Мама или детский сад - Никитина Лена Алексеевна

— Алеша! Глупости делаешь! — говорю я.

— Он ужасный в этом отношении. Все — против, все — назло. Просто ужас что такое! — жалуется бабушка. Почему ей не приходит в голову, что это может быть реакция на ее собственное поведение по отношению к ребятам?

Вот задача: обижена бабушка, но обижен и внук. Как же поступить мне, матери? На этот раз я промолчала…

19.01.1964 г. Оля бросила ложку и не стала ее поднимать. Поднял ложку Алеша. Оля не захотела сама забираться на стул, лезла ко мне на руки.

Раньше я ни за что не взяла бы ее на руки, пока она не подняла бы ложку и не перестала плакать. А сегодня я… беру ее на руки.

— Этим ты только усугубляешь конфликт: он сглаживается, а не снимается,— говорит папа, и я с ним согласна. Но… Алеша и Антоша так сочувствуют Оле, так осуждающе глядят на меня…

— Это ты ее обидела, и она плачет,— заявляет Тинек.

Мне хочется поддержать в них это чувство сострадания, желание помочь маленькой сестренке, и я… сдаюсь (тем более что я не совсем уверена в своей правоте).

Видимо, не всегда надо идти навстречу этой детской солидарности — все зависит от сути конфликта. Нужно показать ребятам, что большинство не всегда право, что может быть правым и один человек.

Но при этом необходимо поддерживать в них ростки сочувствия, взаимопомощи.

Как же угнаться за двумя зайцами?»

Судя по дневникам, вопросы так и остались без ответа. Пожалуй, и сейчас я его не знаю. Многое зависит от конкретной неповторимой ситуации. И часто приходится выбирать: что-то всегда бывает важнее, а чем-то надо поступиться. Ошибок тут, правда, не миновать, но без них и не научишься.

СКАЗКА — ЛОЖЬ!

«22.06.1963 г. Когда я пришла с работы, ребятишки показали мне бабушкиных «гусей» — двух гуттаперчевых маленьких лебедей.

— Ты знаешь,— важно рассказал мне Алеша (4 года),— они летают. Раз уже улетели.

— Как? — не поняла я.

— Мы с Тинем поссорились — и они улетели. Р-р-раз — и нет!

— Ничего не понимаю! — удивляюсь я.

— Это бабушка таких интересных гусей купила.

— Да-да,— подтверждает бабушка с самым серьезным видом,— мне так продавец и сказал: как дети поссорятся, так гуси исчезают. Я слушаю это с недоумением и не сразу соображаю, как же к этому отнестись.

— Гм, интересные гуси, только странно, как же это они улетают? — нерешительно спрашиваю я.

— А у них крылья отлепляются, и они летят,— серьезно говорит Алеша.

— А ты видел?

— Не-е-т! Они очччень быстро летят — с космической скоростью. Р-р-раз — и готово!

Эти гуси потом фигурировали весь вечер. Стоило кому-нибудь из ребят начать задираться или кукситься, как бабушка:

— А гуси? Сейчас улетят!

— Нет, сидят,— отвечает Алеша, а сам с беспокойством посматривает на гусей.— Бабушка! Мы не ссоримся, это у нас такое обижение вышло.

Новое слово Алеши мне нравится, но игра с «гусями» не очень: почему детей можно пичкать самыми примитивными вымыслами? Так и подмывает сказать ребятам:

«А вы поссорьтесь да проверьте, улетят они или не улетят».

Вечером я не выдерживаю и говорю после Алешиного убежденного «Улета-а-ют — так продавец же сказал»:

— Алеша, это бабушка пошутила: так в сказках бывает, а на самом деле игрушки не летают. ' В глазах Алеши недоумение и недоверчивость».

А через два с половиной года в тетради Антона я записала:

«22.12.1965 г. Тинюшка (5 лет) вообразил, что пол — это что-то раскаленное — огонь и что становиться можно только на тень. Мы вступили в эту игру и охотно уступали ему свои тени, когда ему надо было пройти по полу. И он скакал козликом с одной тени на другую, «спасаясь» от огня!»

Мои комментарии спустя 11 лет:

«15.02.1976 г. Думаю, что такая игра вполне допустима. Малыши воспринимают ее не всерьез, а как игру. У нас это интересно получается с Любой: она участвует в игре, но не обманывается. В том-то все и дело!

08.08.1974 г. Вот уже с полгода мы играем с Любашей (3 года) в «крокодила Гену» (как с Ванюшей играли в «сонного дядьку»). Трудно вспомнить, с чего это началось. (Потом это повторялось много раз.) Кажется, это было так.

Люба на что-то разобиделась за столом, влезла на свой стул с ногами, повернулась к нам спиной и, уткнувшись в колени лицом, начала уже поревывать, пока еще негромко. Папа сказал:

— Или прекращай реветь, или я тебя высажу! А я говорю вдруг:

— Папа, это не Люба, это кто-то другой. У нас Люба не такая. Это какой-то… кроко!

Любашка заинтересованно прислушивалась, а потом, прикрыв глаза тыльной стороной ручонок, шевеля при этом растопыренными пальчиками, вдруг заявила низким голосом:

— Я злой крокодил, я вас съем!

Мы все, конечно, «задрожали» от страха и стали громко звать Любу, чтобы она справилась со злым крокодилом.

Через минутку Любаша сообщила, что она уже добрый крокодил Гена, который «скоро превратится в Любу».

Позже игра проходила в разных вариантах: с исчезновением «крокодила» под стол и «внезапным» появлением Любы; с постепенным превращением крокодила в Любу: она потихоньку открывает ладошками лицо, освобождая глазки (мы радостно восклицаем: «Ой, глазки уже Любины!»), носик («Ой, носик уже Любин!»).

Когда Люба превращается в «злого крокодила», то мы все должны «дрожать от страха». Если мы забываем это делать, то Любашка напоминает с неудовольствием:

— Ну что же вы не дрожите? Дрожите! (Надо же выполнять правила игры!) Так можно очень быстро успокоить Любочку, снять очередной конфликт.

Итак, проблема: есть обман, которому верят, как правде («Вот придет Бармалей, тебя в мешок посадит»), есть фантазия, сказки, волшебство, в которое верят, как в чудо («Прилетит фея и принесет тебе волшебную палочку»), есть игра воображения, которая принимается не всерьез, а с соблюдением определенных правил. Как найти грань между ними? А найти обязательно нужно.

Рассмотрим ряд близких слов: лгать, врать, обманывать, ловчить, хитрить, лукавить, притворяться, разыгрывать, придумывать, фантазировать, сочинять — какой плавный переход от минуса к плюсу, не поймешь, где водораздел. Но он есть! Мы внушаем детям: врать нельзя, это нехорошо. А как же: «Хорошо, когда кто врет весело и складно!» — Теркину можно?

Однажды я проводила в третьем классе утренник, посвященный сказкам, и спросила ребят:

— Говорят, обманывать плохо. Верно?

— Верно!—дружно, заученно ответил класс.

— Ну хорошо, а как же в сказках: то и дело друг друга обманывают. И не только какие-нибудь злыдни, но и самые прекрасные добры молодцы. Выходит, они обманщики. А почему же мы их любим?

Класс недоуменно молчал — ни одной поднятой руки. Я тоже молчала, выжидая. Наконец на последней парте робко приподнялась и тут же опустилась мальчишечья рука.

— Ну-ну,— подбодрила я.

— Они не обманщики, они обхитря… нет, обхитрива… ну, хитрые они, они же врагов обманывали. А врагам и надо врать,— убежденно закончил мальчишка и сел.

Класс загудел на разные голоса, поднялись руки — приводить примеры. Но у меня был вопрос и посложнее:

— Мы-то с вами, слушатели или читатели, не враги, а нам всякие небылицы плетут?

На этот раз поднялось уже несколько рук:

— Это чтоб интереснее было.

— А там приключения разные, а мы их любим…

— Почему? Почему вам нравится, чтобы вас обманывали? — пристаю я к ребятам. Я жду от них открытий, важных для меня.

— Да никто и не обманывает!—вскочил тот мальчуган с последней парты, который начал думать первым.— Мы же знаем, что там все придумано, мы же знаем!

— Сказка это мечта, которая… взаправду,— тихо сказала девочка, дождавшись, пока я замечу наконец и ее поднятую руку.

— Как-как? — не поняла я, но кто-то из ребят пояснил:

— В сказке все-все можно, что хочется, только надо вообразить.

Эти маленькие мудрецы прекрасно разбирались, где корыстная ложь, а где игра воображения, причудливая и прекрасная выдумка, в которой действительно как бы осуществляется мечта, чья-то надежда.