Вожак - Генри Олди
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Подтверждаю!
— Дать запрос на стандартной частоте!
— Есть дать запрос!
— Что за…
— Ишкуина мать его! Объект пропал!
— Подтверждаю… Нет, вот он!
— Запрос!
— Не отвечает…
— Докладываю по команде!
Эхекатль сорвал с рычага трубку прямой связи:
— Докладывает старшина Эхекатль! В зоне слежения обнаружен неопознанный объект! На запрос не ответил. Передаю координаты…
Ракетный комплекс успел захватить цель. Звено перехватчиков, стремительно набирая высоту, уже выходило в заданный квадрат. Пальцы бортстрелков легли на гашетки и пусковые кнопки. В этот решающий миг неопознанный объект — гадюка долбаная! — вновь исчез с экранов радаров.
Навсегда.
— Здесь они! — Тенок вытер вспотевший лоб.
— Иди ты…
Спорить с капралом старшине расхотелось. Старшина предвкушал увольнение: бар «Пейотль», где он наконец-то хлебнёт от души. Четыреста пьяных кроликов Сенцон Тоточтин тому свидетели!
Техники «Бешеного» получили жёсткий нагоняй. Их сочли виновными в том, что у атмосферного зонда временно отказало камуфляжное поле. Техники промолчали, твёрдо зная, что они тут ни при чём. Остров Цапель преподносил кораблям Лиги сюрприз за сюрпризом.
Этот был из мелких и безобидных.
* * *Слепой карлик дремал на лавочке.
Над карликом цвело тюльпанное дерево. Фонтан, взрыв, фейерверк темной зелени и кипящего огня — на Китте тюльпанные деревья цвели, почитай, круглый год. Венчики, собранные в пышные соцветия, ближе к вершине были оранжевыми и красными, но в большинстве своём раскидистые ветви усыпал густой пурпур, отороченный по краю зубчатой каймой из золота. Облетая, лепестки дождём сыпались на забор, тротуар, лавочку, карлика.
Пурпур и золото.
Чтоб вы сдохли, золото и пурпур…
— Так и будешь стоять? — спросил Папа Лусэро.
— Насиделся, — трибун Тумидус шагнул ближе. — Отдыхаешь?
— Ты думаешь, я их ненавижу?
— Кого?
— Астлан. Ненавижу, да?
Казалось, Папа Лусэро продолжает разговор, случайно прерванный минуту назад. Он ждал меня, подумал Тумидус. Он нарочно сел под деревом, где всё напоминает мне, как мой коллант вытаскивал Папу из Крови. Старый хитрец. Несчастный старый хитрец…
— Это ты их ненавидишь, — не дождавшись ответа, Папа вернул инициативу, как мяч, на свою сторону поля. — Хорошо, не ты лично. Вы, помпилианцы, все скопом. Месть — шило в вашей заднице. А я ненавижу Кровь.
— Как можно ненавидеть звёздную систему?
— Ты прав. Не Кровь — солнце. Сердце, качающее эту кровь. Ненависть к солнцу — такой вариант ты одобряешь?
Тумидус присел рядом. Взял лепесток, растер в пальцах:
— Папа, ты устал. Давай о другом.
— Не давай. Солнце Астлантиды — гигантский коллант. Ненависть к колланту — теперь мы ближе к правильному ответу? Обычные колланты, вроде твоего, мобильны. Огромные, если верить астланам, стационарны. Но суть-то не меняется… Еще недавно мы, антисы, считали вас, коллантариев, младшими братьями. Слабыми, нуждающимися в опеке, защите. Мы любили вас, любили и жалели. И вот — коллант-великан, способный стереть меня в порошок, сожрать, растворить в себе. И вот — коллант-малютка, способный заключить меня в объятья, вытащить из Крови, верней, из желудочного сока. Ты не поверишь, но в первые дни я ненавидел вас одинаково: твой коллант и солнце Астлантиды. Знаешь, почему?
— Ну?
Тумидус задал вопрос из уважения к Папе. Он и так знал, почему.
— Мы, антисы — сила. Больно узнать, что ты — не вполне сила. Что сила бывает разной. Умники называют это: крах мировоззрения. Я скажу проще: пуп надорвался.
— Мне уехать? — Тумидус встал.
Карлик долго молчал. Из-под лавочки высунулась лохматая голова, зевнула, демонстрируя зубастую пасть. Опустив руку, Папа погладил собаку. Влажный язык с благодарностью тронул Папину ладонь, и животное вернулось к блаженному сну.
— Я тебя обожаю, — сказал карлик. — Тебя и твой коллант. Вы и под шелухой похожи на людей, а я не могу ненавидеть людей. Лишен, знаешь ли, такого ослепительного счастья. У меня даже с астланами не срастается. Только с солнцем: мания величия в острой форме. Я, который под шелухой — паук. Я — паук, солнце Астлантиды — сердце. Ненавидеть сердце — это можно. Это мне позволено. Тихо сгорать от ненависти, сидя на лавке под забором… Ты в курсе, что я боюсь выходить в большое тело?
Лишь сейчас военный трибун Тумидус понял, что по ту сторону забора царит мёртвая тишина. Смолк гвалт жён, галдёж детей. Прислушавшись, он уловил слабое шарканье: так ходят в комнате смертельно больного, стараясь не нарушить хрупкий покой. Калитка открылась, наружу выглянула старшая жена Папы Лусэро. Увидев трибуна, она мелкими шажками приблизилась к лавочке.
— Ой, беда, — без выражения сказала женщина. — Ой, бвана, беда…
— Иди в дом, — велел ей карлик.
— Ой, бвана… Папа ушёл, нет с нами Папы…
— Иди в дом, дура.
— Нету, который месяц нету совсем…
Цвет лица Папы стал пепельным. Это из-за меня, понял Тумидус. Наверняка он слышит плач жены не в первый раз. Но впервые — при мне. Сожалея, что стал лишним в скользкой ситуации, немым свидетелем семейной сцены, Тумидус наблюдал, как карлик тянется рукой под лавочку — и вместо того, чтобы ещё раз погладить собаку, вытаскивает наружу белую трость. Ставит перед собой, кладёт руки на набалдашник, выточенный в виде атакующего паука; опускает щетинистый подбородок на тыльную сторону ладони…
Десантура, трибун проморгал главное. Он сообразил, что происходит, когда трость уже рассекла воздух. Жена завизжала: удар пришелся ей в филейную часть тела. Визг взлетел в зенит, рухнул, сменился истошным воем. Крашеный бамбук охаживал несчастную, демонстрируя отличное знание анатомии.
— Сяду! — орал Папа. — Сяду за хулиганство!
Трость свистела, плясала бледной молнией.
— За побои средней степени! За тяжкий вред, причиненный здоровью!
— Ой, бвана!.. ой, спаситель наш…
— За неизгладимое обезображивание лица!
— Ой, бвана!.. ой, радость…
— Сяду! Но тебя, говна кусок…
— Сестры! — женщина бегом кинулась во двор. — Ой, счастье!
И поверх забора разнеслось ликующее:
— Папа вернулся!
* * *— …Внимание! Десять минут до начала фазы ноль! Повторяю: десять минут до начала фазы ноль. Отсчёт пошёл.
— Есть десять минут до начала фазы ноль.
Как бы ни крыл военный трибун Красс тупоголовых политиков и штаб ВКС Лиги, даже он вынужден был признать: планетарную операцию лигачи спланировали с чёткостью метронома и скрупулёзностью педантов в третьем поколении. Конечно, когда дойдёт до дела, не обойдётся без сюрпризов. Астлантида на них горазда — в этом Красс успел убедиться на собственном опыте. Но в теории план заслуживал одобрения.
Фаза ноль — запуск в атмосферу Острова Цапель армады беспилотников. Разведчики, корректировщики, боевые ударные модули — под прикрытием камуфляжного поля, невидимые для астлан, они должны будут опуститься в нижние слои стратосферы и занять исходные позиции. Задачи: уточнение и распределение первоочередных целей — объекты ПВО, центры связи, командные пункты, скопления техники, аэродромы… Передача окончательных координат целей в бортовые компьютеры ударных модулей. После чего настанет время фазы один: уничтожение зафиксированных объектов, а также всех астланских спутников и станций на орбите.
Потери среди туземцев? Лес рубят, щепки летят. По расчётам лигачей, потери намечались в пределах разумного. Такими можно и пренебречь. В трюмах кораблей, металлическими борзыми на силовых сворках, замерли ряды беспилотников. Ждали команду «ату его!», что в переводе с охотничьего на общепонятный значит «взять!»…
— …пять минут до начала фазы ноль.
— Есть пять минут до начала фазы ноль!
— Господин военный трибун! Господин…
— Что у вас?
Морщины собрали лоб Красса в тугую гармошку. На скулах заиграли желваки. Срочный вызов, волнение, звенящее в голосе штандарт-вексиллярия Папирия — всё ясно говорило о проблемах, явившихся незваными гостями.
— Связь! Гипер!
— Что — связь? Докладывайте по существу.
— Есть по существу! Гиперсвязь заработала! Есть устойчивый контакт со штабом ВКС Лиги на Тишри! И с нашим Генеральным штабом на Октуберане! И ещё…
Красс не был бы Крассом, если бы при этом известии дрогнул хоть бровью. Он и не дрогнул. Вечная мрачность военного трибуна никуда не делась. Коснувшись сенсора на пульте, Красс активировал рамку.
— Кто сейчас на связи?
— Начальник штаба ВКС Лиги маршал Шарион!
— Переключить на меня.