Звездный час по тарифу - Антон Леонтьев

Появилась миловидная стюардесса с подносом, на котором возвышался узкий бокал с шампанским. Ксения решила, что немного алкоголя ей не помешает. Она отпила два глоточка и посмотрела в иллюминатор – под ними раскинулась столица – небоскребы, магистрали, автомобили. Через некоторое время урбанистический пейзаж уступил место бескрайним джунглям. Ксения успокоилась. Ну вот, а она боялась...

Ксения раскрыла чемоданчик, достала бумаги и принялась изучать их. Ей требуется быть хорошо подготовленной к встрече, для нее даже запланирован спуск в изумрудную шахту. Наверняка руководство и рабочие будут прицениваться к молодой хозяйке, и она не может проявить слабину.

Они находились в полете около полутора часов, когда самолет внезапно тряхнуло. Ксения оторвалась от документов, в чтение которых углубилась, и посмотрела на стюардессу. Та с деланой улыбкой пояснила:

– О, это всего лишь воздушная яма, сеньора Сан-Донато! Вам не стоит волноваться...

В этот момент самолет снова тряхнуло, и, бросив взгляд в иллюминатор, Ксения увидела, что летят они как-то странно. Самолет шел на снижение. Бумаги выскользнули у Ксении из рук и разлетелись по салону.

– Я сейчас узнаю, в чем дело, – произнесла стюардесса и бросилась в кабину к пилоту.

Несколькими секундами позже она появилась в салоне, ее лицо было искажено, она заломила руки и пробормотала:

– Сеньора Сан-Донато, с Марио происходит что-то странное... Я не знаю, что делать!

Ксения поднялась из кресла и едва не упала – самолет, оглушительно гудя, изменил угол полета. С трудом добравшись до кабины, Ксения увидела, что пилот находится без сознания – на губах у него пузырилась кровавая пена, глаза закатились. Он вцепился в штурвал, но, судя по всему, самолетом уже не управлял.

– Марио! – Она изо всей силы тряхнула пилота за плечо. – Вам плохо? Вы сможете посадить самолет?

Стюардесса завизжала, пилот соскользнул на пол. Не удержавшись, Ксения повалилась на кресло. Она видела, что зеленый океан джунглей неумолимо приближается.

– Вы умеете управлять самолетом? – крикнула она стюардессе.

Та, всхлипывая, произнесла:

– Боже мой, конечно же, нет! Моя задача – подавать вам напитки и еду и заботиться о том, чтобы все было в порядке! Ах!

Ксению швырнуло на пол. Оказавшись около пилота, она попыталась нащупать у него пульс. Ей показалось, что пульса не было. Но отчего молодой, совершенно здоровый пилот внезапно теряет сознание или вообще умирает? Сердечный приступ? Инсульт?

Ксения стянула с пилота наушники и прокричала в микрофон:

– Это Ксения Сан-Донато, нас кто-нибудь слышит? Наш пилот не в состоянии управлять самолетом, что нам делать?

Ответом ей было шипение в наушниках. Ксения отшвырнула их и, держась за кресло, поднялась. Стюардесса хныкала и билась в истерике.

– Боже, мы все умрем! – вопила она. – Сделайте же что-нибудь, сеньора! Я не хочу умирать!

– Поверьте мне, я тоже не хочу, – пробормотала Ксения.

Только в фильмах герои, оказавшиеся на борту самолета, пилоты которого внезапно умерли, проявляют чудеса смекалки и сажают машину, спасая тем самым свою жизнь и жизни еще пары сотен пассажиров.

Джунгли неумолимо приближались. Еще несколько секунд – и их неуправляемый самолет грохнется на деревья. А что будет потом, ей хорошо известно: она была на месте крушения самолета родителей.

Ксения бросилась к штурвалу. Что же ей делать? И как им вообще управляют?

– А, мы сейчас умрем! – кричала осевшая на пол стюардесса.

Ксения потянула штурвал на себя. Смертельная зелень джунглей расстилалась под ними бескрайней пустыней. Самолет сильно тряхнуло, и Ксению отбросило к стенке. Она почувствовала, как в ушах у нее зазвенело, перед глазами пошли черные круги. На корточках она поползла прочь из салона. Ксения чувствовала, что кровь заливает ей глаза. Неужели это все? – подумалось ей. Она погибнет так же, как погибли ее родители. И зачем только она села в этот самолет?

Ксения вцепилась в ножку кресла, но подняться на ноги уже не могла – не было сил, и самолет, падая, слишком накренился. Она слышала завывания стюардессы, которые доносились из кабины. Просвистев мимо, кожаный кейс пребольно ударил Ксению в плечо. Вслед за этим последовал оглушительный треск, и она поняла, что это конец.

Ксения вскрикнула, нестерпимая боль разорвала тело, сознание покинуло ее и устремилось в гудящую черную воронку, которая, как пульсирующая пещера, была заполнена странными, искаженными эхом голосами. Ксении показалось, что до нее доносятся голоса родителей. Боль, терзавшая ее, исчезла, она ощутила небывалую легкость и словно воспарила. Свет ударил ей в глаза, и темнота отступила. Страх исчез, и Ксения почувствовала небывалое успокоение и блаженство. Вязкий водоворот закрутил ее, и она увидела, что в конце воронки сверкает и переливается нечто нестерпимо-обжигающее и одновременно ласково-манящее. Она боялась этого? Но если это и есть смерть, то ее не стоит опасаться! Она слышала голоса родителей, а это значит, что она снова обретет семью!

Свет залил все вокруг, и Ксения, охваченная чувством небывалого экстаза, увидела фигуру, которая купалась в этом потоке лучей. Фигура позвала ее, и Ксения шагнула к ней...

Ксения-старшая. Годы 1875—1896

Ксения, вцепившись в металлические поручни, подставила лицо теплому бризу и с восторгом рассматривала далекий берег. Вот она, цель их двухнедельного путешествия, таинственная заморская страна Коста-Бьянка!

– Папочка, – сказала Ксения, – а там есть мартышки?

Отец Ксении, Федор Архипович Самдевятов, ответил:

– О, там их целые полчища!

– А крокодилы? – желала узнать любопытная девочка.

Федор Архипович пояснил:

– И крокодилы, причем такие страшные и кровожадные, что маленьким девочкам запрещено купаться в озерах и речках!

– А слоны, папочка? – Ксения никак не хотела успокоиться. Самдевятов произнес:

– А вот слонов там нет, зато имеются пантеры, гепарды и ядовитые змеи! Рррр-уууу!

Самдевятов подхватил девочку, и Ксения залилась веселым смехом.

– Наконец-то мы прибыли, – вздохнула стоявшая рядом Елизавета Порфирьевна, супруга Федора Архиповича и мать Ксении. Она обмахивалась большим бумажным веером, но это не помогало ей справиться с небывалой жарой. – Кто бы мог подумать, что в этой твоей Коста-Бьянке в марте сорок градусов! И куда мы только попали? Сущая преисподняя, да и только!

Самдевятов опустил дочку на палубу, та подбежала к матери и сказала:

– Мамочка, неужели ты совсем не радуешься, что мы будем жить в стране, где есть крокодилы и мартышки?

Елизавета Порфирьевна вздохнула и сдалась:

– Была бы моя воля, остались бы в Петербурге! И когда мы наконец причалим? Я хочу побыстрее оказаться на твердой земле!

Федор Архипович усмехнулся в усы и понял: жена, хотя и делает вид, что изнемогает от путешествия и желает вернуться обратно в Россию, рада их авантюре. Самдевятов, высоченный худой господин с темно-рыжей шапкой волос и светлыми глазами, хорошо изучил характер своей супруги.

Елизавета Порфирьевна, особа тонкая, болезненная и изнеженная, была младшей дочерью графа Порфирия Порфирьевича Белогорского. Федор Архипович познакомился с ней десять лет назад – тогда Елизавета Порфирьевна, или, как звали ее в семье, Лизонька, была тоненькой мечтательной барышней семнадцати лет от роду. Она читала пустые сентиментальные романы, которые, по ее уверению, готовили к настоящей жизни, проводила дни напролет в запущенном парке отцовской усадьбы и мечтала, что когда-нибудь около ворот остановится золотая колесница, в которой ее будет ждать прекрасный юный принц.

Однажды так и произошло, только вместо колесницы оказался старый тарантас, и выпрыгнул из него не юный аристократ, а молодой худой человек в добротном, хотя и потрепанном сюртуке и новеньких скрипящих сапогах из свиной кожи.

Пришельцем, потревожившим идиллическое уединение графского семейства, был новый управляющий, который должен был совершить невозможное – реорганизовать хозяйство и сделать его прибыльным. Старый граф, который после смерти жены и замужества двух старших дочерей остался в усадьбе вместе с Лизонькой, отличался своенравным и упрямым характером и не желал ничего слышать об экономических нововведениях и аграрных науках.

Граф, невысокого роста, с седыми бакенбардами, в старом военном мундире, встретил молодого управляющего, Федора Архиповича Самдевятова, крайне нелюбезно. Старик проклинал старших дочерей и их мужей, которые приложили все усилия для того, чтобы прежнего управляющего, краснощекого Прохора Сидорыча, угождавшего хозяину анекдотами, ходившего с ним на охоту и отдававшего дань наливкам, прогнали в одночасье. Граф не верил дочкам, которые убеждали его, что честнейший Прохор Сидорыч, кристальной души человек, рубаха-парень и добряк, в течение многих лет только тем и занимался, что разворовывал и без того скудное хозяйство, присваивал графские деньги и под шумок продавал угодья, отправляя вырученные деньги в собственный карман. Белогорский был уверен, что Прохор Сидорыч пал жертвой гнусных интриг его старших дочерей, граф даже запретил им появляться в усадьбе, громогласно предал их анафеме и лишил наследства – впрочем, к тому времени граф был в долгах как в шелках и завещать ему было решительно нечего.