Коп ушел - Микки Спиллейн

Он посмотрел на часы и нахмурился.

— Уже девять сорок.

— Есть одно ужасно хорошее местечко в Нью-Джерси. Там тихо и отлично кормят. У всех комнат балконы выходят на холмы.

— Но, моя сладкая...

— Ну, пожалуйста.

Он нежно пожал ее руку.

— Ладно. — Он снова взглянул на часы. — Сейчас я тебя высажу, поеду захвачу кое-какие свои вещи и через полчаса буду тебя ждать.

Элен убрала голову с его плеча и недовольно нахмурилась.

— Любимый... если ты хочешь быть любимым, то должен немножко лучше понимать женщин. Я только что получила такой страшный урок и должна собраться, как следует. Поэтому, прошу, дай мне часа полтора.

Берк рассмеялся. Она права — он просто отупел. Они были почти у ее дома. Он наклонился и поцеловал ее в губы.

— Я научусь, ягненочек.

Элен потрепала его по щеке.

— Я тоже так думаю.

— Но я хочу, чтобы ты знала кое-что еще.

— Что?

— Я решился на это не просто так. Мое предложение позаботиться о тебе мотивировано более постоянными и важными соображениями и намерениями.

Элен почувствовала, что заливается румянцем, и подумала, что никогда не была такой счастливой, как сейчас...

— Никогда! — сказала она сама себе и пошла вверх по ступенькам, ощущая радостную дрожь.

Папа Менес даже не знал, хорошо это или плохо. Но правлению известно, что он находился и находится сейчас во Флориде, где началось наступление, и теперь они обсуждают, что ему делать.

Майами, центр восстания, был от него лишь в часе езды на машине, и если не он вдохновитель и организатор восстания, то ему можно поручить его ликвидацию. Являясь членом правления, он не присутствовал на заседании, где были вынесены последующие решения. У него был нюх на кровь, а свою кровь он проливать не любил. И потом, когда он получил председательское кресло и власть в организации, единственными словами, употреблявшимися постоянно, были «пытать» и «убивать».

Совсем случайно он оказался сейчас рядом с мятежниками и должен позаботиться о резвом Германе, который задумал освободиться от власти организации. Они полагают, что он отлично знает здешнюю обстановку, и потому просили его выполнить эту работу для дураков. У него достаточно козырей и он сможет позаботиться о Германце в любое время, когда захочет. Его солдаты уже прибыли и были готовы действовать. Хотя майамская полиция оцепила весь район, его люди были единственными, кто мог проникнуть к мятежникам и нанести удар. Они были хорошо вооружены, отлично натренированы и абсолютно преданы ему...

Почему правление поручило это дело именно ему, он не знал. Эта работенка вполне подошла бы для какого-нибудь местного капо, но не для босса. Но уж если ему дали работу, что ж, отлично. Он сделает.

В Нью-Йорке сукин сын Берк устроил французу множество неприятностей, и это тоже хорошо. Всякий раз, когда правление вводит в действие тварь, вроде француза, неприятности неизбежны. Дерьмо! Дали бы ему возможность использовать своих людей, он бы все сделал сам. Так нет, они подключили к делу Фрэнка Бердуна, и тот сумел усугубить положение.

Ладно, он-то не оплошает. Два дня работы и через неделю этот жук Германец будет мертв и с его выступлением будет покончено.

Фрэнк Бердун обладал интуицией зверя. Он знал, когда его преследуют. Он чуял это нутром и, шагая по улицам, сжимал в кармане пистолет. Обычно ощущение оружия в руке успокаивало, но в этот раз он продолжал волноваться и нервничать. Металл холодил ладонь, глаза выискивали опасность, все чувства были напряжены, но он не видел охотника.

Француз вспомнил Вика Петрочини и других, и неожиданно понял, что они ощущали в свое время. Его снова затошнило.

Когда, войдя в свою квартиру, он оказался в относительной безопасности, его еще раз вырвало. Он торопливо встал на коврике на колени перед унитазом и старался, чтобы брызги не попали на него. Вылилось из него не так уж и много, потому что он ничего не ел, но мутило ужасно, и он дергался в спазмах. Когда рвота прекратилась, он разделся и влез под душ. Француз вышел из ванны уже более похожим на себя. После душа он, как всегда, почувствовал себя лучше. Он не увидел ножа, который полоснул его, а только вытаращил глаза и попытался закричать.

Увидев знакомое лицо, он не успел произнести имени палача: следующий взмах ножа полностью перерезал ему глотку у подбородка.

Он узнал, что такое растянувшийся миг. Француз думал об этой невероятности, думал о причинах всего происходящего и удивлялся, как один поганый маленький червяк может подточить каменные стены, которые рушатся теперь, будто сложенные из песка.

Француз был еще жив, когда нож снова со зверской силой распорол его тело. Все его страхи окрасились сознанием того, что он делал другим, и он попытался застонать. Но тщетно... Из перерезанного горла слышалось лишь тихое шипение выходящего из легких воздуха. Он умирал, понимая, что умирает, но был не в силах даже сказать об этом...

Шатси долго смотрел на лужу крови, омывающую тело. Лицо его застыло в глубокой задумчивости. При жизни Фрэнк Бердун был страшным человеком, которому подчинялись и которого избегали. После всего того, что француз сделал ему за все годы, Шатси был полностью предан ему, исполнял любой приказ, каприз, любое требование своего шефа. Но не из-за уважения или личной привязанности, а из-за обыкновенного неослабевающего и, казалось бы, беспричинного страха. Открывшееся зрелище обрадовало его и он издал сухой, кашляющий звук, заменявший ему смех.

— Ты, Фрэнк, не должен был посылать за мной солдат, — пробормотал он. — Ты, Бердун, грязный подонок. Ты сволочь. Ты получил то, что давно заслужил.

Ему показалось, что он уловил движение глаз лежащего, но не был в этом уверен.

«Плохо», — подумал он. До сих пор Шатси не приходилось делать это с живыми.

Он достал нож и аккуратно вырезал пупок Бердуна. Затем поднял кровавый комок к свету и внимательно изучил его. Когда он вновь перевел взгляд на француза, то непроизвольно передернул плечами. Шатси увидел, как в течение секунды глаза покрываются пленкой смерти.

Жизнь покинула француза, сердце дернулось в последний раз и замерло. Шатси усмехнулся, наблюдая агонию француза, потом вынул из кармана грязный платок и завернул в него страшный сувенир.

— Я сохраню его, Фрэнки, — пробормотал он. — Этот особенный...

Когда телефон зазвонил в четвертый раз, Джил поднял трубку. Звонил Билл Лонг.

— Пожалуй, тебе будет интересно узнать. Мы проверили Шатси Хейнкеля и, похоже, что он исчез.

— Как?

— Сбежал, дружище, с чертовской поспешностью. Очистил место, где жил, и сразу же после этого его зашли проведать несколько парней. По описанию, они похожи на тех, кто отличился в Бруклине.

— Ясно... Они приходили за ним. Если именно он был в машине с Виго, то его хотели убрать. Сейчас организация не может позволить, чтобы подобные выродки гуляли на свободе.

— Выходит, это Бердун отдал приказ, а?

— Да, вполне возможно, что он хотел его ликвидировать.

— Я так и думал. Теперь они поспешат к французу и сообщат ему эту новость.

Берк нахмурился.

— Этот подонок тоже может поспешить убраться.

— Черт побери! Мы устроим слежку за его квартирой на всю ночь. Не желаешь принять участие?

— Не сегодня, старина.

— Что с тобой?

— Скажу — не поверишь.

— Поверю.

— Я проведу уикэнд с Энни Скенлон, — смущенно проворчал Джил. — Если захочешь меня увидеть, я в гостинице «Клиппер» в Джерси.

— Ну, брат... — тихо протянул Лонг, аккуратно вешая трубку.

Берк собрал вещи и направился вниз по лестнице, чтобы поймать такси и ехать к Элен.

Глава 10

Переезжая через мост на пути в Джерси, Джил сидел молча, наслаждаясь чувством свободы от непрестанного шума и суеты большого города, который остался позади. Казалось, он пересек черту, и ему не хотелось возвращаться. К счастью, он умеет приспосабливаться. Многие не умеют. Город для них жизненно необходим, они не мыслят себя вне его. Для него же он был просто местом, где надо жить, пока он не решит, что пришло время покинуть его. Там он родился, вырос и работал, поэтому Нью-Йорк стал для него больше, чем просто город. Он стал его родным, родной горной страной, где скалами стоят дома, где каждый каньон, каждый уступ, каждая расщелина отпечатались в его памяти.

Людей, живших в нем, он систематически запоминал, заносил в каталоги и хранил все это в клеточках своего мозга. Иногда он чувствовал, что эта информация давит на него, подобно раковой опухоли. Эти люди действительно были подобны раковым клеткам. А другие были просто людьми, средой, которая кормила их и поглощалась ими по мере развития болезни.

— Джил, ты что такой серьезный?

Он повернул голову и улыбнулся.

— Просто думаю.

— Великие идеи?

— Не очень. — Он смотрел сквозь ветровое стекло. — Когда-нибудь я все же закончу это дело.