Площадка - Михаил Юрьевич Третьяков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Палата была на четверых пациентов. Андрей лежал один и смотрел в окно. Когда он повернулся на звук открываемой двери и я увидел его лицо, то понял, что все напрасно: я остался один.
Ничего не выражающий взгляд и апатия — вот они, признаки действия дождя. Но этого не могло быть, он не должен был заразиться и так быстро заболеть за считаные дни! Если только дождевая вода, попав в организм через желудок, не вызывает быстрые необратимые изменения психических процессов в мозге. Плазмаферез должен был вывести токсины, бактерии или что там такое это было!
Мне стало одиноко, тоскливо, навалилась безысходность. Я вспомнил о своем обещании, которое дал ему тогда в машине. Андрей ведь знал меня давно и хорошо понимал, что если я пообещал, то сдержу слово.
— Как ты себя чувствуешь?
— Нормально.
— Как тебе палата?
— Палата как палата.
— Врачи, медсестры?
— Лечат.
Все его фразы были какими-то безэмоциональными. Внешне это был все тот же Андрей, но внутри него словно бы выключилось, а может быть, совсем уничтожилось то, что отличало его от других, — индивидуальность, состоящая из достоинств и недостатков. Именно эта совокупность, тугой клубок противоречий, и делали его тем, кого я знал. А сейчас в нем не осталось этой борьбы противоположностей. Он стал таким, каким было изначально большинство людей. Я смотрел в его глаза, пытаясь хотя бы на секунду заметить огонек или пусть даже самый незначительный отсвет Андрея, которого я знал, но, кроме пустоты и безразличия, не увидел ничего.
Понимание того, во что превращаются люди после дождя, пришло ко мне только теперь. До этого я просто обращал внимание на какие-то незначительные детали и частичное изменение поведения. Но сейчас…
Андрей был самым близким, самым мне знакомым, и именно поэтому перемены, которые с ним произошли, были настолько для меня очевидны. Это был все тот же самый мой лучший друг и коллега — с его закрученными вихрами, с его вытянутым лицом и оспинами на щеках. Но не было ни интереса к работе, ни его шуточек и подколов, которые обычно возникали спонтанно и всегда поднимали мне настроение. Если бы я верил в существование души, то мог бы сказать, что именно эту часть и изъяли из него.
Людей с такой вот выключенной эмоциональностью я встречал и до дождя, у нас в институте они тоже были. Они приходили на работу, выполняли только то, что им поручали, никогда не проявляли инициативу, и это было нормальным для них состоянием. Я понял, что, видимо, в них просто не включился какой-то отдел мозга. Смысл их бытия заключался в простом и обыденном существовании, и дождь, по сути, ничего в них и не менял, а просто усугублял апатию и уничтожал волю.
Если раньше первое, о чем бы спросил Андрей, было то, как дела на работе и что я теперь делаю без него, то сейчас его интересовал только вопрос о том, что я принес поесть. Я сидел рядом с ним, смотрел на него и понимал, что не смогу совершить обещанного. Я оказался в тупике. Все исследования дождевых осадков оказались бессмысленными и бесполезными.
Из больницы я ушел точно по расписанию, без пяти два уже был на парковке возле машины. Уселся в водительское кресло. Схватился двумя руками за руль от безысходности, от невозможности что-то изменить, от бессилия перед сложившимися обстоятельствами.
Неожиданно для себя я перестал ощущать свои руки, тело стало чужим и незнакомым, но при этом ощущение контакта с рулем было. Казалось, будто это не я сижу в машине, а кто-то совершенно мне незнакомый. Мне стало страшно. Сердце забилось с запредельно высокой частотой. К горлу подступил ком; почудилось, будто бы кто-то хочет невидимыми руками пережать мне трахею. Перед глазами поплыли черные круги. Изнутри вырвалось нечленораздельное рычание, за что, с одной стороны, было стыдно, а с другой — стало легче. И может быть, именно от этой, такой не типичной реакции дыхание успокоилось, и сердце снова забилось в привычном режиме. Немного отпустило. Но внутри еще продолжало клокотать и бурлить. Надо было найти выход отрицательной энергии, а я не знал, как и что мне теперь можно и нужно делать.
Запустил двигатель и поехал на работу. Из колонок играла песня:
Раньше ты был в стороне — не «против» и не «за»,
Но однажды Старший Брат тебе открыл глаза:
«Сговор древних мудрецов поставил мир на грань,
Власть в руках у чужаков, и ты им платишь дань!»
Пустота на месте звезд, огонь вокруг креста.
Кто-то проклял твой народ, и это неспроста!
Но наступит время «икс» — и оживет колосс.
Ставки слишком высоки, игра идет всерьез.