1941. Разгром Западного фронта - Дмитрий Егоров

Существование специального запрета на открытие зенитного артогня вполне возможно. А. И. Микоян вспоминал о последних часах накануне войны: «Поскольку все мы были крайне встревожены и требовали принять неотложные меры, Сталин согласился „на всякий случай“ дать директиву в войска о приведении их в боевую готовность. Но при этом было дано указание, что, когда немецкие самолеты будут пролетать над нашей территорией, по ним не стрелять, чтобы не спровоцировать нападение». Поскольку войска ПВО «де-факто» входили в состав военных округов, но «де-юре» подчинялись Главному Управлению ПВО страны, логично предположить, что для них могла быть издана отдельная директива, в которой и содержалось требование не открывать огонь по германским самолетам. Адмирал Н. Г. Кузнецов вспоминал, что на столе у Г. К. Жукова лежало несколько уже заполненных бланков. Возможно, там была и директива для войск противовоздушной обороны. Раз уж настали времена, когда появилась возможность ознакомиться даже с «той самой» Директивой № 1, следует ожидать, что будет обнаружена и она. Немцы могли узнать об этом документе из разных источников. Утечка информации могла быть следствием работы агентуры в управлении одной из зон ПВО (Северной, Северо-Западной, Западной, Киевской или Южной), либо о запрете стало известно при ее работе непосредственно в войсках.

Аналогично повели себя при первом воздушном ударе зенитчики 518-го зенитно-артиллерийского полка в Барановичах. Как вспоминал Н. Е. Анистратенко, в ночь на 22-е он был наблюдающим за воздухом на своей батарее. Увидев приближающиеся самолеты противника, он поднял тревогу, за что был командиром дивизиона капитаном Сафиулиным снят с поста и посажен под арест как паникер. Когда после налета в дивизионе не осталось ни одного целого тягача, комдив уехал в штаб полка. Анистратенко был «амнистирован» и стал свидетелем перепалки между взводным из 1-й батареи и политруком — последний упирал на «провокацию», первый был уверен в том, что действительно началась война. Лишь после того, как с аэродрома пришел обгоревший человек, заявивший, что все самолеты побиты, по радио выступил Молотов (это было уже после полудня) и показавший в развернутом виде свой партийный билет, артиллерия открыла огонь. Вскоре в километре от огневых сел на вынужденную первый подбитый бомбардировщик[110].

Из-за разрушения железнодорожных путей и возникших пробок масса военных грузов, предназначенных Западному округу, была завернута в другие места и до адресатов не дошла. Так, 6 июля зам. начальника 3-го Управления НКО (управление особых отделов) дивизионный комиссар Ф. Я. Тутушкин, указывая в ГКО В. М. Молотову о беспорядке в системе ВОСО, в числе прочих пунктов назвал такой: 4 июля на станции Люботин Юго-Западной железной дороги обнаружено 10 бесхозных платформ с танками Т-40, предназначенными к отправке на станцию Волковыск, в адрес в/ч 9590[111]. Войсковая часть 9590 — это управление 204-й моторизованной дивизии. Немало казусов произошло и при развертывании армий 2-го стратегического эшелона. Например, по «милости» НКПС 127-я дивизия 25-го стрелкового корпуса (19-й армии И. С. Конева), принимавшая участие в боях на Западном фронте и удостоившаяся за доблесть наименования 2-й гвардейской, при переброске на запад лишилась 475-го стрелкового полка, который ошибочно был направлен в Ленинград и в составе своего соединения не воевал.

На станции Нежин Черниговской области Украины стояла на консервации ПСМ-21 — походная снаряжательная мастерская № 21. 23 июня она была спешно укомплектована личным составом (300 человек) и направлена в Витебск, в распоряжение Управления начальника артиллерии Западного фронта — на территории Витебской области находились 69, 391 и 691-й артсклады, куда ей следовало отгружать собранную «продукцию». Но мастерская до Витебска так и не дошла, «споткнувшись» еще в Бахмаче: мост через реку Десна на перегоне Бахмач — Мена оказался взорванным. Не удалось пройти и на Москву, и ПСМ-21 была завернута железнодорожниками аж на Ленинград. Там ее с радостью забрало себе Управление начальника артиллерии Северного, впоследствии Ленинградского, фронта, а Западный фронт так и не получил это ценнейшее подразделение. Дело в том, что ПСМ, смонтированная в 15 четырехосных (т. н. «пульмановских») вагонах, предназначалась для сборки и снаряжения артиллерийских выстрелов. Все вагоны были соединены между собой ленточным транспортером, в первых из них находилось оборудование для обновления уже отстрелянных гильз, так что этот конвейер на колесах был настоящим сокровищем для артснабженцев. Прослужив в обороне города всю блокаду, ПСМ-21 собирала в сутки до 30 000 выстрелов к зенитной пушке калибра 37 мм или до 12 000 — к пушкам калибра 76 мм[112]. Одним из мест ее стоянки была пригородная платформа Девяткино направления Финляндский вокзал — Кавголово — Сосново — Приозерск.

Горел Гродно. Вскоре после начала бомбежек была разрушена электростанция: город остался без энергии, прекратилась подача воды. Внезапное появление самолетов, рев моторов и разрывы авиабомб, сброшенных с малых высот, вызвали разрушения, панику и потери среди мирного населения. Личный состав зенитных подразделений, прикрывавших Гродно, довольно быстро пришел в себя и начал отражать атаки воздушного противника. Первые же залпы батарей ПВО заставили немцев увеличить потолок до средних и больших высот. По воспоминаниям пилота бомбардировочного полка 9-й авиадивизии К. С. Усенко, небо над Гродно было покрыто белыми облачками разрывов зенитных снарядов. Результаты не заставили себя долго ждать. Бомбометание с больших высот было гораздо менее результативным, оно свелось к разрушениям случайных объектов в городе, к потерям и панике среди мирного населения и массовому их исходу. Бомбардировщики накатывались волна за волной, бомбили военные и гражданские объекты и жилые кварталы, не трогали лишь склады горючего, сберегая их для себя. В расцвеченном множеством пожаров и взрывов Гродно командиры бежали к своим частям под огнем, который вели по ним с верхних этажей и крыш домов фанатики-поляки, видевшие в «германе» избавление от власти большевиков. В казармы армейского 942-го отдельного батальона связи при первом же налете попало несколько бомб: убито пятеро бойцов, масса раненых. Но никто все еще не решался вскрыть без приказа опечатанные склады с оружием, боеприпасами и снаряжением. Сделал это самолично чудом не погибший по дороге с городской квартиры начальник штаба капитан И. М. Солянников[113]. В ту ночь на радиоперехвате сидел рядовой Г. С. Котелевец. Его призвали в сентябре 40-го со 2-го курса Ленинградской «Корабелки» и, как знающего немецкий язык, определили в «слухачи» — «работать» по немецким станциям и английским — на немецком языке. Еще в 1 час ночи Котелевец отправил в штарм предупреждение Лондона о нападении Германии, в 04:20 дежурный мотоциклист уже повез в разведотдел штаба армии и в политотдел перевод речи Гитлера о начале «превентивной» войны против СССР. Сам командир 942-го ОБС капитан Н. Л. Глебычев числится пропавшим без вести; возможно, он был убит дома или по пути в батальон.

2.2. За шесть месяцев до Перл-Харбора

Разгром армейской авиации

Немецкое командование не слишком опасалось противодействия со стороны советских ВВС, пусть и очень многочисленных и в целом сносно обученных, но оснащенных более чем на три четверти морально и физически устаревшими самолетами. Хотя, как выяснилось уже в ходе боев, данные германской разведки о численности, самолетном парке (особенно по истребителям) и потенциальных возможностях нашей авиации оказались сильно заниженными. Высшее военное руководство Райха фактически не принимало ВВС РККА всерьез, считая их безнадежно отсталыми и неспособными на организованное сопротивление, особенно после внезапного удара по аэродромам. Тем не менее, как было определено Гитлером в Директиве № 21 (план «Барбаросса»), уничтожению советской авиации придавалось важное значение: «Эффективные действия русских военно-воздушных сил должны быть предотвращены нашими мощными ударами уже в самом начале операции… Военно-воздушные силы. Их задача будет заключаться в том, чтобы, насколько это будет возможно, затруднить и снизить эффективность противодействия русских военно-воздушных сил и поддержать сухопутные войска в их операциях на решающих направлениях…» Поэтому с первых минут войны особенно мощным и методичным налетам на советские военные объекты в пограничных районах Белоруссии подверглись такие цели, как аэродромы трех смешанных авиадивизий, хотя в целом глубина воздействия Люфтваффе достигла 300 км[114]. Группе армий «Центр» был придан 2-й воздушный флот генерал-фельдмаршала Альберта Кессельринга — 1680 самолетов. Утверждается, что в течение дня 22 июня было многократно атаковано 26 аэродромов ЗапОВО[115], в том числе 22 аэродрома 9, 10 и 11-й смешанных авиадивизий (10-я САД подчинялась командованию 4-й армии, в полосе которой группа армий «Центр» наносила один из двух своих главных ударов). На сегодня их список таков: Белосток, Белосточек, Ломжа, Тарново, Заблудов, Долубово, Бельск-Подляски, Борисовшизна, Россь, Волковыск, Барановичи, Себурчин, Высоке-Мазовецке, Каролин (он же Чеховщизна), Добрыневка, Кватеры, Новый Двор, Лида, Черлена, Скидель, Лесище, Будслав, Михалишки (Поставская АВШ), Именин (он же Стригово), Пружаны, Пинск, Высоко-Литовск, Бобруйск, Слоним (он же Альбертин), Жабчицы (46-я ОАЭ Пинской флотилии). Уверен, что пробил не все, «на подозрении» Цехановец и еще несколько площадок, но и без них получается уже 30. Поблизости от Черлены (в Лунне, Мостах или Щучине) находился еще один аэродром, на котором находилась 33-я отдельная эскадрилья связи ВВС ЗапОВО. Бывший комэск майор Н. И. Бирюков писал, что этот аэродром утром 22 июня также был атакован самолетами противника[116].