Берлинская «пляска смерти» - Хельмут Альтнер

Свеча гаснет. Дверь бомбоубежища плотно закрыта. Из темного угла доносится храп, кто-то разговаривает во сне. Сворачиваюсь калачиком и пытаюсь уснуть, но сон никак не идет. Мысли не дают мне покоя. Смотрю на часы. Уже поздно. Минувший день как-то незаметно сменился новым, пока мы лежали здесь в ожидании чего-то неясного. Я не знаю, почему это.[75]

Примерно в три часа в наш подвал спускается вестовой. Мы получаем приказ отправиться в полицейское училище, что возле Йоханнесштифта,[76] где уже мирно спят наши товарищи, руководимые штабс-фельдфебелем. Поднимаемся вверх по лестнице и выходим на свежий ночной воздух. Впереди угрожающе высится громада административного здания. Догорают руины лесопилки. Над поверхностью земли висит туман.

Идем по улицам и почти спим на ходу. Не обращаем внимания на окружающее пространство, оно повсюду кажется нам совершенно одинаковым. Хотим отдыха, страстно желаем поскорее найти место, где можно спокойно вытянуться и уснуть. Проходим в ворота, где на секунду вспыхивает свет фонарика. Рядом со входом видим караульную будку. Идем через площадь, шагая по мягкому песку. Перед нами оказываются свежепокрашенные домики казарм. Проходим через стеклянную дверь, которая закрывается за нами. Вестовой открывает дверь комнаты, ведущей в казарму, где ярко горит свет. Бросаем вещи на пол и заваливаемся на койки. Мы хотим только одного — спать.

Чей-то голос сообщает, что мы можем получить суп. Двое наших собирают котелки и уходят. Вскоре они возвращаются с полными котелками. Едим густую кашу, которую, должно быть, оставили полицейские, которых спешно бросили в бой. После этого, сытые и довольные, снова ложимся спать.

Яркий дневной свет льется в окна, когда штабс-фельдфебель пробегает по коридорам и свистит в свисток, чтобы разбудить нас. Как только наступает затишье, их величества сразу же вспоминают свои старые казарменные привычки. Ворча, поднимаемся с коек. Мы все еще испытываем усталость, избавиться от которой нам так и не дал короткий сон. Наш повар Эрик уже сварил на кухне кофе. Перед его раздачей взбадриваемся парой глотков шнапса. После этого нам надо идти в другое здание. Нас снова делят на отделения, потому что ночью мы лишились нескольких человек. Командиром нам назначают нового, невесть откуда взявшегося унтер-офицера. Получаем приказ положить вещи в шкафчики, потому что в полдень будет перекличка и проверка наших коек и личных вещей.

Комнаты в ужасном состоянии, всюду грязь и пыль. Кухня напоминает свинарник. Она завалена остатками пищи, на полу грудой валяется небрежно брошенная форма. Блюстители закона явили нам «яркий» образец чистоты и порядка. Штабс-фельдфебель хочет занять комнату командира полицейской роты и поэтому приказывает мне, Гейнцу и Штрошну вычистить ее. Мы находим бутылку неплохого шнапса и поочередно прикладываемся к ней. Скоро она оказывается пустой. Заливаем ее водой, кладем на прежнее место и переходим в другую комнату. Гейнц находит там еще одну бутылку шнапса. Судя по всему, господа из полиции живут небедно. Теперь им пришлось все это бросить и заняться тем, чего они никак не ожидали, — участвовать в настоящем бою. Мы не испытываем к ним неприязни, поскольку у нас появилась возможность воспользоваться их запасами. Неожиданно на нас накатывает огромная усталость. Мы слишком много выпили и вдоволь отведали всяких хороших вещей. Забираю с собой несколько книг, которые нашлись в одном из шкафчиков. Возвращаемся в свою комнату и ложимся на койки. Гейнц устраивается рядом со мной, возле него ложится Штрошн. Как хорошо, что здесь нет двухъярусных коек, мне ни за что не удалось бы вскарабкаться наверх.

Проснувшись, чувствую, что моя голова раскалывается от боли. Гейнц сообщает, что нужно выйти из казармы, потому что объявлена тревога. Когда я встаю, руки и ноги не слушаются меня. Голова сильно кружится. Засовываю в карман шинели банку тушенки, кладу в ранец сигареты. Хватаю винтовку и собираюсь выходить наружу, к моим товарищам, строящимся у входа в казарму. Задерживаюсь на мгновение и беру с собой носки и фотоальбом. Слышу, как меня зовут, и поспешно выбегаю из комнаты. Появляется лейтенант, и мы покидаем казарму.

Теперь, при дневном свете, понимаем, где мы находимся. Шагаем по асфальтовому покрытию дороги, по обе стороны которой протянулись высокие здания и конюшни. Это училище полиции и НАПОЛА, поясняет лейтенант. Останавливаемся перед зданием, вокруг которого стоят люди в форме войск СС и подростки из гитлерюгенда.[77] Нам выдают оружие и боеприпасы. Каждое отделение получает по пулемету и по два панцерфауста. Остальным придется нести боеприпасы. Наш лейтенант встревожен. Мы и так нагружены, как ослы, а парни из гитлерюгенда выносят для нас все новое и новое оружие и боеприпасы. Одному нашему отделению выдали пулемет времен Первой мировой войны, но никто из нас не знает, как с ним обращаться. Тем не менее пришлось взять и его. После этого мы уходим.

Проходим через те же ворота, через которые мы прошли минувшей ночью. У меня на шее болтается несколько пулеметных лент. В обеих руках по полотняному мешку, наполненному пулеметными патронами. На улице стоят полицейские, вооруженные винтовками и панцерфаустами. Под деревьями несколько огнеметных танков войск СС, готовых в любую минуту отправиться в бой. Слышим выстрелы и взрывы, доносящиеся с улиц, расположенных впереди. Справа от нас находится лесной массив, слева — частные дома. Парни из гитлерюгенда возвращаются обратно по шоссе.

Идем вперед, и с каждым шагом все слышнее становятся звуки близкого боя.

Лейтенант о чем-то разговаривает с офицером СС, и мы сворачиваем с дороги и движемся через лес параллельно железнодорожному полотну. Штабс-фельдфебель сообщает, что железная дрога ведет к Бетцову. Слева видим в саду большой дом, похожий на госпиталь или монастырь. Лейтенант говорит, что это уже Йоханнесштифт и что русские уже заняли дорогу, оставшуюся у нас за спиной. Замечаем флаг Красного креста. Снова поворачиваем направо и углубляемся в лес. Впереди несколько домов.[78] На пороге стоят женщины, они хотят понять, что происходит. Чего им стоит больше бояться — шума боя, доносящегося слева, со стороны Йоханнесштифт или же стрельбы со стороны леса, где проходит трамвайная линия?

Идем по трамвайным путям. Я, Гейнц и Штрошн стараемся держаться позади, потому что враг, судя по всему, находится впереди, на перекрестке. По обе стороны дороги тянутся стены живой изгороди. Неожиданно из какого-то переулка появляется отряд фольксштурма, который тут же присоединяется к нам и идет следом. Неожиданно над верхушками деревьев возникает вражеский самолет и поливает дорогу пулеметным огнем. Ныряю в заросли живой изгороди и падаю на землю. Оставаться на дороге в эти мгновения — чистое безумие.

Опасность наконец миновала. Выползаем из кустов и идем дальше. На перекрестке стоит немецкий танк и стреляет по улице. Кое-кто из солдат бросается вперед, мы же отступаем назад. Эти парни могут делать все, что им угодно, но для нас в данный момент самое главное — чтобы нас оставили в покое.

Мы останавливаемся неподалеку от Йоханнесштифта, перед железнодорожной линией, ведущей на Бетцов. Здесь находятся траншеи, вырытые фольксштурмом. Командир фольксштурмовцев с четырьмя звездочками на петлицах,[79] — он слишком высокого мнения о себе, — не хочет, чтобы мы занимали эти окопы. По правде говоря, в данный момент эти окопы не слишком нужны нам, потому что они вырыты перед самым лесом, а нам придется целиться в направлении ограждения Йоханнесштифта, за которым находятся густые заросли живой изгороди. Когда здесь окажутся русские, то они перестреляют нас, как зайцев, если мы не увидим их первыми.

За нами устраиваются в окопах фольксштурмовцы. Наши окопы не так уж плохи, потому что расположены не слишком близко к передовой. Шум боя со стороны Йоханнесштифта становится еще громче. Наш лейтенант проходит по траншеям и сообщает, что более пятисот тяжелораненых находятся в расположенных перед нами зданиях и главный врач обсуждает с эсэсовцами возможность сдачи их противнику, чтобы избежать лишнего кровопролития, но командир отряда СС с этим не согласен.

Кладу боеприпасы на землю. Наши траншеи замаскированы ветками и еловыми лапами, так что перебираться от одной огневой точки до другой можно только ползком. Гейнцу достается место рядом со мной, и у нас есть возможность разговаривать друг с другом. Мы оба сильно проголодались. Моя головная боль, вызванная бессонной ночью и излишней порцией алкоголя, уже прошла, но голод по-прежнему терзает меня, поскольку сегодня мы еще ничего не ели. Позднее фольксштурмовцы получают достаточное количество горячей пищи, нам тоже немного достается. К сожалению, у меня нет с собой ни котелка, ни ложки, но один добрый фольксштурмовец любезно выручает меня. Позднее Блачек приносит нам большой термос с горячим чаем.