Свадьба до знакомства - Софи Пемброк

понравилась эта жизнь. И причина того, что он так несчастен с ней последнюю неделю. Через месяц она уедет. Нужен ли ему Уишклифф без нее?

– Хорошо, – ответил он на последний вопрос агента, – пришлите мне список, и я передам вам всю эту информацию.

Он вернется к своей обычной жизни. Путешествуя по миру, работая где угодно, свободно передвигаясь. Без нее. Повесив трубку, Тони одержимо обновлял свой почтовый ящик, пока не появился список от агента. Открыв его, он просмотрел текст и вздохнул. Все, что ему было нужно до сих пор, оцифровано и легкодоступно, благодаря заботливому управлению Барнаби и Виктории. Хотя материал, который они хотели получить сейчас, был более старым и мог храниться только в деревянном картотечном шкафу, со всеми важными документами отца, касающимися наследства. Тони выдвинул первый ящик и начал собирать то, что было нужно.

Во втором ящике нашелся конверт, подписанный отцом и адресованный им с Барнаби. И его сердце сжалось от страха.

Глава 11

Последнюю неделю Тони напоминал медведя с больной головой. Отэм знала это, хотя и старательно держалась от него подальше, потому что почти все, кому приходилось иметь с ним дело, говорили ей об этом. Некоторые просто из кожи вон лезли, чтобы выследить ее и сообщить, как несчастен ее муж.

Большинство сочувствовало ее бедственному положению. Однако некоторые бросали на нее обвиняющие взгляды, словно напоминая, что это все ее вина, но она может это исправить, если захочет. Отэм игнорировала этих людей, хотя больше всего хотела именно этого. Она знала, что он злится, потому что был сбит с толку. Но, черт возьми, она такая же! Больше всего пугало нестерпимое желание успокаивать его, спасать, заботиться о нем. Пора уходить, иначе она останется.

Она проходила это раньше. Не только с Робби, который вначале был заботливым и любящим, но и с бабушкой и дедушкой.

Они хотели, чтобы она уехала в колледж, говорили, что найдут помощника по хозяйству, возможно обладающего начальными медицинскими навыками. А потом у дедушки случился первый сердечный приступ, и Отэм не могла их оставить.

Какими бы ни были их разногласия на протяжении многих лет, они – семья. Она сильно любила их и знала, что никогда не простит себя, если не останется и не присмотрит за ними.

Так она и сделала. Ухаживала за ними последние несколько лет. И не жалела об этом, потому что это было самым важным, что она сделала в своей жизни. Единственный способ отплатить им за все.

При этом она помнила, каково это – быть запертой в доме, неспособной вырваться из четырех стен. Борясь с истинной природой, ждущей приключений, как и мать.

Может быть, Тони и не был бы ошибкой. А может, она отдаст ему свое сердце, все, что у нее есть, а ему нужно лишь ее имя в свидетельстве о браке еще на несколько месяцев и ее тело в постели.

А если он влюбился так же сильно и быстро, как она, так это еще хуже. Потому что он не останется в Уишклиффе. С этой счастливой жизнью, которой наслаждается она. Он уйдет. Она увязла бы в болоте, следуя за ним повсюду, в итоге обидевшись на него. И любовь не продлилась бы долго.

Так что нельзя снова спать с Тони. Слишком многое под угрозой. Не только сердце, но и свобода.

Она заслужила эту свободу и не откажется от нее в угоду непостоянной требовательной любви.

Надо скорее уезжать. Может быть, это и Тони поможет скорее завершить сделку без оглядки на нее. Вряд ли она сможет дать ему больше. Хотя нет. Она может принести ему чашку теплого сидра и яблочно‑коричный кекс, которые она стащила на кухне. Подбодрить его.

Ужин Тони пропустил. В его кабинете горел свет. Отэм вошла без стука, толкнув дверь, жонглируя тарелкой и горячей кружкой. Он даже не поднял головы. Раздражение сменилось пониманием. Он настолько поглощен чем‑то, что даже не видит ее. Какой‑то лист бумаги в руке. Похоже, написанное от руки письмо.

– Тони, – тихо позвала она, – поешь.

Он поднял глаза, моргая в слабом свете лампы.

– Я пропустил ужин?

– Несколько часов назад. – Отэм поставила кекс и сидр на стол и посмотрела на него с беспокойством: – Что случилось?

Бросив письмо лицевой стороной на стол, он потер усталые глаза и потянулся за сидром.

– Мне звонил агент. Поступило предложение купить Уишклифф.

Отэм опустилась в кресло напротив. Как можно скучать по тому, что на самом деле никогда ей не принадлежало? Но от мысли, что Уишклифф может принадлежать кому‑то, кроме Тони, а люди, которых она здесь встретила и полюбила, будут зависеть от того, кто предложит самую высокую цену, у нее внезапно скрутило живот.

– Это хорошо, правда?

Она понимала, что Тони не так уж и уверен. Возможно, передумал и тоже хочет остаться. И если останется…

Но он резко кивнул:

– Так и есть. Я уже начал беспокоиться, что мы не успеем сделать это вовремя. Им потребовалась какая‑то документация, чтобы отправить адвокатам, и когда я полез в стол… Вот, нашел это.

Он потянулся за письмом, его рука на секунду заколебалась, потом он схватил письмо и протянул ей, видимо, пока не передумал. Ее одолели плохие предчувствия. Однако бабушка учила встречать плохие новости в лоб. Она прочитала, перечитала снова.

«Мои сыновья, это письмо – самое трудное в моей жизни, и я боюсь разрушить ваше уважение ко мне. Но когда я уйду, кто‑то должен знать правду, и я с сожалением возлагаю эту ответственность на вас».

– У тебя есть еще один брат.

– Незаконнорожденный. Выходит, я не знал отца, и он не таков, как я думал. Брат, о котором никто, кроме меня, не знает.

– И он не знает о тебе, раз отец в письме просит связаться с ним.

– Барнаби знал?

– Не думаю. На тот момент письмо было запечатано. В любом случае он бы сказал Виктории, а она – мне.

– Что собираешься делать?

Еще один наследник, законнорожденный или нет. Конечно, это должно повлиять на продажу. В письме отец просил «поступить правильно», так, как сам, очевидно, был не в состоянии. Отэм не сомневалась, что Тони поступит правильно. Такой уж он человек. Правда, она не знала, что именно правильно. Похоже, Тони тоже. Он повернулся к ней с широко раскрытыми, потерянными глазами.

– Понятия не имею.

Отэм успокаивающе сжала ему руку.

– Я все время спрашиваю себя, что бы сделал Барнаби. Чего бы хотел отец. Оказалось,