Жар-книга (сборник) - Татьяна Москвина

Елена Ваенга вышла под стук своих шагов, а ушла, сопровожденная бешеными аплодисментами. Это была чистая победа.

Душа звенит! Каким-то печально-счастливым, горько-любовным звуком. И этого оказалось достаточно, чтобы посрамить все ухищрения нашего шоу-бизнеса, просто – выкинуть всех кукол на помойку. Ваенгу действительно выбрала широкая публика. Самым демократическим путем.

Ни одна песня Ваенги мне не нравится в полном смысле этого слова. Их какое-то безумное количество, чуть ли не пятьсот или даже больше. Их мелодии однообразны, а слова зачастую безвкусны. «А я узнала интересный момент, что и Матисс, и Ван Гог, и Дали, курили таба-табак, употребляли абсент и кое-что, кстати, тоже могли». Эдакий набор пряностей для продавщицы, тянущейся к прекрасненькому. Вообще флер образованности, накинутый на тексты песен – самое неприятное, может быть, что в них есть. Уж лучше суровая, народная простота, чем жеманная манерность как бы культуры. (Один из признаков этой жеманности – стремление щеголять красивыми иностранными фамилиями.)

У Ваенги хороший, хоть и небольшой, голос, отличное музыкальное образование, но мещанское жеманство чувствуется и в манере пения. В чрезмерной и однообразной эмоциональности, которая несоразмерна содержанию пропетого, в экзальтированной жестикуляции, в полном отсутствии грации (грация – это когда на любое движение тратится ровно столько энергии, сколько нужно).

И все-таки она мне нравится, она меня трогает, она меня завораживает, эта девушка из Североморска, взявшая себе как псевдоним название реки.

Река «Ваенга» довольно чиста, но не слишком глубока. Артистка так и осталась «неотшлифованным алмазом», самоделкой ручной работы – но контекст (шоу-бизнес) так ужасен, что эта неотшлифованность и самодельность резко возросли в цене. Ваенга страстно хочет власти над сердцами – и готова платить настоящую цену: петь живым голосом, плакать, страдать, работать на сцене по три часа с лишком.

Ваенга – это победа Севера. Строгого, работящего, терпеливого, умного, страдальческого, волевого Севера. Не в текстах песен дело – в самом звучании голоса, рисующего нам любимые картины северной жизни в серо-синих тонах: холодное море, суровые реки, заснеженные берега, деревянные церкви… И живые, сильные люди, которые умеют любить и страдать. Недаром Ваенга поет: «Моя запорошенная душа…» Есть, действительно, в ее голосе словно бы тема растаявшего снега, бегущего ручейком. Она будто бы и сама оттаяла, отогрелась, оттого и поет с таким жаром, все-таки сохраняя при этом неизбывную северную грусть.

Душа звенит, обычная душа…

После Тани Булановой, тронувшей своими заплачками сердце зрителей в начале 90-х годов, это первый случай естественного возникновения настоящего народного кумира.

Ваенга собирает огромные залы. Гастролирует по всей стране. Добралась до Кремля. Оказалась на центральных телеканалах. При этом уверяю вас: она не стала ни лучше, ни хуже. Она точно такая, какой я увидела ее восемь лет назад, на «Весне романса». Все попытки ее приодеть и причесать безнадежны. Простое черное платье и волосы, убранные в пучок, чтобы открыть это ясное, большеглазое, милое лицо, по-прежнему – лучший вариант.

Такая «упертость», возможно, предохранит Ваенгу от превращения в массового идола, в чудовище, в которое превращаются со временем даже талантливые люди нашей эстрады.

Но пока что симптомы тревожны.

Вот приказали ей на вручении «Золотого граммофона» петь под фонограмму – пришлось спеть. «А что мне было делать? – сердится певица. – Развернуться и уехать?»

Да, Елена, развернуться и уехать. Ведь это только начало, ведь никогда мир мертвецов, разевающих рот под фанеру, не смирится, что кто-то любит и умеет петь. Никогда! Ваенгу будут ломать всячески.

А что она забыла в хорошо отформатированном аду под названием НТВ? Для каких надобностей ей выступать в программе «Музыкальный ринг», которая нагло сворована у Ленинградского телевидения середины 80-х годов (режиссер В. Максимов, ведущая Т. Максимова)? Порядочные девушки не шляются по воровским притонам. Не поют для воров.

Может быть, где-нибудь одного таланта достаточно – но не в России. В России таланту надо быть героем.

Никакого другого пути, кроме героического, у него просто нет!

2011

Актерки

– Она, не она?

Включила телевизор, там вечные менты, сериал наш райский, вечный – и один герой по делам своим скорбным заходит в турагентство. А там за столиком пышная такая женщина, волосы дыбом, глаза круглые, горячие. И когда улыбается, а она почти всегда улыбается, то кажется, будто подмигивает. А заслуживаешь ли ты того, чтобы такая женщина тебе да подмигивала, – это уж ты знай про себя.

Фаина, королева, это ты? Загнала тебя, что ли, судьба, в ментовский сериал на эпизод? Или проходила ты мимо, дай, думаю, снимусь мала-мала? Или у тебя тут, черт побери, романчик закрутился?

Фаина Бледных! Актерка с курса эстрады… Знакомица моя по годам старинным, советским…

Эх, актерки, товарки мои, душеньки-забавницы. Нынешних вот – не знаю, хотя вряд ли по этой части есть большие перемены, такая уж это порода, но тех актерок вспоминаю – всегда с улыбкой.

Улыбку вызывают не судьбы их – судьбы почти наверняка полынной горечью русской женской доли пропитаны.

Их самих вспоминаю. Рожицы и повадки. Словечки и фасоны…

Может быть, никогда потом не встречала я таких прелестных и забавных девчат, как актерки 70-80-х годов.

Они живы и посейчас, только им, как и мне, о девической прелести приходится разве только вспоминать. Кроме, конечно, Фаины-королевы.

Это у нас уникум. Огромная, три на четыре метра, афиша Королевы преградила мне дорогу буквально на днях. На ней красовалось нечто, похожее на те лица прынцесс, что девочки 60-х рисовали в альбомах – с нечеловеческими глазами, в кудрях с начесом и ресницами, протыкающими небо, как копья на картине Веласкеса «Сдача Бреды».

Надпись на афише, как сказал бы Костя Треплев, гласила: «Фаина Бледных. Песни любви».

(Жалко, что не «Песни судьбы», – эта реплика для тех, кто понимает мою иронию, а их, по моим подсчетам, осталось тридцать два человека.)

То есть Королева Фаина не сдалась. Она опять нашла спонсора, опять выпустила афишу и сбацала целый концерт «Песен любви». Теперь ей вновь придется ждать года два-три, пока не найдется очередной спонсор, которого хватит на финансирование целого концерта в глухом городе Петербурге, где никто ни на какие концерты не ходит. Вообще никуда никто не ходит, разве что на митинги протеста по поводу сноса чего-нибудь исторического – это раз в год…

Но она будет петь, смеяться, откидывать волосы со лба, выходить на сцену – ибо никто никогда не мог отнять у Фани Бледных святой веры в себя, как-то удивительно мило сопряженной с чудесным женским качеством, которому нет точного названия и которое я бы назвала «да пропадите вы все пропадом, а я хочу и буду».

Фаня сама из Томска, перевезла в Ленинград брата и сестру, все красавцы, и все тоже пристроились. Но не в актеры – что-то там по административной части. Замужем Королева Фаина была не то пять, не то шесть раз – нет, не обманывает нас легкое сходство с Элизабет Тейлор! Это сходство вообще никогда не обманывает, намотайте себе на ус.

А Королева, почему Королева, сейчас расскажу. На первом курсе в Театральном надо было сделать не то этюд, не то «зачин» – в общем, маленький номер для показа мастеру курса. Ну, все там что-то такое придумали. Об этом история ничего не помнит.

История помнит, что Фаина Бледных, в то время довольно полная в бедрах, крупноватая брюнетка с ногой сорок второго размера, медленно вышла на середину репетиционного зала, где проходил показ учебных этюдов, протянула руки к зрителю и воскликнула проникновенно и убежденно:

– Здравствуйте, люди! Я – Королева…

Народ на том курсе подобрался с юмором, веселый и малопочтительный. Люди стали в конвульсиях заваливаться за спины друг другу, но сияющие карие глаза Королевы смотрели в иную реальность и видели то, чего хихикающие коллеги видеть не могли: она действительно была, есть и будет Королевой.

Какого-то дурковатого, шутовского королевства, где победили гады ползучие и прогнали ее с царского места навек. Оттого глаза ее всегда ищут, а губы шепчут непонятные речи, оттого она так внезапно и страшно напивается и так легко меняет мужчин – что ей мужчины?

А если вы скажете, что место Королевы Фаины, с ее резким голосом и провинциальным жеманством – в Томске, на сцене бывшего Дома культуры-профсоюзов-работников железнодорожного транспорта, то я печально улыбнусь и, пожалуй, перестану с вами разговаривать.

Ну, просто вот – не о чем…

Итак, рассудим: что за женщины идут в актрисы?

На этот счет в народе установилось твердое мнение. Оно ничем поколеблено быть не может, оно четко сформулировано и обеспечено опытом веков.