Прокол - Михаил Самороков

— А этот — Селиван задумчиво посмотрел на зомби — этот, по-моему, вообще не дышит… Зато не гадят! Ладно, Цой, ты выпей, выпей, попустит.

— ……… ………. …….! — сказал Димка. Дрожащей рукой схватил стакан и выпил содержимое.

— Солдатика я называю Киборгом — сказал Селиван, откручивая крышки с банок. — А это Кальмар. А вместе они — кинематическая пара. Если кому чего притащить, отнести-принести, это самое то. Киборг — он не совсем зомби. С ним история вышла ещё та. На Радаре шарахнуло его пси-излучением, но тут Выброс начался. Короче, мозги ему не вынесло, но как-то перекроило, поэтому он не гниёт на ходу, но и не человек уже в привычном нам понимании. Соображает, понимает всё, но разговаривать не особо охочий. Может…но не хочет.

Селиван вздохнул, достал ещё пару пива, с сомнением посмотрел на Димку, отрезвевшего насухо, и продолжил:

— А с Кальмаром другая история вышла. Он не мутант вовсе, просто так выглядит. Его Зона прожевала, но не схавала, а выплюнула. Он в «смычку» попал. И выжил, прикинь?

«Смычкой» в сталкерской среде называли редкий конгломерат аномалий, когда на ограниченном пространстве появляются сразу несколько мирно существующих между собой вариантов болезненного самоубийства. Выжить в «смычке» ещё никому не удавалось. Хорошо, хоть попадались они крайне редко, и, в основном, в Тёмной Долине.

Живой пример невозможного увлечённо трескал икру, зачёрпывая её пальцем прямо из банки. Киборг же проявлял чудеса этикета, аккуратно слизывая лакомство с широкого лезвия десантного ножа. В гробовом молчании оба красавца доели предложенное угощение, поставили банки на край стола, а затем Киборг немного замедленно протянул руку к рюкзаку с пивом, закинул его на плечо и очень талантливо всем своим видом молчаливо вопросил: «а куда нести-то?» Селиван восхищённо кивнул на замершую неподвижно фигуру:

— Не, ну ты видел, а? От нафига ему разговаривать? Я поражаюсь, как он чисто своим внешним видом может всё, шо угодно высказать! И шо характерно — всё ж понятно.

Димка во все глаза смотрел на удивительную картину. Зона в очередной раз открыла ещё одну страницу своей чрезвычайно увлекательной книги. Страх пропал совершенно, хмель после адреналиновой атаки то ли испарился, то ли затаился на время. Селиван очень подробно объяснял неразлучной сладкой парочке маршрут и порядок доставки, оплаты и время возвращения. Дождался утвердительного кивка Киборга и неразборчивого «оаяыоуо» от Кальмара, и степенно благословил носильщиков в добрый путь. Однако гости уходить явно не собирались. Топтались на месте, явно чего-то ожидая.

— Ну, шо такое? — Селиван недоумённо смотрел на своих носильщиков.

Кальмар аж подался вперёд, не сходя с места, и просительно что-то промямлил. Киборг был более категоричен. Медленно протянул руку вперёд, в направлении замершего Цоя, сжал пальцы в кулак и выпрямил большой палец. Потом поднёс руку к своей груди.

— Отакои! — восхитился Селиван — На бис просють! Ты понял, Димка, они тебя спеть просят, не, ну ты прикинь? А я, дурень, всё думал, чего они у меня трутся, когда я музыку слушаю? А они, оказывается, меломаны. А ну, Цой, дай копоти!

Димка засмеялся. С большим, надо признать, облегчением. Уж больно грозно выглядел жест Киборга. А оно, оказывается, вон оно как…

— Да, таких поклонников у меня ещё не было. Ну, раз такое дело, спою-ка я вот что — и полилось вступление к, самой, пожалуй, романтичной песне Стаса Иванова «Говеро». Атональная диссонирующая мелодия сменилась красивым перебором и Димка негромко запел:

— Скарны сломали алмазные крылья у Властелинов Дня— Скарны украли, а после разбили— Всё, что есть у меня.— Скарны хотели украсть мои слёзы, и утешать ими вдов— Но я смеялся, зная, что ливни и грозы— Уже не войдут в мой дом— Говеро, Говеро…

Песня чем-то напоминала «Save A Prayer» давно забытых «Duran-Duran». Во всяком случае, Цою так казалось.

— Скарны явились ко мне прошлой ночью и украли мою любовь— Скарны приходят, когда кто захочет— И уже не вернутся вновь.— Скарны берут то, что каждый из нас лишь лелеет в далёких снах— Они даруют сказки младенцам, и уносят с собою в руках— Говеро, Говеро…

Димка пел, закрыв глаза, и не видел, как горят глаза Кальмара на застывшем, чудовищно перекошенном лице, как рука Киборга с хрустом смяла комбез вместе с нагрудной бронепластиной. Димка пел.

— Скарны приходят каждую ночь, но я смеюсь им в лицо— Скарны забыли, забыли напрочь— Что я отдал уже кольцо.— Скарны приходят и просят отдать то, что есть, и то, чего нет— Но им у меня уже нечего взять, я смеюсь уходящему вслед— Говеро, Говеро…

Димка замолчал и открыл глаза. В наступившей тишине было слышно, как ночной дождь тихонько поёт свою песню.

— Красиво — чётко выговорил Киборг. Селиван хлопнул Цоя по плечу и шумно попёрся куда-то вглубь своей берлоги, бросив через плечо, что пора бы уже и честь знать. Кальмар снизу вверх посмотрел на Киборга, тот степенно кивнул, затем махнул рукой Димке, прощаясь, и вышел в ночь и в дождь. Кальмар порылся в своём рюкзаке, достал что-то, замотанное в не самую чистую тряпку, и положил перед Цоем. Протянул руку для прощания. Димка осторожно пожал скрюченную птичью лапку, горячую и сухую. Ни страха, ни отвращения сталкер уже не вызывал.

Лязгнула, захлопываясь входная дверь, и тут же послышался грохот чего-то рассыпающегося и отборнейший мат.

— Какая б…дь тут понаставила на проходе! — разорялся Селиван. Цой дипломатично помалкивал, но смех так и рвался наружу сквозь сжатые зубы.

— А-а-а, разъе…сь ты зае…чим прое…м, х…путало ты лесное! Чуть не поцарапал! — возопил Селиван напоследок и нарисовался из узкого прохода. Димка не выдержал и загоготал.

— Смешно тебе — процедил Селиван.

Сталкер-завхоз протиснулся к столу и гордо продемонстрировал Димке аккуратный свёрток.

— На! Носи, т'скать, на здоровье. Для себя берёг, да не влезу уже, поди. Это мне от одного поклонника ракенрола досталось.

Цой развернул свёрток и восхищённо причмокнул. В его руках блестела никелированными поверхностями замков и бесчисленных клёпок отличная кожаная куртка-«косуха». Плечи и грудь покрывала мелкоячеистая титапластовая сетка, аккуратно присобаченная в качестве бронезащиты. Широкий пояс, тоже проклёпанный металлическими клёпками, служил также и подобием разгрузки, позволяющей разместить запасные магазины для пистолета, гранаты и ещё кучу всякой полезной мелочи. На спине клёпки образовывали надпись «Рок-н-ролл жив!», а спереди — «S.T.A.L.K.E.R.».

— Аччуметь! — выдавил Димка. — Спасибо, старик! Вот это подарок!

— Это пол-подарка — буркнул Селиван. — Меньшая половина. А вот тебе и бО льшая.

Селиван выпростал правую руку из за спины. И в этот момент у Цоя свет окончательно померк перед глазами. Потому, что Селиван протянул ему гитару его мечты. Нет, не гитару… ГИТАРУ. Gibson J-185. Добавить нечего. Просто молчать.

— Её зовут Гибсон. Можно говорить «он», не обидится. Бери! Теперь твоя.

Только теперь Димка понял, что имел ввиду тот вояка на «Янтаре». Селиван действительно не обидел. Если бы Цою сказали, ЧТО его ждёт в конце его прогулки в Лес, он бы ни секунды не колебался. За эту гитару не жалко было и душу продать.

— У тебя вот «Кремона» раритетная, ты её мне оставь. Буду на ней брынькать, мне всё равно с моим-то талантом. Ух, ты, а она ещё очень и очень! — Селиван пристроил на грифе пальцы и заиграл. Неумело, но старательно. Было видно, что человек берёт не талантом, но упорством. По крайней мере, Димка лично знал кучу мнящих себя гитаристами экземпляров, игравших вполовину хуже. Зато понтов дешёвых там колотилось немеряно. Быстро подтянув струны до нужной тональности, Цой начал выписывать всевозможные кренделя, солируя влёт. Селиван восхищённо поглядывал на Димку. Так они проджемили какое-то время, потом Андрей-свет-Валерьевич отложил гитару, потянулся с хрустом, и предложил Цою «выйти на улицу пробздеться». По этому делу захватили с собой ещё пару пива и вышли во двор. Попутно Селиван ухватил пульт музыкального центра и запустил «Doors».

Свежий ночной воздух благоприятно подействовал на Цоя. После дождя скулёж Джима Моррисона звучал как-то по-особенному пронзительно. Димка никогда не являлся поклонником таланта Моррисона, было просто приятно сидеть на лавке, пить пиво и смотреть в чистое ночное небо.

— А кто такие скарны? — неожиданный вопрос Селивана застал Цоя врасплох.

— А? А-а-а… Ну, тут как-то Стас придумал песню, давно, ещё в институте учились. Или раньше?.. Короче, спел он её, всем понравилось, начали придумывать аранжировку. Стас в то время фэнтези увлекался, читал всякую ересь. А у него всегда так — сначала обдолбается «Машиной Времени» или «Наутилусом», а потом творит, аки Макаревич или Бутусов. А тут сказочки… Короче, мы решили, что Говеро — это такой город волшебный. А скарны — это такие мифические существа, питающиеся человеческими эмоциями. Ну, как-то так.