Телохранитель Ника. Клетка класса люкс - Дия Гарина

– За журналиста, – на секунду задумавшись, ответил посредник. – Скоро у его дочери день рождения. Будет что-то вроде великосветского раута. И уже выписаны несколько приглашений для прессы. Так что готовьтесь стать корреспондентом нашей самой уважаемой газеты «Веритас». Журналистская «корочка» позволит вам проявлять неумеренное любопытство, не опасаясь попасть под подозрение. Удостоверение от «Веритас» и приглашение на прием получите завтра. А сейчас позвольте откланяться. Я еще должен обсудить с моим нанимателем названную вами сумму. Надо сказать, совсем не маленькую.

Сосредоточившись на настоящем, Немов обнаружил, что черноволосая женщина вот уже четверть часа увлеченно рассказывает ему какую-то студенческую байку, а он автоматически вставляет в эту историю едкие замечания и откровенно любуется ее точеным профилем. Нет, он сделал правильно, настояв на визите к Челнокову. Сегодняшняя встреча дорогого стоит. Не говоря уже о детальном знакомстве с коттеджем и прилегающей территорией. Теперь он знает, как вести игру, а значит, можно начинать партию.

– Прошу простить, – журналист с сожалением поднялся, – мне пора. Ни за что не расстался бы со столь очаровательной собеседницей, но в отличие от большинства здесь присутствующих я простой журналист и водителя у меня нет. Придется ехать в автобусе, заказанном нашим гостеприимным хозяином для простых смертных. И насколько я понимаю, этот сигнал предназначается как раз для меня.

– Очень жаль, – кажется, я капризно надула губы. – Мне опять придется скучать.

– Ну, не думаю, что вам предстоит коротать ночь в одиночестве. До свиданья. Надеюсь, скорого.

Эта фраза настолько выбивалась из общего тона нашего разговора, что я даже растерялась. За фривольным намеком явственно чудилась застарелая горечь. Провожая взглядом высокого мужчину, уходившего по стриженой лужайке к трубящему общий сбор автобусу, я невольно поежилась. Прячущиеся в глубине подсознания неясные тени вновь заставили сердце тревожно забиться. Странный господин. А моя реакция на него еще более странная.

Я подняла все еще полный бокал и взглянула сквозь его кроваво-красное содержимое на ближайший фонарь, разливающий вокруг слабое подобие дневного света. Вино заиграло розоватыми бликами разнообразных оттенков. Я не сомневалась, что вкус его так же прекрасен, как и цвет, но пить не хотелось совсем. Даже настоящее французское. Пусто. И вокруг, и внутри. Потребовалось семь лет, чтобы понять это и смириться. Семь лет бежать от самой себя, чтобы споткнуться об одиночество. Да, я сама выбрала его в спутники, но кто знал, что оно подставит мне подножку с самый неподходящий момент. Я слишком привыкла к нему, и впустить кого-нибудь в свою жизнь для меня страшнее, чем пройти над пропастью по скользкому ненадежному канату. Как же ты не прав, коллега из «Веритас». Мне не с кем скоротать сегодняшнюю ночь. Я просто встану и пойду спать. И буду почти счастлива, потому что вот уже семь лет убеждаю себя в том, что привычное «плохо» лучше, чем неведомое и пугающее «хорошо».

Поднявшись по ступенькам, я миновала очередного охранника, согласно инструкции даже не покосившегося в мою сторону. И только войдя поняла, что бокал «каберне» так и не покинул моей руки. А, ладно! Выпью, растянувшись на диване. Пожалуй, это будет приятно.

Миновав очередной поворот, я едва не споткнулась, очутившись в кромешной тьме просторного холла. А когда глаза немного привыкли, увидела стоящего у окна мужчину. Черный смокинг делал его почти невидимым в окружающем мраке, и если бы не проникающий с улицы яркий свет, я ни за что не заметила бы чужого присутствия. Нет, не чужого. Бесшумно пройдя по толстым шерстяным коврам, я разглядела знакомый профиль и в который раз поразилась, насколько одежда и темнота меняет человека. Павел Челноков выглядел сейчас настоящим английским аристократом, сошедшим с одного из портретов, украшающих стены холла, обставленного в английском колониальном стиле. Вместо обычного низкого пузатого стакана в руках у него поблескивал доверху наполненный хрустальный фужер. Судя по всему, с виски.

Он стоял и смотрел на танцующих гостей, не желавших покидать расцвеченный огнями парк Челноковых. В его остановившемся взгляде мне почудилась едва ли ни ненависть. Ненависть к людям, живущим нормальной жизнью, а не запертым в позолоченной клетке отцовского особняка силой обстоятельств.

Меня окатила ледяная волна, щербатая бритва жалости полоснула по сердцу. Нет, ну чего, спрашивается, я так всполошилась? Сын миллионера не нуждался в моем сочувствии и держался прекрасно: не колотился головой о стену, не топтал вырванные из цветочных горшков азалии. Только когда подвыпивший ди-джей в очередной раз сообщил, что сейчас прозвучит последняя композиция, и объявил «белый танец», он залпом опрокинул в себя виски, выругался вполголоса и поставил пустой бокал на подоконник.

Я знала, что совершаю очередную глупость. Знала, что играю с огнем. И чувствовала, как горячая волна начала неспешное движение по позвоночнику, постепенно охватывая все мое непослушное тело. Именно непослушное. Иначе как объяснить то, что мои ноги, несмотря на протесты рассудка, по собственной инициативе понесли меня к застывшему у окна Павлу. Чертова бабская жалость! Неужели нельзя было мимо пройти? Ну, предположим, нельзя – совесть замучит. Тогда чего ты боишься? Не укусит же он тебя, в конце концов. Перестань трястись осиновым листом и поставь бокал, пока его не выронили дрожащие от волнения пальцы.

Знакомая с детства музыка плела в темноте холла невесомые кружева, и цыганская кровь во мне забурлила, едва моя рука осторожно легла на мужское плечо.

– Разрешите вас пригласить на «белый танец», – тихо сказала я.

И почувствовала, как закаменело плечо под моей ладонью.

– Я думал, ты уехала… – хриплые нотки в голосе Павла зазвучали по-особому притягательно.

Мама дорогая, что же я творю! Он ведь поймет все совсем не так… Но не успела я строго указать размечтавшемуся мальчику на необоснованность его надежд, как он крепко притиснул меня к груди. И тут уже стало не до разговоров. Обняв меня, Павел начал медленно кружиться по холлу под доносившуюся с лужайки музыку.

– Меня Эля обратно зазвала. Я уже давно тут отплясываю, – запоздало ответила я, немного отдышавшись, и строго предупредила: – Сейчас музыка закончится, и я спать пойду. Поздно уже. Я чертовски устала.

– Когда музыка закончится? – подозрительно покорно переспросил Павел, устремляя взгляд за окно, в бездонное звездное небо, заботливо укрывшее землю теплым черным пледом. – О’кей. А потом я тебя провожу. Мало ли что с тобой опять произойдет. Ты притягиваешь неприятности, как магнит.

– Нет уж, спасибо! – я решила сразу расставить все точки над «и». – Сама дойду. Вот сейчас мелодия закончится, и пойду.

Но прошла минута, две, пять, а музыка хоть и потеряла в децибелах, но совершенно не думала заканчиваться. За это время руки Павла, обнимавшие меня за плечи, успели сместиться на талию и, немного задержавшись, продолжали медленно, но неотвратимо спускаться ниже.

– Стоп-стоп-стоп! Мы так не договаривались! – возмутилась я, упрямо продираясь через охватившую все мое существо блаженную истому. – Мы танцуем или что? Изволь восстановить статус-кво, или я не буду дожидаться, пока музыка закончится, – уйду прямо сейчас.

Павел на мгновение задержал дыхание и, резко выдохнув, переместил руки на более безопасную для меня высоту. Открыл было рот, но ничего не сказал и продолжил хаотичное кружение по холлу. Это был какой-то совершенно бесконечный танец. В темноте, в молчании. После моей отповеди и он, и я не произнесли ни единого слова. Только скользили в такт тягучей мелодии между расставленными как попало креслами, норовившими зацепить нас своими изогнутыми ножками. Это продолжалось довольно долго, пока я не взглянула в окно, мимо которого увлекал меня слегка захмелевший партнер по танцу.

– Блин горелый! – возмущение вырвалось из меня, как раскаленная лава из жерла. – Все уже давно разошлись! А музыка просто фоном играет. Ну, Павел Владимирович, вы и хитрюга! Вам палец в рот не клади, руку по плечо отхватите. Немедленно отпустите меня!

– Но ведь музыка еще не кончилась…

Он просительно улыбнулся, и мне стоило немалых душевных сил, чтобы строгим голосом заявить:

– Это надувательство. А с обманщиками я дел не имею. Отпусти по-хорошему.

Он выпустил меня так неожиданно, что я едва не потеряла равновесие.

– Сука. Какая же ты сука! – процедил Павел сквозь зубы. – То подманишь, то отошьешь. Все жилы из меня вытянула. Чтоб с тобой так же поступили, дрянь фригидная!

Он резко повернулся и едва ли не бегом пересек холл. А я, молча открывая и закрывая рот, опустилась в очень кстати подвернувшееся кресло. То, что у Павла Челнокова не все в порядке с головой и что настроение у него изменчивей апрельского ветра, я уже давным-давно поняла. Но чтобы от любви за одну секунду перейти к ненависти… Не зря говорят, что их всего-то шаг разделяет. И тут дремлющий во мне психолог подал свой голос: «Ника, ты просто глупая женщина. Ты безнадежна. Чем ты думала? Танцевать с Павлом Челноковым в такой интимной обстановке! Как он мог расценить твое приглашение? Правильно – как обещание продолжения. И что он еще мог сказать, когда получил от ворот поворот? Так что нечего носом хлюпать. Сама же виновата. Тем более, тебе, в принципе, все равно, что этот мальчишка думает о телохранительнице своей сестры…»