Введение в историческую уралистику - Владимир Напольских

На протяжении XIV—XVI веков земли Перми Великой в Верхнем Прикамье (см. раздел о коми) и по Вычегде вплоть до Устюга Великого подвергались систематическим набегам мансийских князей из-за Урала. Центром и основной базой этих походов было Пелымское княжество (р. Пелым). Целью мансийских князей были не только обогащение за счёт грабежа, но и сопротивление нарастающему русскому давлению, защита своих единоплеменников, живших на западной стороне Урала, от христианизации и подчинения Москве. При этом нередко союзниками манси выступали и русские вятчане: так, они участвовали в походе пелымского князя Асыки на Усть-Вымь в 1455 году, когда был убит епископ Пермский Питирим, пытавшийся активизировать работу по обращению вогулов в христианство. В 1483 году специально посланное Иваном III войско прошло огнём и мечом по землям пелымских манси, по Тавде, Иртышу и вниз по Оби, где столкнулось уже не с вогулами, а с югрой. С этого времени начинается постепенное подчинение Москве и обложение ясаком (пушной податью) зауральских манси. Однако пелымские князья ещё долго оставались непокорёнными — в 1535 году они вновь напали на Чердынь, а в 1572—1573 годах пелымский князь Бехбелей вёл настоящую войну с владетелями Верхнего Прикамья Строгановыми, осаждал Чердынь, городки по Чусовой, Сылве, Верхней Каме, но был разбит и умер в плену. Затем вогулы участвовали в походах на Чусовую войск сибирского хана Маметкула. Даже после прохода по мансийским землям Ермака в 1580 году пелымский князь с вогулами и остяками предпринял последнюю отчаянную попытку сопротивления в 1581 году, осадил городки по Чусовой и Сылве, но был разбит, пленён и вынужден принести присягу на верность московскому царю. Мансийские (и хантыйские) земли за Уралом, таким образом, оказались в составе Российского государства, что было окончательно закреплено в 1587 году основанием Тобольска, а в 1592 — городков Пелыма, Берёзова и Сургута. С прекращением войн постепенно теряет свою власть и уходит (отчасти, вероятно, была и физически истреблена) военная племенная верхушка — память о «богатырском» времени остаётся лишь в фольклоре.

Русскими документами и летописями манси (вогулы) в XVI веке зафиксированы как на западных склонах Уральских гор (по рр. Чусовой, Тагилу, Нейве, Вишере, на верхней Печоре), так и в Зауралье (бассейны Лозьвы, Сосьвы, Конды), — все эти группы, очевидно, принадлежали к западным манси, в XIX веке жившим по Пелыму, средней и нижней Лозьве. В XVII веке территория документированного обитания манси расширяется: в неё входят верховья р. Уфы, бассейны Сылвы, Пелыма (западные манси), а также — Тавды и Туры (южные манси). В целом центр расселения манси в XVI—XVII веках находился западнее и южнее, чем к началу XX века, более того — можно предположить, что район расселения основной сегодня группы манси — северной (рр. Северная Сосьва, Ляпин, низовья Оби) был заселён ими в течение XVII—XIX вв.: ранние русские документы называют жителей этих мест остяками (об этом этнониме см. раздел о хантах) или (раньше) югрой (см. выше), на особо тесные связи северных манси с хантами указывают и данные этнографии и языка. Вероятно, именно от хантов заимствовали северные манси деление на фратрии Мось и Пор — манс. (С) mɔ̄ś (< хант. (С) mɔś см. этимологию выше в разделе о венграх) и por, — другим группам манси эти названия не были известны (о происхождении хантыйских фратрий см. ниже в разделе о хантах). На востоке, на р. Конде манси фиксируются уже в XVI веке, хотя некоторые обстоятельства позволяют предполагать, что и здесь изначально обитали ханты, сохранившиеся и доныне в низовьях Конды. В XVII—XVIII веках безусловно имело место переселение на Конду значительных групп манси с запада, ассимилировавших местных аборигенов, в ходе чего формировалась группа восточных (кондинских) манси.

Одновременно сокращались ареалы западных манси на западных склонах Урала, на Пелыме, нижней и средней Лозьве и южных манси на Туре и Тавде (последние окончательно обрусели к середине XX века). Таким образом, в течение XVII—XIX веков под давлением русской колонизации происходил отток мансийского населения с запада и с юга на север (р. Сев. Сосьва) и на восток (р. Конда). Северная и восточная группы манси становятся, таким образом, уже к XIX веку преобладающими в численном отношении. При этом у северных манси примерно с XVIII века развивается оленеводство, заимствованное у ненцев и носившее в основном транспортный характер. В основном же манси сохраняют традиционное охотничье и (в особенности — на Оби, Северной Сосьве) рыболовческое хозяйство и связанный с ним образ жизни, требующий сезонных переселений с постоянных мест обитания во временные (промысловые) поселения. С конца XVIII — первой половины XIX века рыболовство — с распространением совершенных больших сетей русского производства — приобретает товарный характер, равно как и пушной промысел, кроме того, пушниной платится ясак.

Христианизация манси была проведена в XVIII веке, и, хотя носила формальный характер, некоторое влияние на духовную культуру народа всё-таки оказала. Во всяком случае, уровень восприятия и внедрения в традиционную культуру христианских элементов был у манси несколько выше, чем у хантов или ненцев.

Окончательная ликвидация сохранявшегося первоначально самоуправления манси, как и других народов Севера, связана с реформами первой четверти XIX века, прежде всего — с принятием в 1822 году устава «Об управлении инородцев», поставившего местную племенную верхушку под прямой контроль русских чиновников. Общая численность манси в конце XIX века была ок. 7 тыс. человек.

В 1930 году был создан Остяко-Вогульский (с 1940 года — Ханты-Мансийский) национальный округ, в границах которого проживала большая часть манси. Сильные различия мансийских диалектов сделали невозможным создание единого литературного языка — ни в эпоху первых миссионерских попыток, предпринимавшихся только в конце XIX века, ни в 30‑е годы XX века, когда была создана письменность для двух диалектов — северного и восточного (кондинского) (южный к этому времени практически исчез, а численность говорящих на западном была невелика). Это обстоятельство вкупе с преобразованиями советского времени, в первую очередь — коллективизацией, особенно больно ударившей по достаточно хрупкой традиционной хозяйственной системе таёжников-манси, внедрением обязательного обучения детей в школах-интернатах в отрыве от родной культурной и языковой среды и катастрофическим развитием нефте‑ и газодобычи в Западной Сибири, приводящим к уничтожению традиционной среды обитания аборигенов (см. также ниже раздел о хантах), привело к ускорению ассимиляции южных, западных и восточных групп манси — восточные (кондинские) манси в некоторой мере сохраняют сегодня свой язык, но говорить о реальном сохранении и возрождении мансийского языка и культуры можно говорить лишь применительно к северным манси. Несмотря на рост общей численности манси, фиксируемый переписями (в 1959 году в Советском Союзе жило 6,4 тыс. манси, в 1979 — 7,6 тыс. чел., в 1989 — 8,5 тыс. чел.), следует констатировать, что процесс ассимиляции принимает угрожающий характер: из 8279 манси России в 1989 г. родным признали мансийский язык лишь 3037 человек.

Ханты

Самоназвание (С) χănti, (Ю) χăntə, (В) kăntəγ jaγ (jaγ — «народ») восходит, наряду с манс. (Т.) khā̊nt, (С) χā̊nt (Пел.) khōnt «войско, армия», венг. had «войско», ф. kunta «община» и др. восходит к ПФУ *kunta «община, сообщество, объединение». Помимо этого этнонима разные группы хантов используют в качестве самоназвания композиты, состоящие из названия реки, на которой данная группа живёт, и слова «народ» (хант. (С, Ю) jaχ, (В) jaγ): as-jaχ «обский народ», vaγ-jaγ «ваховский народ» и т. д.

Внешнее название хантов — нем. Ostjaken и др. происходят от рус. остяки — как официально именовали хантов в России до 30‑х гг. XX века. Впервые этот этноним встречается в русских документах в 1499 году (согласно М. Жираи) и употребляется первоначально (до XVII века включительно) по отношению к населению бассейна Средней Камы (нынешний север Башкирии и юг Пермской области) — очевидно, ещё не принявшим ислам предкам современных северных башкир и пермских татар (с XVII века по отношению к этому населению уже употребляется термин татары). По крайней мере с начала 80‑х гг. XVI века остяками называют уже и жителей Зауралья и Западной Сибири, принимавших участие в походах вогульских (см. выше раздел о манси) князей на пермские земли. Позже, в XVII—XIX веках, это название применяется к различным народам Западной Сибири: помимо хантов, которых именуют просто остяками или — по месту жительства той или иной хантыйской группы — иртышскими, обскими, обдорскими, кондинскими остяками, так называют кетов (енисейские остяки) и селькупов (нарымские, тымские и др. остяки, остяко-самоеды). Такое широкое употребление этникона остяк находит объяснение в его происхождении: в русский язык он попал из тюркских языков, где служил для обозначения инородческого языческого населения: ср. кирг. ištäk «башкир», казах. istäk «башкир; сибирский татарин», сиб.-тат. ištäk — племенное объединение, бараб. ištäk «хант», которые связаны либо с общетюркским корнем *iš «работа» (возможно, *ištäk «работник, зависимый человек»), либо с основой *iš‑ «увеличиваться, умножаться, плодиться, становиться многочисленным» (ср. аналогичное образование ПИЕ *teutā «народ» < *teu‑ «увеличиваться, наполняться»). Предлагаемое раньше многими авторами выведение рус. остяк из хант. as-jaχ «обский народ» неприемлемо по фонетическим причинам и не объясняет широкого значения русского слова и его первоначального употребления в отношении предков пермских татар и башкир, не говоря уж о том, что впервые русские встретились с хантами вряд ли на Оби.