Ловушка для «Осьминога» - Станислав Гагарин

Как раз в это время сверху дали двигателю малый ход, шум поутих, и Давыдова услышали. Люк вдруг распахнулся. Олег, подняв голову, увидел загорелое лицо синеглазого моряка в мятой темно-синей фуражке, с трубкой в зубах и с рыжей шкиперской бород­кой.

– А ну-ка вылезай! – сказал он.

Олег не понял отдельных слов, но понял фразу по ее интонации и стал выбираться из машинного отделения. Когда он оказался в рубке, моряк в фуражке выключил двигатель.

Олег осмотрелся – мусорщик находился в восточ­ной гавани Ухгуилласуна.

– Ты кто такой? – спросил хозяин посудины.

Давыдов растерянно улыбался.

– Эй, Хельга! – позвал моряк. – Иди посмотри, какого кролика поймал твой отец…

Дверь в рубку открылась и вошла девушка в оранжевой куртке; капюшон куртки был отброшен за спину. Увидев Олега, она улыбнулась. Вид у него в полусырой форменной куртке с погончиками, в брюках, будто изжеванных коровой – Давыдов постарался от души, выжимая из них воду, – вид у него был, конечно, еще тот.

– Кто ты такой? – снова спросил человек со шкиперской бородкой.

– Он, видимо, не знает нашего языка, отец, – сказала девушка. – Хотя по обличью – вылитый швед. Из средней части страны…

– Это, наверно, пьяный янки с «Президента Рузвельта», – проворчал ее отец. – Его экипаж не просыхает уже третьи сутки…

Олег Давыдов понимал, что его спрашивают о чем-то, но язык перестал ему повиноваться.

– Янки, гоу хоум! – заорал вдруг голубоглазый бородач, и Олег вздрогнул.

– Ноу, – сказал он по-английски, – ит из нот… Ай эм нот янки. Ай эм рашен сейлор!

– Русский моряк? – переспросила вдруг девушка на родном для Давыдова языке, правда, с некоторым акцентом. – Не может быть!

– Почему это не может быть? – спросил штурман, даже не удивившись – он перестал с некоторых пор чему-либо удивляться, – что с ним говорят по-русски. – Меня зовут Олег Давыдов. Второй штурман теплохода «Вишера», из Ленинграда.

– О, – воскликнула девушка, – Ленинград! Я была там дважды… – И спохватилась. – Простите. Моё имя Хельга. Я учусь в университете, в Стокгольме, факультет славистики. А это мой отец – Бенгт Ландстрём. – Она заговорила с отцом на шведском языке, представляя ему Олега.

– Русский моряк? – недоверчиво переспросил Бенгт. – Но как он здесь оказался? Я знаю теплоход «Вишера», видел его прежде в порту. Но сейчас там нет такого судна…

– Отец спрашивает, как вы могли попасть сюда? – заговорила Хельга. – С вами что-нибудь случилось?

Олег Давыдов вздохнул.

– Случилось, – сказал он. – Такое, что и ваше­му Перу Валё сочинить не под силу.

IV

– Простите, шеф, но только я не совсем ясно понял ваше задание… Замок Хельяс я знаю. Он стоит на холме, на берегу реки Муукса, неподалеку от русской границы. Ближе к берегу – коттедж егеря Яакко Юлли. Правильно я ориентируюсь?

– Все верно, Ялмар.

– Значит, мне необходимо подобраться к границе так, чтобы меня не заметили наши патрули, подойти к русскому пограничному столбу и сорвать с него государственный герб. Так?

– Совершенно верно. И что вам непонятно в этом задании, Ялмар? Более легкой задачи и придумать трудно. Ведь вы не идете через границу, вы только подходите к ней. А отодрать герб такому опытному специалисту – пара пустяков.

– Прошу меня простить, шеф, но я хотел бы уточнить кое-что. Вы правы, сорвать герб с пограничного столба для меня труда не составит. Но мне все-таки придется перейти границу. Красно-зеленые столбы стоят уже на русской территории. Следовательно как только я подойду к ихнему столбу, то буду считаться нарушителем государственной границы.

– Говорите яснее, Ялмар! К чему вы клоните, черт вас возьми?!

– Я хотел бы рассматривать это поручение как переход русской границы. Соответственно, чтоб и гонорар… За повышенный риск.

– Ах, вот вы о чем… Хорошо. Нет возражений. Принесете мне герб с той стороны – получите достаточное вознаграждение. Вы знаете, что я всегда предпочитаю переплатить, чем недоплатить своим людям.

– Замечательный принцип, шеф, с вами можно работать. Я все сделаю как надо.

– Запомните, Ялмар: герб надо снять в районе зам­ка Хельяс.

– Понимаю. Там сейчас резвятся племянники старика Алтонена и их приятели с девочками. Все понимаю, шеф.

Это поручение руководитель резидентуры «Осьминог» дал агенту Ялмару уже на следующий день после ночной попойки с Майклом.

V

Когда Стив Фергюссон вернулся в квартиру Майкла с двумя бутылками виски, которые он раздобыл в под­польном ночном баре, политический советник уже выпил две чашки крепкого кофе и был готов к новым порциям алкоголя.

Стиву хотелось узнать подробности идеи Сэмюэля Ларкина послать его к русским, идеи, о которой про­говорился Майкл, но он понимал, что впрямую расспрашивать нельзя. Надо ждать, когда Майкл вольет в себя побольше виски и снова примется болтать.

Но Майкл пока, прикладываясь к стакану, не очень-то пьянел. И снова его повлекло к психологическому анализу Стива.

– Никак не могу разобраться в механизме вашего недоброжелательного отношения к русским, дорогой Рутти, – принялся Майкл за свое. – Простите меня, вы не любите, когда вас называют прежним именем, но мы сейчас одни, позвольте мне это, коллега… Вы наполовину русский и только на четверть финн. Но большего финского националиста, чем вы, Рутти, я в Финляндии не встречал. Но ведь русские не отняли у вас земель и поместий на Карельском перешейке, их не было у ваших предков, ваши родители не подверглись репрессиям…

– Отцу пришлось в сорок четвертом году бежать в Швецию, – перебил Майкла Стив.

– Но согласитесь, – возразил Майкл, – Ивар Лаймесон был до этого слишком суров к соседям… И отец Джона Бриггса – Рольф Штрассер – тоже был зачислен в категорию людей, подлежащих ответственности за некоторые щекотливые дела в отношении русских. Нет, коллега Фергюссон, вы попросту несправедливы к ним!

– А почему я должен быть к ним справедлив? – спросил Стив. Он давно оборвал бы этот ненавистный ему разговор, но страстно хотел узнать от Майкла подробности затеи Сэмюэля Ларкина и потому терпел.

– Возьмем историю, – продолжал Майкл тоном университетского профессора, вещающего с кафедры. – Финны когда-то жили бок о бок с Новгородской республикой, но республика эта только торговала с ними, не делая попыток обратить ваших предков в христианство, не мешая поклоняться своим лесным богам. Шведы, а не русские, покорили финнов, обратили их в христианство. Не московские князья, а Густав Первый Ваза отменил феодальное право, по которому в Суоми[5] каждый землевладелец владел той землей, которую он обработал, а незанятые земли были общим достоянием. Шведы систематически ассимилировали квеков и тавастов, из которых сложилась нынешняя финская нация. Переход под руку Российской империи в 1809 году был благом для Финляндии, получившей такую автономию, которой не удостаивалась ни одна из входивших в Россию областей.

– При шведах у нас тоже была автономия, – возразил Стив. – Финляндия называлась великим княжеством.

– Ну и что? – опять возразил Майкл. – Сохранись владычество шведов до сих пор… Впрочем, что гадать. Скажу только: до семнадцатого года, когда русские позволили вам вообще отделиться от них, в Гельсингфорсе[6] было около двадцати обществ, названия которых начинались со слова «финское»… Финское научное общество, финское общество искусства, финское общество содействия ремеслам в Финляндии… Выходило пять газет на финском языке, журнал и два юмористических листка. Русские позволили вам завести собственную золотую валюту и держать национальную армию…

– Вы, Майкл, большой знаток истории Суоми, – внешне бесстрастно, но переполняясь злобой к своему собеседнику, сказал Стив. – Тогда вы должны знать, что потомки наших общих предков до сих пор населяют огромные пространства России до Урала и Волги. Мой отец боролся за справедливое воссоединение карелов, коми, удмуртов, мордвы, марийцев, хантов и эстонцев в лоне единой Великой Финляндии.

– Тогда уж распространите ее границы до Австрии, Чехословакии и Румынии, прихватите заодно и Дунай, ведь там живут венгры, которые тоже говорят на языке ваших предков… Простите, Стив, но это попросту чушь собачья… Надо быть реалистом… Тем более, ког­да занимаешься тайной политикой. Иначе занесет черт знает куда. Да, сегодня мы обязаны мешать дружбе финнов и русских, эта дружба мешает нашим интересам в Северной Европе. Но делать это необходимо, сохраняя трезвость мышления, не давая ослепить себя патологической ненавистью к противнику. А потому наливайте, Стив, наши стаканы уже опустели…

«Проклятый янки! – подумал Стив. – Он пьет, как лошадь… И вряд ли снова заговорит о Ларкине. Но я уже знаю, что мне делать. Завтра утром дам поручение Ялмару. Мне просто необходимо посмотреть „зеленым фуражкам“ в лицо, встретиться с ними глаза в глаза…»