Человек среди религий - Виктор Кротов

– Никто ещё, – говорит, – к моему гнезду не смел приближаться. Теперь гибель тебе. Налечу, в пропасть сброшу, никто тебя и не сыщет.

– Ничего у тебя не получится, – покачал головой Бако. – Я же не один здесь. Со мною много народа. И тот, кто мне перчатки принёс, чтобы не голыми руками с тобой сражаться. И тот, кто сапоги свои отдал, чтобы по скалам карабкаться. И тот, кто кинжал вручил, с которым его предки побеждали. И все остальные, кто меня непобедимым сделал…

Говорит Бако, а у орла глаза расширяются, округляются, перья дыбом встали. Головой покрутил – и вдруг взмолился:

– Замолчи, замолчи, человек! Зачем ты их всех сюда позвал?

Бако тоже огляделся. Никого не видит.

А орёл не на шутку испугался. Кричит:

– Что же они все по гнезду моему расселись! Забирай их скорее, уходи, чтобы гнездо под вашей тяжестью не рухнуло. Птенцы ведь ещё летать не умеют!

Взлетел орёл, кружит над гнездом, умоляет:

– Уходи! Уходи поскорее! Никогда больше никого у вас не трону!…

Прижал Бако своего Умшу к груди покрепче, выбрался из гнезда и пустился в обратный путь. Правда, спускаться с горы было гораздо труднее, чем подниматься. Ведь Умша то и дело высовывал голову из-под куртки и лизал Бако в нос, на каком бы крутом склоне они в этот момент ни находились.

Церковь как ориентирующая система

Значение религиозного ориентирования делает церковь любой конфессии важным компонентом человеческой жизни и социального устройства. Ведь именно церковь хранит, развивает и соизмеряет с человеческой судьбой то религиозное учение, которым руководствуются отдельные люди. Церковь – казначейство религиозного опыта. Церковь – это храм из людей, её образующих. Из тех людей и для тех людей, кого сближает друг с другом чувство веры.

Бывают общности, подобные церкви, сосредоточенные вокруг не чувства веры, а какого-нибудь другого чувства. Примеры читатель вполне может поискать самостоятельно.

Философское учение сосредоточено преимущественно в самом круге идей, ожидающих усвоения. Религиозное учение живёт прежде всего в церкви. Церковь превращает его в разностороннюю ориентирующую систему. Она стремится поддерживать постоянное взаимодействие с человеком, нуждающимся в выборе и уточнении своего духовного пути.

Церковь стимулирует духовное ориентирование с самого порога жизни – начиная с родителей. Если они принадлежат к церкви или хотя бы симпатизируют ей, ориентирующее воздействие церкви резонирует с воздействием семьи и становится особенно сильным. Это не означает, что оно всегда производит благотворное действие. Дело ещё и в том, насколько это воздействие соответствует внутреннему миру самого ребёнка, насколько оно опирается на его чувство веры. Добросовестным родителям приходится быть не только представителями церкви, но и защитниками интересов ребёнка. Могут возникать и другие сложности, семейно-психологического характера. Впрочем, эти сложности встречаются во всём, что относится к детству.

Свои особенности для возрастной ориентации – подростковой, молодёжной и далее – существуют, наверное, в каждой церкви. В этом проявляется комплексный характер церковного ориентирования.

Служители церкви – это религиозные ориентаторы по самому своему призванию. Их помощь может быть полезна человеку во многом. Необходимо лишь помнить о том, что церковь часто иерархична по своей структуре. Имея дело со священником, мы имеем дело не только с ним как с ориентатором-личностью, опирающимся на собственный духовный опыт и исторический опыт церкви. За ним стоит та иерархия, в которую он входит. С чем-то к нам обращается личность, а с чем-то обращается иерархия, и цели этих обращений нередко различны.

Ориентаторами являются и простые члены церкви. Они не столь профессиональны, как священники, но зато могут более непосредственно помочь человеку, с которым их свела судьба. Поделиться опытом, поддержать словом, поступком или просто своим образом жизни.

Ориентирующая деятельность церкви состоит также в накоплении и поддержании религиозных традиций. В традициях кристаллизуется и личный опыт верующих, и те общие события, которые они пережили в своей общей церковной жизни, – может быть, сотни или тысячи лет назад. Эта коллективная память церкви углубляет и расширяет восприятие духовного пространства не только для каждого, кто в ней, но и для тех, кто рядом.

Постоянное осмысление тех религиозных ценностей, с которыми церковь имеет дело, тоже питает её ориентирующую силу. Осмысление это обычно начинается как инициатива личности. Той личности, для которой чувство веры важно не только само по себе, а в сочетании с другими чувствами и свойствами души. От личности, от её способности к мышлению берут начало всякая теология и религиозная философия. Потом лишь, с течением времени и по мере включения в осмысление других верующих, церковь принимает те достижения религиозной мысли, которые считает верными. При этом церковь не остаётся механическим фильтром мысли: она сама изменяется по мере осуществления этого отбора.

Вот достойная тема для любителей концептуального мышления: самоориентирование ориентирующей системы. Но здесь нам важно другое.

Какую бы организационную структуру ни принимала церковь, главным её достоянием всегда остаётся каждодневная духовная жизнь каждого, кто к ней принадлежит. Эта жизнь и есть настоящая жизнь церкви. Переплёскиваясь от человека к человеку, она создаёт реальную область религиозного опыта для всех, кто в ней участвует, и для всех, кто соприкасается с нею.

Церковь как тайна

Рациональное представление о церкви как об ориентирующей системе далеко не исчерпывает её значения. Сама принадлежность к церкви, само осознание себя участником её жизни – важное религиозное переживание.

Люди, сведённые воедино общим чувством веры, – это принципиально иная общность, чем любое другое объединение. Недаром почти каждая церковь воспринимает себя как некое мистическое единство. Тайна этого единства становится одной из важнейших опор вероисповедания.

Эта сторона соединения людей в церковь мало поддаётся осмыслению: и логическому, и художественному. Учёные могут изучать действие социально-психологических факторов. Но это никак не исчерпывает тех переживаний, которые связывают верующего с церковью. Визионеры могут рисовать символические картины, развернувшиеся перед их внутренним взором. Но это лишь образы, ещё более углубляющие ощущение тайны. Умудрённые парапсихологи могут говорить об "эгрегорах" и других информационно-энергетических сущностях. Но это лишь псевдонимы явлений, выходящих за рамки человеческого понимания.

В основе каждого глубокого чувства лежит, наверное, своя тайна. Но соединённость людей во имя Высшего наполнена тайно особенно: и по своей природе, и по природе самого Высшего.

Для обычного человека принадлежность к церкви является одновременно и чем-то похожим на принадлежность к любой другой организации, и чем-то гораздо более значительным. Это фермент его духовной эволюции. Отношения с организацией можно так или иначе регулировать. Но можно ли регулировать отношения с тайной? Всё решается тем, насколько мы открыты навстречу, насколько готовы принять её в свою жизнь. Сказать себе: да, это тайна, я могу ощутить её дыхание, но не могу разобраться в её подробностях, – достойнее, чем разглагольствовать о том, как устроено седьмое небо.

Особая роль в церковной жизни выпадает свидетелю тайны. Тот, кто соприкоснулся с тайной, часто чувствует себя обязанным рассказать об этом другим. Но это не так просто. Необходима стойкость, чтобы говорить о пережитом – каким бы странным ни показалось оно окружающим. Необходима честность во что бы то ни стало – иногда вопреки тому, что хотят от тебя услышать. Необходимо освоение тайны – чтобы избежать её отчуждения.

Признание своей церкви хранительницей особой тайны ставит перед человеком и следующий вопрос. Готов ли я признать подобное качество и за любой другой церковью, тайну которой мне ощутить не дано? Ещё труднее этот вопрос для внецерковного человека, не говоря уж о последовательном атеисте.

Атеисту труднее всего. Не имея своей тайны, как признать её за другими?

И потом – разве не существует ложных, искусственно сооружённых тайн?

Тайн, которыми мистификаторы обманывают простаков. Тайн-пустот, вокруг которых может быть сплетена своя религия, создана своя церковь, культивирующая своё чувство веры…

Конечно, всего этого хватает. Конечно, человеку необходимо уметь отличать подлинное от искусственного, истинное от ложного, честное от придуманного. Конечно, это иногда довольно сложно. Вот если считать, что существует только искусственное, ложное и придуманное, тогда все сложности исчезают. Исчезают они (или сведены к минимуму) и в том случае, если объявить искусственным, ложным и придуманным всё, кроме своего. Но тогда закрадывается подозрение: не является ли искусственной именно такая тайна, для обороны которой отвергается всё остальное?