В золотом капкане - Наталья Анишина

– Мне показалось, что мусора к вам часто наведываются.

– Вотчина здесь у них, – ответила она. – Шикарные дачи по ту сторону озера. Я не ходила смотреть, а соседи сено косили, видели, как они там по субботам и воскресеньям развлекаются, с голыми девками в озере купаются. Со всех сторон ограда высокая, но с другого берега, как на ладони, всё видно.

– Понятно. Далеко это? – поинтересовался Махонин.

– Да нет, километра три-четыре через лес, за ручьём. Я завтра опять в город поеду, передавать что-нибудь нужно?

Махонин в который раз написал текст послания, в котором просил Князева встретиться с ним, и номера телефонов пейджинговой компании и абонента.

Глава тридцать четвёртая

Вернувшись на следующий день, Антонина сообщила, что оператор отказался принимать сообщение, сказав, что абонент отключён. Махонина этот факт разозлил. Ну что ж! Придётся искать выход на Князева самому. Если не обознался, то выходит, он где-то рядом с ним проводит выходные дни, остаётся только найти его и поговорить насчёт возврата долга. Иначе, зачем он убил по его заказу Аверина? Из-за чего с этим человеком у Князева были разборки, он не знает. Главное – начальник пообещал закрыть дело об убийстве Климовой, да при этом пообещал хорошо заплатить.

Время идёт, Князев не собирается отдавать долг, значит, надо действовать.

Любыми путями, как можно скорее, раздобыть деньги, затем уехать отсюда подальше и навсегда. Он решил исколесить окрестности Митино, но найти место, где собираются полицейские. Поиски откладывать не стал, тут же, надев на себя старый чёрный пиджак, соломенную шляпу, кирзовые сапоги (всё снаряжение обнаружил в кладовке на веранде) направился в лес, примыкавший плотной стеной с южной стороны дачи.

Идти по опустевшему, обронившему листву осеннему лесу было легко. Видимость хорошая, гуляющих дачников не встречал, только на открытых лужайках стояли аккуратно сложенные копны сена, ещё не вывезенные деревенскими жителями.

Скоро он вышел к ручью, через который вместо мостика лежал массивный, длинный ствол сосны, по которому Махонин благополучно перешёл на противоположную сторону. Поднявшись от ручья на косогор, увидел в ложбине сверкающее зеркальным блеском озеро. Спустя пять минут был у воды. Справа от него возвышалась высокая бетонная ограда из серых плит, которые на несколько метров уходили в озеро. Чтобы заглянуть за неё, нужно было зайти в озеро на метров двести вперёд. Он попробовал и сделал первый шаг, тут же, набрав в сапоги холодной воды, быстро вышел на сушу. Из-за бетонной стены раздавался лай собак. «Не надо лезть на рожон, – предостерёг себя, – теперь знаю это место, в следующий раз зайду с противоположного берега и посмотрю».

Он разулся, вылил из сапог воду, снял носки и лёг на траву. Несмотря на осенний день, небо было по-летнему ярко-голубым, по нему плыли пышные белые облака. «Облака чистые, белые, свободные, а моя жизнь серая, обреченная», – с грустью подумал Махонин. Вспомнилось нерадостное, горемычное детство. Жили они в тесной квартире, принадлежавшей его бабушке и дедушке, обставленной неказистой, обшарпанной мебелью. Мать его – законченная алкоголичка и воровка – нигде никогда не работала.

Как только Махонин думал о детстве, сразу вспоминался устоявшийся запах перегара жилища, затхлая воздух непроветриваемого помещения, сизый дым папирос, стоявший плотной завесой в комнате. В детстве ему никто никогда не рассказывал сказок, не покупал игрушек, не говорил добрых слов. Потрясающий отборный мат, пьяные застолья, драки и поножовщина, голод, побои отца и матери, которым он постоянно мешал, и леденящее чувство страха в душе из-за боязни, что его могут забить до смерти, – вот, что он вынес из ранних лет жизни.

На что они жили? Отец, протрезвев, находил случайную работу, заработав два-три червонца, покупал водку, закуску, к нему приходили собутыльники, начинался новый загул.

Мать присоединялась к пьяной компании и не успокаивалась, пока всё не было выпито. Она была мошенницей. Летом ходила по чужим дворам и забирала всё, что плохо лежало: снимала белье, сохнувшее на верёвках, или вывешенную для проветривания одежду, отиралась по базарам и незаметно стягивала с прилавков что-нибудь съестное. Зимой мышковала на вокзалах, – подсаживалась к пассажирам и, улучив удобный момент, похищала у зазевавшихся людей баулы, сумки, пакеты. Добычу продавала, на вырученные деньги отоваривалась спиртным, хлебом и дешёвыми рыбными консервами. Она и его привлекала к разбойной жизни, давая «мастер классы» преступного ремесла. «Ты подойди к толстой тётеньке, – указывала она выбранный объект посягательства, одиноко сидевшей на скамейке привокзальной площади, – спроси её, как проехать на улицу Советскую. Прикинься, что ничего в городе не знаешь. Подольше с ней побеседуй. Потом поблагодари и исчезай. Только за мной не иди, веди себя так, словно мы чужие люди. Встретимся дома». Пока он консультировался с ничего не подозревающей пассажиркой о том, как добраться до какого-нибудь места, мать, проходя мимо, умудрялась прихватить одну из сумок, стоящих возле ног словоохотливой женщины и скрыться в череде вечно спешащих на поезда граждан.

В периоды безденежья мать становилась особенно злой и агрессивной. Артур знал, что лучше в это время не попадаться ей на глаза – изобьёт до полусмерти. Несколько раз от побоев он терял сознание, его увозили в больницу с едва заметными признаками жизни. Видя мать пьяной, забивался под кровать и сидел там до глубокой ночи, слушая непристойные для детских ушей разговоры взрослых, которыми они сопровождали любовную возню.

О его существовании никто не вспоминал, до него никому не было дела. Он находился в укрытии и ждал, когда стены квартиры начнут дрожать от устойчивого храпа. В темноте выползал из укрытия и искал в грязных кастрюлях и сковородках остатки еды, чтобы утолить болезненное чувство голода.

Он хорошо помнил, что одежду ему давали соседи от своих выросших детей, они угощали его хлебом, молоком. Когда ему было десять лет, за матерью пришли конвоиры и увели с собой. «В тюрьму», – на его вопрос: «Куда ушла мама?» – ответила ребёнку бабушка. Отец исчез из дома навсегда, с тех пор Махонин его не видел.

С бабушкой жить было легче. Во-первых, она раз в месяц получала пенсию, и тогда несколько дней в доме пахло супом и жареной картошкой, во-вторых, его теперь никто не бил и, в-третьих, старушка иногда покупала внуку вещи: рубашки, брюки, ботинки. Но и к ней постоянно приходили знакомые, сразу накрывался стол, выставлялась бутылка вина, закуска и начинались душевные разговоры, пьяные песнопения, а заканчивалось сходка руганью, слезами и выяснением отношений между подругами. Всё-таки, благодаря бабушке, он закончил восемь классов и научился водить машину. Вскоре началась перестройка, а вместе с ней полная неразбериха во всём.

Мать выпустили из тюрьмы. К ней стали захаживать закадычные подруги по зоне, все, как на подбор, с отёчными и серыми лицами, с ними вместе приходили друзья – бывшие уголовники, и в доме опять начинался пьяный кутёж. Однажды один из отсидевших зэков обратил внимание на Артура. Узнав, что он умеет водить машину, предложил мальчишке подзаработать денег. Он разжёг интерес у Махонина к риску, научил обращаться с огнестрельным оружием. Видя, как разгорелись у подростка глаза при виде пистолета, «крёстный отец» раздобрился и подарил его Махонину, предупредив, чтобы ни перед кем не хвастался и хранил его в тайнике.

Так Махонин встал на преступную тропу. На первом же деле – ограблении сберкассы на окраине города с убийством кассира – все соучастники были пойманы и арестованы. В восемнадцать лет он оказался за решёткой. Отсидев пять лет, попал под амнистию, пришёл домой и узнал, что мать умерла, отравившись техническим спиртом, а дома восьмидесятилетняя бабушка лежала парализованная в постели.

За немощной женщиной ухаживала дочь её подруги, сорокапятилетняя Климова Раиса Ивановна. Махонину было тогда двадцать три года. Раиса Ивановна была старой девой, набожной, умеющей сострадать чужому горю. Она из жалости приходила к одинокой старушке, варила еду, покупала лекарства и убирала в квартире, по сути, была бескорыстным волонтёром. Махонин, находясь в тюрьме среди отпетых воров, насильников-маньяков и убийц, был много наслышан о любви и измене. Вдобавок ко всему в камере находились гомосексуалисты. Вышел Махонин из тюрьмы обогащённый развратом, ненавистью и презрением ко всему миру. Каким образом между ним и Раисой Ивановной возникли интимные отношения, одному Богу известно. Может быть, потому что Раиса Ивановна имела доброе, отзывчивое сердце, всегда мечтала о счастливой семейной жизни, а этот молодой человек, оступившийся в жизни, никогда и ни от кого не слышавший доброго, человеческого слова, казался ей несчастным и незаслуженно обиженным судьбой. У неё хватило душевного тепла и на него.