Жизнь в полумраке - Анатолий Старов

Юра обнял Машу за плечи и начал ласково и непреклонно опрокидывать ее на спину. Девушка, застигнутая врасплох неизвестным для себя сексуальным желанием, неожиданно для себя и Юры застонала, и впилась партнеру в плечо. Юра, стойко перенося неожиданную боль, продолжал настойчиво укладывать девушку, пока ее спина не коснулась топчана.

Ее напряженное до этого тело вдруг стало мягким, податливым. Юноша, потеряв от нахлынувшего потока тестостерона контроль над собой, лег на Машу, впиваясь губами в приоткрытые в готовности губы любимой, ощущая своей грудью упругие груди любимой, с дерзко торчащими сосками. Его руки скользнули по телу девушки, на мгновение задержались на талии, скользнули за спину, но, не задержавшись, вернулись назад, прошлись снова по талии. Замерев на мгновение, медленно двинулись к ее ягодицам, ощущая их приятную упругость. Маша снова застонала, стиснув зубы. Закинула руки Юре на плечи, притянула его к себе.

— Ты хочешь меня? — пробормотала она на ухо Юры, дрожа всем телом мелкой дрожью от нахлынувшей неизведанной еще страсти.

— Угу, я тебя очень хочу, — Юра, взявшись руками за ягодицы, притянул ее к себе, стараясь втиснуться в ее тело, войти в него. Его напряженное естество уперлось в тело. Маша, почувствовав приятную упругость, инстинктивно подала тело навстречу. Юра застонал от захлестнувшего его экстаза, впился зубами в плечо любимой, чтобы не закричать во все молодое горло. Справившись с чувствами, он после некоторого молчания продолжил: — Я тебя очень хочу. Но мы сейчас не можем этим заниматься.

— Почему?

— Я хочу, чтобы ты была мне верна. Я только так смогу на сто процентов быть уверенным в твоей верности. Ты вон какая красивая.

Маша сдавленно захихикала.

— Глупенький, я люблю только тебя и буду верна тебе всегда.

— А вот это мы и проверим.

У стоящего в тупике состава на площадке, были организованы проводы призывников в ряды Советской Армии. В середине площади неорганизованной толпой стояли призывники и их провожающие. Где звучала музыка, и слышался смех, где слышались приглушенные рыдания и громкие сморкания. Юра стоял среди друзей Гены и Сергея. Рядом стояли родители. Обнимая Машу за плечи, нашептывал ей на ушко ласковые слова. Девушка прижималась к Юре всем телом, открыто, впервые не стесняясь друзей и родителей. Мама мужественно пыталась сдержать слезы.

— Ты будешь меня ждать?

— Конечно, ты что сомневаешься во мне? — шепнула на ухо Маша. — Ты сам сегодня ночью оставил меня нераспечатанной. Теперь ты поставил меня в жесткие рамки монашеской жизни.

Юра рассмеялся, польщенный словами Маши.

Почти два года переписывались Юра и Маша регулярно. Часто писали друг другу письма длинные да ласковые. Писала она что, мол, любит, и ждет его, рассказывала о своей жизни в городе, об учебе, о новых подругах и друзьях. А он подробнейшим образом описывал, как несет он нелегкое бремя службы, какая сейчас стоит погода, и чем его кормили сегодня на обед. Ну, естественно, приходилось немного приукрашивать свои успехи. Не станешь же своей любимой девушке писать, что тебя на десять суток посадили на гауптвахту за распитие спиртных напитков.

А он и не пил вовсе. Но начальникам не докажешь, что участия в пьянке он не принимал, и роль его ограничивалась доставкой для «стариков» в расположение роты спиртных напитков, купленных кстати на свои, кровно сбереженные солдатские деньги. Да о многом не напишешь девушке, которую любишь, и которая любит тебя, и обещает ждать твоего возвращения. Писал, о том, как тоскует без нее, как жаждет увидеть и обнять ее, свою любимую, свою колдунью зеленоглазую.

Однажды в свободное время сидел на спортивной площадке, на скамейке и писал Маше письмо, положив перед собой ее фотографию. Он так увлекся, что совершенно не слышал, как к нему за спиной подошел его друг Володя.

— Красивая! Это кто такая? Как фамилия артистки? — услышал Юра из-за спины голос товарища.

— Да это не артистка вовсе, это моя девушка, — вздрогнув от неожиданности, произнес он.

— Ну чего ты врешь, я же вижу, что это артистка.

Эти слова пролились елеем на израненную душу Юры, но и вселили в нее страх потерять такую красавицу.

А за полгода до окончания службы перестали вдруг Юре от нее письма приходить. Юра места себе не находил. Все из рук валилось. Свет белый стал не мил. И, наконец, пришло ему письмо, тоненькое такое. Схватил Юра письмо, держит в руках и не хватает ему смелости его вскрыть. Даже руки дрожат. Подсказало сердце — вещун, что-то не так в этом письме.

Сидит Юра в ленинской комнате, задумчивый, расстроенный, вертит в руках конверт этот тоненький. Заходит в комнату его сослуживец, Володя. Увидев расстроенного Юру, подошел.

— Ты чего такой расстроенный?

А Юра помахивает письмом перед собой и говорит:

— Да вот, получил сегодня письмо от Маши. Чувствую я, что последнее это письмо.

— Ой, да перестань ты себя накручивать. Ты же его даже не открыл, я смотрю. Открывай, давай, не томи ни себя, ни меня.

Вздохнул Юра глубоко, вскрыл письмо, с тяжелым сердцем. А там, опуская всякие мелочи, «Прости, любимый, не убереглась я. Напоили меня подружки на Новый год и отдали парню. Изнасиловал он меня и жду я теперь от него ребенка. Я не люблю его. Я тебя любила и люблю, и всегда буду любить.

Если ты простишь меня, и возьмешь меня замуж, я буду тебе верной женой. Я на руках тебя носить буду, пылинки с тебя сдувать. Помоги мне пережить этот страшный период в моей жизни. Мне больше не к кому обратиться за поддержкой и помощью. Но если ты меня замуж не возьмешь, придется выходить замуж за нелюбимого. Кто меня еще возьмет с ребеночком?» и так далее. Прочитав письмо, долго сидел ошарашенный Юра, глядя невидящим взором на раскрытый лист.

— Что же теперь делать? С одной стороны я давно знаю Машу и хорошо бы иметь такую девушку в женах. А с другой стороны, она не уберегла себя и где гарантия, что поставив печать в паспорте, не пойдет она по мужикам, в поисках новых ощущений. Да и не смогу я ей простить, что первое общение с мужчиной она познала с чужим, незнакомым мужиком, — так думал Юра, тяжело ворочаясь в койке после отбоя.

Измученный, терзаемый тяжелыми мыслями, поделился он своими сомнениями с Владимиром.

— Да ты чего? Разве можно брать в жены девушку, что предала тебя? Где гарантия того, что она снова тебя не предаст? — категорично заявил друг.

Долго потом Владимир успокаивал друга, говорил, что не сошелся на Маше мир, что на свете полно девчонок совсем не хуже. Вроде, как и успокоился Юра, только вот где-то в сердце осталась она, как заноса какая. Не было дня, чтобы не вспомнил о ней. Нет-нет, да и начинала душевная рана саднить.