Возвращение тамплиеров - Джузеппе Д'Агата

— Этот симптом обычно кое о чем говорит.

— Хочешь спросить, не влюбился ли я?

— Мне казалось, ты так хорошо начал.

— Синьор Долг, пора бы тебе уже знать мою особенность — у меня совершенно неудержимая потребность ухаживать за девушками. Хочешь выпить?

— Почему бы и нет?

— Посмотри, какой чудный бурбон. Я купил его здесь напротив.

Мы садимся: он — на кровать, я — в кресло.

— И молодец. Угощаешь выпивкой, а ведь еще вчера понятия не имел, что такое бурбон.

— И что же?

— Винчипане, у тебя совершенно необыкновенные хамелеонские способности. Ты моментально приспосабливаешься к любой обстановке, где бы ни оказался. Это признак неустойчивой личности.

— Когда ты принимаешь этот безапелляционный тон, то становишься отвратительным. Тебе это известно?

— Ну, как прошел вечер с Френкель?

— Френкель? Почему ты называешь ее так?

Видя, что не отвечаю, Яирам пожимает плечами:

— Скромный ужин при свечах, рыбное меню. Постой, я дам тебе адресок. Так что если захочешь пойти туда с девушкой…

Жестом останавливаю его:

— А потом?

— Что «потом»?

— Остальная часть вечера?

— Больше ничего. Такси и до свидания. А ты что думал? — Неожиданно его взгляд становится настороженным, — А зачем тебе знать все подробности? И почему, собственно, я должен отвечать тебе?

— Бетти — любовница Уайта?

Улыбается:

— Не говори глупостей. Готов поспорить на собственную голову.

— Я бы не стал этого делать.

Разгорячившись, Яирам не сдерживается:

— Да ты хорошо ее рассмотрел? Клянусь, никогда еще не встречал такой красивой девушки. И ты тоже, признайся. А знаешь, она ведь старше нас. Ей двадцать пять. Она учится и должна получить диплом по социологии или по психологии, но не спешит. У нее уйма денег, но она еще и умна, и это сразу заметно… Вот что надо бы сделать, будь у меня хоть капля мозгов, — жениться на ней и остаться тут, в центре мира. И тебе тоже, Джакомо. Почему бы не обосноваться в Нью-Йорке?

— И обоим жениться на Бетти? — Допиваю бурбон и встаю. — Она хотя бы поцеловала тебя при расставании?

— Нет.

— Я тоже не стану. Спокойной ночи.

28–29–30 апреля

Пятница, суббота и воскресенье. Ничего. Чем больше узнаешь Нью-Йорк, тем больше он захватывает тебя, так кажется. У Уайта нет времени для нас: он очень занят научной работой и все время «сидит» на телефоне. В субботу и в воскресенье его дом был для нас закрыт. Думаю, у него кто-то гостит.

Мне тоже разрешено воспользоваться помощью Бетти. Приятной помощью. Музей современного искусства и церковь Святого Патрика на Манхэттене (по моей просьбе), вершина небоскреба, Гринвич-Виллидж и так далее. Яирам то и дело интересуется у Бетти, нет ли у нее подруги, которая могла бы составить мне компанию: так установилось бы равновесие. Бетти смеется в ответ, но не отвечает.

Вдруг Яирам замечает:

— Конечно, была бы тут Анна…

Он готов прикусить язык и ожидает от меня резкой отповеди.

Но я не хочу отвечать. Образ Анны становится все более размытым. Впрочем, так было и при ее жизни.

1 мая

Вашингтон. Мы с Яирамом пришли в министерство обороны, знаменитый Пентагон. Это город в городе, небольшая крепость, где тысячи людей дают спектакль про порядок и эффективность.

Нас принимает генерал Симпсон, пятидесятилетний, коренастый и почти лысый. Он приятель Иеремии Уайта. Их дружба родилась еще во время вьетнамской войны. Уайт тоже там был, хотя и недолго.

Генерал Симпсон любезен. Уайт подготовил нам почву, по телефону представив нас как университетских студентов, приехавших в учебную командировку.

— Вторая мировая война? — переспрашивает Симпсон. — Интересно, отчего в итальянских университетах интересуются такими древностями.

Целая команда помощников принимается за работу, обращаясь за консультацией к электронным мозгам и просматривая кучу архивных папок с документами. Не успеваем выпить чашку чего-то похожего на кофе, как на столе у генерала уже лежит пачка бумаг.

Симпсон надевает очки и просматривает их.

— Двадцать восьмого декабря сорок четвертого года? В этот день не зафиксировано никаких военных действий. Немцы приостановили наступление. Знаете, ведь и солдатам нужно иногда передохнуть. К тому же авиация бездействовала из-за снега и тумана, а дороги были непроходимы. В районе между Бастонью и Нешато — в том месте, что интересует вас, — двадцать восьмого числа не было произведено ни одного выстрела.

— Выходит, наступления батальона «С» не было? — уточняет Яирам.

Прежде чем ответить, Симпсон сдвигает очки высоко на лоб, к волосам.

— О'кей, батальон «С» существовал, но только до октября сорок четвертого года. Тогда после победоносной французской кампании весь американский контингент был переформирован.

— Но как же…

— Послушайте, ребята, вас там не было, как и меня. А из документов следует, что солдаты батальона «С» были переведены в другие части и что вместо него была создана бронекоманда. Значит, в тот день никакого батальона «С» на линии не было. — Он кладет руки на бумаги. — Люди могут ошибаться, бумаги — никогда.

Мы с Яирамом переглядываемся, не находя слов.

— Мне очень жаль. Я действительно хотел бы вам помочь, — говорит Симпсон с отеческим видом, — дайте мне хоть один личный медальон с номером, назовите имя хоть одного солдата, и уверяю вас, если можно что-то узнать, мы все выясним, даже если для этого придется перевернуть весь Пентагон.

Мы покидаем кабинет генерала. К нам подходит человек в военной форме, с сильной проседью в волосах. Он представляется как сержант Белл.

— Я знаю, что вас интересует. Напишите ваши имена и приходите завтра, я оставлю два пропуска.

Пока Яирам пишет, я сую в карман сержанту стодолларовый банкнот. Вознаграждение, полагаю, вполне справедливое.

2 мая

Темно-серая пленка документального фильма становится чуть светлее лишь там, где виден снег. Трудно рассмотреть что-либо, пока в кадре нет движения, но мы постепенно привыкаем.

Панорама редкого леса, американские солдаты, несколько джипов, малокалиберные пушки, а также несколько танков. В лагере посреди леса заметен большой беспорядок. Очевидно, подразделение прибыло сюда совсем недавно. Видимо, стоит сильный мороз. Некоторые солдаты, еще в полном походном снаряжении, зажгли небольшую керосиновую печку и поставили на нее кастрюлю. Похоже, в ней кофе. Заметив, что их снимают, солдаты, грязные и небритые, улыбаются и приветственно машут руками.

Дальше примерно те же сюжеты, только намного короче.

Потом идет засветка, затем появляется небольшая разведгруппа. Она передвигается с большой осторожностью.

Звука нет, но по движениям солдат понятно, что ни с той, ни с другой стороны никто не стреляет.

Потом появляются несколько офицеров высокого ранга. Виден полевой телефон. Объектив поднимается вверх, снимая заснеженные ветви деревьев.

Чрезвычайно взволнованный, Яирам хватает меня за руку.

Еще бы — командный пункт располагается как раз между двумя огромными дубами в Плэн-де-Пастер! Они видны отчетливо, совсем как на фотографии 43-го года, которую Яирам привез из Нешато. Я тоже очень волнуюсь.

Командир разведгруппы, энергично жестикулируя, разговаривает с командующим, а офицер тем временем изучает карту.

Камера отодвигается куда-то в сторону, пленка кончается. Следующий ролик начинается с батареи стреляющих пушек. Кадр очень короткий, камера отъезжает и уходит в сторону.

Сержант Белл поднимает руку — проектор гаснет, и в просмотровом зале зажигается свет.

— Вот и все. Но мне кажется, этого достаточно. Вы видели батальон «С» на пленке, снятой двадцать восьмого декабря.

Мне требуется некоторое время, чтобы прийти в себя.

— Почему же Симпсон говорит, что он уже не существовал?

Белл чешет затылок:

— Не знаю. Впрочем, на то есть причины.

— Не очень понятно.

— Дело в том, что из этого батальона не спасся никто. Вернее сказать, все исчезли.

— Погибли? Взяты в плен?

Сержант качает головой:

— Трупы или могилы рано или поздно обнаруживаются, пленные возвращаются домой. Но тут — ничего подобного. Родственники получили обычные письма от военных властей с сообщениями, что их сыновья, мужья или братья считаются пропавшими без вести и дело батальона «С» закрыто. Однако официально оно никогда даже не открывалось.

— У вас есть какие-нибудь соображения насчет того, что там произошло?

— Нет. Просто я считаю этот батальон призраком. Я не хочу сойти за сумасшедшего, и мне вовсе не доставляет удовольствия смешить людей.

И тут вдруг Яирам выдает:

— Но ведь один-то выживший есть или был! Тот, кто снимал фильм.