Невинные убийцы - ван Лавик-Гудолл Джейн

Очевидно, этот случай резко нарушил привычную систему взаимоотношений четырех самок. Несколько дней Черная Фея спуску не давала Лилии, и очень часто эти две и Юнона сцеплялись, когда стая терзала добычу. Бросалось в глаза, что Юнона стала гораздо менее угодливой и покорной, чем раньше. Может быть, теперь, когда она больше не мешала самкам высшего ранга возиться с щенками, на нее уже не бросались так часто и внезапно, как раньше, и она постепенно набралась храбрости? Во всяком случае, я никак не ждал, что между Юноной и Черной Феей разразится столь драматическая схватка.

Обстоятельства сложились не совсем обычно, и их надо вкратце обрисовать, чтобы стало ясно, почему драка происходила в отсутствие Ведьмы: если бы при этом была доминирующая самка, все могло бы кончиться иначе. Мимо стаи пробегала небольшая группа из пяти чужих гиеновых собак, направляясь к Нааби-Хилл, и стая Чингиз-хана разделилась: Ведьма, Лилия и большинство взрослых самцов помчались в погоню за чужаками, а Черная Фея и Юнона вместе с Желтым Дьяволом и еще одним самцом остались возле щенков.

За несколько дней до этого я заметил, что между Черной Феей и Желтым Дьяволом возникла какая-то странная близость. Может быть, их соединяло то, что у обоих было по полхвоста. Дружба эта казалась мне довольно неожиданной, но собаки постоянно бежали бок о бок или сворачивались на земле рядышком друг с другом. Желтый Дьявол с несвойственной ему энергией отмечал те же куртинки трав, что и Черная Фея. Я упоминаю об этом потому, что это могло быть связано с причиной драки.

Драка вспыхнула, когда щенята лежали тесной кучкой, а четверо взрослых стояли и смотрели вслед исчезнувшей стае. Юнона, проходя мимо Желтого Дьявола, приостановилась, и он попытался ее лизнуть. По-видимому, Черная Фея решила, что это грубое вмешательство в ее личные отношения со старым самцом. Как бы то ни было, она понеслась к Юноне, поставив уши торчком и воинственно подняв хвост кверху. Юнона и не подумала спасаться бегством, а бросилась ей навстречу, и через секунду обе собаки взметнулись на дыбы, опираясь передними лапами о плечи друг друга. Эта поза ничем не отличалась от той, которую я так часто видел во время игр взрослых собак, но тут игрой и не пахло — Черная Фея мертвой хваткой вцепилась в горло Юноны. Через несколько секунд Юконе удалось вывернуться и в свою очередь схватить противницу за горло. Черная Фея цапнула Юнону за ухо и оторвала кусочек кожи, однако Юнона ни на секунду не разжала зубов, сцепленных на горле врага. Но вот Черная Фея молнией взвилась вверх и, извернувшись в воздухе, ударила Юнону лапами. Та выпустила ее горло и неуверенно отступила.

Минутный перерыв, и обе снова поднялись на задние лапы, поочередно и быстро кусая друг друга за горло. Небольшие пятна крови появились на шее обеих собак, уши были порваны. Примерно через пять минут после начала схватки Юноне удалось по-настоящему вцепиться в Черную Фею, глубоко запустив зубы ей в горло. Вскоре кровь потекла в пасть Юноне и закапала на землю.

Черная Фея всегда была моей любимицей, и я застыл в ужасе, глядя, как она бьется, безуспешно пытаясь вырваться. Ее движения заметно слабели, а через несколько секунд она стала опускаться все ниже, бессильно свесив голову на сторону. Внезапно она испустила душераздирающий вопль и свалилась на землю, а Юнона разжала зубы и стояла, задыхаясь, над неподвижным телом; кровь все еще медленно капала у нее из пасти. Потом она отбежала трусцой и уселась неподалеку, зализывая свои раны.

Я был уверен, что Черная Фея мертва, но секунду спустя она осторожно подняла голову. Юнона бросилась к ней, и Черная Фея застыла, как мертвая, — очевидно, признавая свое поражение. Юнона опять потрусила прочь. Следующие десять минут, как только Черная Фея отваживалась пошевельнуться, Юнона бросалась на нее, но в конце концов она позволила бедняге встать на ноги. Тут уж Черная Фея сама себя превзошла, проявляя полную покорность: она лизала губы и пасть Юноны, виляя хвостом и прижимая уши, растягивая губы в угодливой улыбке. Она недвусмысленно показывала, что, по крайней мере в данное время, полностью признает превосходство противницы. Судя по всему, этого было достаточно; смерть прошла мимо, Юнона не требовала наказания по высшей мере.

Во время драки Желтый Дьявол и второй самец оставались со щенками где-то в стороне. Один раз Желтый Дьявол подошел поближе, как будто собирался тоже принять участие в сражении, но отступил — должно быть, напуганный яростью и одержимостью самок. Но когда группа побежала следом за остальной стаей, он по-прежнему трусил рядом с Черной Феей. Я ехал за ними, пока мог, но вскоре стемнело, а на следующий день стая Чингиз-хана ушла из этих мест.

Когда я снова встретил ее через полтора месяца, Юнона занимала уже второе место в иерархии самок, уступая лишь Ведьме. Очевидно, все утряслось, потому что самки больше не ссорились над добычей, и ничто не напоминало о том трудном периоде, который, видимо, выпал на долю Черной Феи. К тому времени начался уже короткий период дождей и вся равнина была покрыта зеленой травой и усеяна стадами гну и зебр. Взрослые собаки часто и подолгу играли. Они гонялись по степи друг за другом и за щенками. Стриж крутил сальто, перелетая через Ведьму, Черная Фея и Желтый Дьявол прыгали друг на друга, как щенята, а щенята таскали один другого за хвосты.

Щенят было по-прежнему восемь — в этом отношении стае повезло: множество щенят пропадает в первые недели скитаний. Но в стае произошло одно очень важное событие — старого предводителя Чингиз-хана уже не было в живых.

Обыкновенные шакалы

Дерзкие прихлебатели

День клонился к вечеру, но солнце все еще пылало в небе, когда я ехал за парой обыкновенных шакалов, пробиравшихся рысцой след в след по низкой зеленой траве на равнине кратера Нгоронгоро. Самец, которого мы назвали Ясоном, поминутно останавливался возле какой-нибудь куртинки травы, поднимая лапу, как домашний пес, отмечал ее своим запахом и трусил дальше. А его самочка, Яшма, каждый раз, подбегая к такой куртинке, добавляла свой запах к запаху самца и пускалась его догонять.

Эта пара находилась в разгаре ухаживания, и, хотя тогда я еще не знал об этом, они отмечали границы своей территории — той территории, где позже будут выращивать щенят и где, весьма возможно, уже не раз выводили потомство. Вдруг я заметил, что Ясон застыл на месте, как изваяние, а шерсть у него на загривке, спине и хвосте встала дыбом. Яшма остановилась рядом; оба настороженно вглядывались в одно и то же место. Тут и я увидел третьего шакала — он лежал, свернувшись клубком, и, кажется, спал. Верхняя губа у Ясона приподнялась, и он, ощерившись, подошел и остановился в угрожающей позе над лежащим чужаком — спина выгнута дугой, голова и уши опущены, пасть открыта, белые зубы обнажены. Третий шакал, как мне показалось, прижался к земле.

Секунда — и они сцепились. Уследить за отдельными движениями было совершенно невозможно, противники метались как молнии, но когда чужак сделал попытку к бегству, Ясон кинулся на него и цапнул за шею; несколько секунд они стояли на задних лапах, стараясь укусить один другого за шею или за морду. Вдруг чужак сорвался с места и понесся прочь, а Ясон с Яшмой помчались за ним, но скоро остановились и только провожали его глазами, стоя плечом к плечу: очевидно, отступающий враг убежал достаточно далеко от их территории.

Через некоторое время Яшма поднялась на задние лапы, положив передние на плечи супруга, потом опустилась и принялась его вылизывать, начиная с уха. Спустя несколько минут Ясон успокоился, развалился на земле, полузакрыв глаза, а самочка приводила в порядок его золотисто-серую шерстку. Она вылизывала его двадцать пять минут, переходя с места на место и прерываясь лишь для того, чтобы почесаться самой или выкусить блоху из собственной шерсти. Когда же она кончила это занятие, Ясон минут пять наводил красоту на ней, а потом отошел, свернулся клубком и, видимо, заснул. Яшма посмотрела на него и тоже легла рядом.