узкая и длинная шёлковая лента. А рядом с этим артистом стояли две девушки и никого не трогали. И вдруг он ни с того ни с сего подошёл к одной из них и — раз! — своей длинной иглой прошил ей живот насквозь, иголка выскочила у неё из спины! Я думал, она сейчас завизжит как зарезанная, но нет, она стоит себе спокойно и улыбается, прямо глазам своим не веришь. Тут артист совсем разошёлся — чик! — и вторую насквозь! И эта тоже не орёт, а только хлопает глазами. И так они обе стоят насквозь прошитые, между ними нитки, и улыбаются себе как ни в чём не бывало. Ну, милые мои, вот это да!
Я говорю:
— Что же они не орут? Неужели терпят?
А мальчишка, что рядом сидит, отвечает:
— А чего им орать? Им не больно!
Я говорю:
— Тебе бы так! Воображаю, как ты завопил бы!..
А он засмеялся, как будто он старше меня намного, потом говорит:
— А я сперва подумал, что ты цирковой. Тебя ведь тётя Маша посадила… А ты, оказывается, не цирковой… не наш.
Я говорю:
— Это всё равно какой я — цирковой или не цирковой. Я государственный, понял? А что такое цирковой —
