Заговор богинь - Филис Каст

Голос Ахиллеса перекрыл раздраженное бормотание старцев.

 – Царевна и под моей защитой. И у меня нет ни малейшего желания ссориться с кем-то из вас, – сказал он но Кэт видела, что Ахиллес не смотрел на царя, подчеркнуто исключая его из числа тех, с кем он «не желал ссориться», – Но если вы зайдете так далеко, что прикоснетесь к ней, я убью вас.

Он произнес последние слова совершенно спокойно, как бы между прочим, однако на его лице отразилась такая неумолимость, что Кэт ни на секунду не усомнилась в том, что он именно так и поступит.

Снисходительный смех Агамемнона нарушил тишину, воцарившуюся после слов Ахиллеса.

 – Ох, да будет тебе, Ахиллес! Прибереги свои убийственные угрозы для троянцев. Ну, то есть для всех троянцев, кроме вот этой маленькой нежной крошки. В конце концов, твоей новой военной жене ничто не грозит. И очень хорошо, что ты так быстро нашел замену, да еще такую симпатичную.

Агамемнон улыбнулся Катрине, и отношение к ней в толпе собравшихся изменилось в лучшую сторону.

 – Тебе завтра понадобятся все силы. Ко мне сегодня являлась Гера, и я уверен: это знак того, что наша победа близка. Завтра у греков будет великий день!

Катрине пришлось приложить усилия, чтобы не разинуть рот в изумлении. Визит Геры расценивается как знак того, что греки вот-вот выиграют войну? Кэт могла лишь вообразить реакцию богини на подобную новость. Никогда в жизни Катрине не приходилось слышать большей глупости. Что ж, неудивительно, что именно в этом месте рождались самые нелепые слухи.

Однако мужчины в шатре проглотили каждое слово своего царя, и вокруг Кэт разразилась тестостероновая буря. Ахиллес переждал, пока утихнет шум, и произнес одно-единственное слово, похоже поразившее царя до мозга костей:

 – Нет.

Агамемнон сумел быстро восстановить на лице выражение снисходительного безразличия.

 – Нет? – Он произнес это с саркастической усмешкой. – Что, какие-то нелады с мирмидонянами, Ахиллес? Какая-то новая болезнь? Я вернул Хрисеиду, как ты настаивал. После этого прекратился мор в твоем лагере. А теперь какой жертвы ты просишь у меня?

 – Я не прошу у тебя никаких жертв, Агамемнон. Я просто прошу тебя самому вести свою войну.

Ахиллес мягко высвободил руку, за которую продолжала держаться Катрина, и шагнул вперед, обращаясь не столько к роскошно одетому старику, восседавшему на золотом троне, сколько к молодому воину, стоявшему рядом с царем.

 – Почему это о войнах рассуждают старые люди, но сражаются в них только молодые? Если мне нужна женщина, я дерусь за нее. Если я хочу богатства, я буду за него сражаться. Если мне хочется славы, я стану ее добывать в бою. Но я никогда не забирал себе того, за что другие сражались и умирали.

Кэт вместе со всеми зачарованно смотрела на Ахиллеса. Он вовсе не был безмозглой машиной убийства, подчиненной славе и судьбе. Ахиллес был лидером, истинным королем по праву рождения. Он продолжал неспешно шагать вперед, пока не остановился прямо перед тронным возвышением.

 – Возможно, пришло для тебя время сразиться за то чем ты желаешь обладать, великий царь.

В отличие от Агамемнона, Ахиллес говорил без capказма. Его низкий голос звучал твердо и открыто. Он прямо смотрел в глаза царя, потому что говорил правду, не пытаясь никого обмануть.

 – И возможно, для меня настало время отдохнуть Жизнь больше, чем война. Так уж получилось, что сегодня я вспомнил: Афина – куда более богиня мудрости, чем войны.

 – Ты не можешь оставить поле боя! – Агамемнон резко вскочил, полностью утратив власть над собой, – Я – твой царь, и я приказываю тебе сражаться!

Ахиллес снова медленно повернулся, опять очутившись лицом к Агамемнону.

 – Ты не мой царь. Я никогда не приносил тебе клятву верности. Я – сын другого царя, и я командую своими собственными людьми. Я здесь из-за ошибки, совершенной в юности.

 – Ты что, действительно думаешь, что можешь убежать от своей судьбы? – с презрительной усмешкой произнес Агамемнон.

 – Я не намерен никуда бежать, но могу заявить тебе вот что: если я пожелаю снова сражаться, то только тогда, когда будет за что умереть, – ответил Ахиллес и широким шагом вернулся к Катрине.

 – Остановите его! – заверещал Агамемнон.

Реакция Ахиллеса была мгновенной. Он подтолкнул Кэт к выходу из шатра, а сам выхватил меч и принял боевую позицию. Воины заколебались. Было совершенно очевидно, что у них нет ни малейшего желания связываться с Ахиллесом.

Внезапно послышалось хлопанье крыльев, и огромная сова, белая, как только что выпавший снег, ворвалась в шатер. Мужчины разинули рты, когда сова опустилась на землю рядом с Ахиллесом и уставилась на них, как бы поощряя кого-нибудь сдвинуться с места.

Одиссей был первым, кто нарушил молчание. Он быстро сделал два шага вперед и преклонил колени перед совой.

 – Как пожелаешь, моя богиня, – сказал он.

Встав, он вызывающе оглядел присутствующих.

 – Афина все вам объяснила. Ахиллес и царевна – неприкосновенны. И если кто-то из вас захочет восстать против воли моей богини, ему сначала придется иметь дело со мной.

Это было последним, что услышала Кэт, потому что Ахиллес вытолкал ее из шатра. Крепко схватив Кэт за руку, он быстро зашагал через лагерь греков, туда, где располагались мирмидоняне.

И потому Катрина не могла увидеть, как молодой воин, Талфибий, принялся шепотом рассказывать Агамемнону историю о том, как он утром этого дня разграбил храм Геры, и о том, что царевна, находившаяся в том храме, оказалась очень, ну просто очень мертва...

Глава 9

 На обратном пути не Кэт держалась за Ахиллеса, – он сам крепко держал ее за руку, волоча за собой так, что ее ноги едва касались песка; они стремительно пересекли греческий лагерь, песчаный пляж и дюны, что отделяли их от мирмидонян. Но даже если бы Кэт не приходилось тратить все силы, чтобы удержаться в вертикальном положении, она все равно не стала бы сейчас атаковать Ахиллеса сотнями вопросов. Ведь буквально за несколько секунд Ахиллес из израненного, почти застенчивого человека превратился во внушительного воина-короля, и Катрине нужно было время, чтобы осмыслить произошедшую перемену.

Прежде всего Кэт подумала о ярости берсеркера, что временами овладевала Ахиллесом. Но сейчас он вроде бы оставался самим собой. На губах не выступила пена, он не превратился в неуправляемого зверя, как описывали исторические статьи, говоря о ярости берсеркеров. Кэт осторожно, искоса посмотрела на каменное лицо Ахиллеса. Воин был напряжен, все его тело пребывало в готовности к схватке. Черт побери, никто и ничто не смогло бы сейчас подобраться к нему незамеченным, Ахиллес держал наготове меч, угрожающе поблескивавший в лучах луны, повисшей над морем. Но не меч Ахиллеса представлял собой главную опасность. Сам Ахиллес превратился в смертельное оружие – и теперь шрамы на его теле получали объяснение. Ахиллес действительно использовал свое тело как инструмент... как машину убийства. Убивающая машина...