Темная сторона Луны - Мартин Сутер

В случае Урса Бланка речь шла о депрессии вследствие общего истощения. Эту формулировку Урс предпочел «истощению нервной системы». По его мнению, она вызывала меньше подозрений.

В конторе «Гайгер, фон Берг, Миндер энд Бланк» этот диагноз был встречен одновременно с тревогой и облегчением. С тревогой, потому что он означал: некоторые особо важные поручения остались без исполнителя. С облегчением, потому что он объяснял странное поведение Бланка. Конечно, партнерам хотелось бы услышать более убедительное основание для временной нетрудоспособности Бланка, например инфаркт или выпадение межпозвонкового диска. Но депрессия вследствие общего истощения, как пояснил д-р Венгер, лично проинформировавший компаньонов Бланка, позволяла надеяться, что его состояние будет истолковано как переутомление на работе. Переработка для хорошего адвоката по экономическим вопросам всегда считалась уважительной причиной временного удаления от дел.

В любом случае им удалось склонить всех клиентов Бланка к принятию переходного решения. Даже Хювайлер в конце концов согласился не забирать поручение у конторы. Временно делами Бланка обещал заняться д-р Гайгер. Тяжелую часть работы Гайгер взвалил на плечи Кристофа Гербера, ассистента Бланка. Гербер был уже введен в курс дела и знал стиль работы своего непосредственного начальника. Как Гайгер заверил Хювайлера, «это второй Бланк».

Эшенгут приятно поразил Урса Бланка. Персонал вел себя тактично. Врачи не навязывались. Пациенты держались обособленно. Большинство из них с радостью предпочли бы, чтобы их оставили в покое. Некоторых Бланк временами встречал в плавательном бассейне или тренажерных залах. Еду приносили в персональную палату, размещавшуюся в одной из замковых башен. Окна палаты в разных направлениях выходили на ясеневый лес, в котором, собственно, и находилась клиника.

Бланк проводил в лесу почти все время.

Иногда он просыпался с первыми лучами солнца. Вставал к открытому окну и слушал, как птицы приветствуют новый день. Многоголосый щебет и звонкие трели сливались в один голос, и казалось, что этот голос принадлежит одному живому существу.

Вот и сегодня Бланк оделся и, тихонько ступая по скрипящей лестнице, вышел во двор. Он пересек двор перед усадьбой. В коровнике горел свет, из окон доносились звуки «лендлера» и шум доильного аппарата. Бланк выбрал одну из уводящих в лес тропинок, которые разбегались в стороны сразу за большим огородом. Чем ближе он подходил к лесу, тем быстрее шагал. Как будто хотел добраться до убежища перед сильным дождем.

Стоял конец мая. Листва на ясенях появилась каких-нибудь две недели назад, и от этого в лесу было много света. Сочная лесная почва все еще была покрыта желтым липовым цветом и зеленчуком. То здесь, то там сверкали белые пятнышки запоздалой дубравной ветреницы.

Пройдя несколько сот метров, Бланк свернул с тропинки и пошел туда, где, как ему показалось, были самые плотные заросли. Туда, где желтоватые стволы ясеней сменялись мшистыми яворами, где в тени могучих крон произрастали черемуха, орешник и бересклет, там ему было хорошо. Он любил такие места, куда, судя по всему, годами не ступала нога человека. Он садился на камень, или гнилой ствол, или просто на мягкую лесную траву и пробовал стать частью леса.

Иногда после нескольких часов у него получалось ухватить тень того ощущения, какое он пережил в день своего повторного транса, когда лес превратился в морское дно. В такие дни он возвращался в Эшенгут словно освобожденный.

На второй неделе Бланк обнаружил грибы. Он как раз возвращался из леса. Грибы росли на обочине тропинки аккурат в том месте, где он утром свернул в лес. Сначала он принял их за обыкновенные круглые камешки, поскольку шляпки грибов были разных оттенков — от светлого серого до темного серо-голубого. Только опустившись на корточки, он разглядел, что это грибы. Бланк выдернул один из мягкой почвы. Шляпка гриба имела форму колокола со складчатой окантовкой, как у старой кожи. Ножка светло-серая, хотя кому-то она могла показаться и светло-голубой. В основании ножка утолщалась. Такого признака в описании голубянки он не припоминал. Кроме того, гриб был значительно крупнее. Молодые экземпляры напоминали яйца на ножках.

Бланк вырвал всю грибную семейку и тщательно завернул в носовой платок.

В том месте, где тропинка выходила на усадебную поляну Эшенгута, на опушке укромно стояла скамейка. Проходя мимо нее, Бланк услышал голос:

— Вы здесь инкогнито или я могу к вам обратиться?

Бланк вздрогнул и обернулся. На скамейке сидел Пиус Отт. На нем было пальто из грубошерстного сукна и фетровая шляпа. Отт поднялся и подошел к Бланку.

— Откуда вы узнали, что я здесь?

— Я этого не знал. — Отт протянул Бланку руку.

— Значит, вы здесь оказались случайно?

— Не совсем. — Отт показал на сверток в руке у Бланка. — Любите собирать грибы?

— Нет. Но они показались мне примечательными.

Отт протянул руку к свертку.

— Вы позволите?

— Вы разбираетесь в грибах?

— Немного. — Отт взял сверток, развернул его на земле и от удивления присвистнул, — «Примечательные» — это верное слово.

— Они съедобны?

— Съедобны? Молодые экземпляры на вкус восхитительны! Вы меня пригласите на них?

— Вы тоже обитаете в Эшенгуте?

— В течение трех недель каждый год.

Бланк придерживался неписаного кодекса клиники и не стал выспрашивать, с какой целью.

Отт сложил грибы обратно в платок.

— Я скажу повару, как их нужно приготовить, и мы съедим их вместе. Your place or my place?[30]

Минутное колебание Бланка вынудило Отта добавить:

— Я знаю, нет ничего более неприятного, чем случайные встречи со знакомыми в реабилитационных клиниках. Не беспокойтесь: мне и самому не хотелось бы, чтобы мы в дальнейшем докучали друг другу. Но эти грибы нужно есть сразу, после того как их собрали. Это тинтлинги. Завтра они превратятся в жидкую массу.

Каких-нибудь несколько дней назад Бланк в лучшем случае оставил бы мнение Отта по данному вопросу без внимания. Но к собственному удивлению, он не только ничего не возразил, но согласился отведать грибного блюда в апартаментах Отта. Бланк отнес это за счет медитативных упражнений, которые сам себе предписал.

Покои Отта располагались во флигеле и имели выход на крышу. С трех сторон их окружала терраса, откуда хорошо просматривались усадьба, замок и окрестный лес. Они состояли из гостиной и спальни. Предметы мебели, которыми были обставлены покои Отта, по-видимому, в восьмидесятые годы считались самыми модными.

Четвертую часть гостиной занимал стол с водруженными на него тремя телеэкранами. Все они показывали постоянно меняющиеся биржевые курсы. Рядом лежали аккуратно сшитые документы и в ряд три мобильных телефона. Дополняли временную управленческую инфраструктуру Отта факс-аппарат и устройство для уничтожения бумаг.

У окна, обращенного на запад, стоял накрытый на двоих столик. Вдоль южной стены располагалась мягкая мебель: диван и два кресла.

— Еду подадут через полчаса. Не хотите ли аперитив?

Бланк попросил тоник. Отт вытащил из холодильника две бутылочки и вылил их в большой стакан.

— Раньше я считал, что нерегулярность продлевает жизнь. Я старался не делать два года подряд одно и то же, потому что потом их было не отличить и они сливались в один. Сегодня я думаю по-другому: регулярность во всем продлевает жизнь. Чем больше прожитые годы походят друг на друга, тем незаметнее для нас их неумолимый бег. Я приезжаю сюда каждый год в одно и то же время и занимаю одни и те же апартаменты. Персонал стареет незаметно, а постоянные клиенты и вовсе не старятся. — Отт рассмеялся. — Напротив, некоторые из них год от года молодеют. А вы что делаете, господин доктор, для продления жизни?

Бланк задумался.

— Наверное, я мало делаю.

— Каждый день рано утром вы ходите в лес.

— Откуда вам это известно?

— Вижу вас сверху из окна. Я тоже ранняя пташка.

— Вы за мной следите? — спросил Бланк не без раздражения в голосе.

— С тех пор, как вы здесь появились. Но не беспокойтесь. Завтра у меня последний день.

Бланк промолчал.

— Мне жаль, но это старая привычка охотника: рано утром засесть на вышке и следить за окрестностями. Вот я и выследил вас, гуляющего по утрам в лесу. Лес — хорошее начало, если вы решили заняться продлением жизни. Он одновременно и неподвижен, и изменчив.

— Поэтому вы любите охоту? — спросил Бланк и порадовался своей невозмутимости.

— Не из-за леса. Я охочусь и в степи, и во льдах. И делаю это опять же ради продления жизни.

— Объясните, пожалуйста.

— Когда ты получаешь право отнять или подарить жизнь, то подходишь к состоянию сродни бессмертию.