Зной пустыни - Александра Торн

Она с трудом могла себе представить, как Реджинальд делает что-либо «недостойное», например, во время полового акта. Пусть даже в невинной позиции. Он так высок, что будет вынужден изогнуться, как богомол, если захочет трахнуть коротышку вроде нее.

— Надеюсь, вы не будете возражать, если я прикончу бутылку? Это вино урожая восемьдесят шестого года, очень удачного для виноградарей. Как говорит моя матушка, дорого, но мило.

Марианна чуть не поперхнулась, когда он заказал бутылку «Давуассе-Камю» за семьдесят долларов. Она в жизни не пила таких дорогих вин. Дорого, но мило. Смех! Да на эти семьдесят долларов она могла бы вполне сносно питаться целых две недели.

Но, как говорила ее мать, главное, что у человека в голове. А намерения Реджинальда, кажется, серьезны.

— Дорогая. — Он деликатно откашлялся. — Я рассказал вам о себе, и, честно говоря, мой рассказ показался мне весьма утомительным. Теперь вы должны рассказать о себе.

— Уверяю вас, мне было совсем не скучно, — возразила Марианна, хотя его длинное повествование, пересыпанное именами и названиями местностей, которые ничего ей не говорили, несколько смутило ее. — По сравнению с вашей история моей жизни действительно скучна.

— Позвольте мне судить самому.

Он сделал глоток вина и облизнул тонкие бледные губы, как у Белы Лугоши, который играл графа Дракулу в фильме, который она видела по телевизору семилетней девочкой. Марианна была впечатлительным ребенком, и потом ее долго преследовали ночные кошмары.

Голос Реджинальда вернул ее к действительности.

— Во-первых, ma petite[7], вы носите старинное и очень славное имя. Моя семья в Нью-Йорке много лет поддерживает связь с семьей Ван Камп. Более того, много лет назад наши семьи породнились.

Нью-йоркские Ван Кампы? Какого черта он заговорил об этом?

— Я родилась в маленьком техасском городке. Ван Камп — фамилия моей матери, — призналась Марианна и тут же прикусила язык.

— Вы избрали девичью фамилию матери как псевдоним? — поинтересовался Реджинальд, не заметив, что она едва не совершила непоправимую ошибку.

— Да. Видите ли… мой отец не очень одобрял мое увлечение искусством и страшно не хотел, чтобы я становилась художницей.

Квинси посмотрел на нее с удивлением.

— Chacun a son gout[8], хотя я не понимаю людей, не одобряющих занятий искусством. Ведь вы создаете красоту. Лично я не могу как следует прочертить даже обыкновенную линию.

— Как приятно слушать такие милые комплименты!

— Это сказано от всей души. — Он с чувством взял ее за руку.

Его добрый жест очень тронул Марианну. Конечно, Реджинальда не назовешь самым красивым в мире мужчиной, но он может оказаться самым заботливым из них.

— Вам когда-нибудь говорили, что вы потрясающий парень? Я с удовольствием расскажу вам историю своей семьи. — И она пустилась в сочинительство. — У моего прапрадедушки была плантация на Миссисипи и дом на Пич-стрит в Атланте, но солдаты генерала Гранта разорили плантацию, а дом отсудил какой-то проходимец-янки.

Начало соответствовало действительности. Мать очень любила рассказывать о своем аристократическом происхождении.

— После гражданской войны прапрадедушка переехал в Техас, купил ранчо, но поскольку ничего не смыслил в скотоводстве, то настоящим ковбоем так и не стал. Ко времени моего появления на свет Ван Кампы переживали не лучшие времена.

В этом тоже было зерно истины. Марианна опустила только кое-какие мелочи: прапрадедушка, голубая кровь и ветеран гражданской войны, был горьким пьяницей и регулярно избивал до полусмерти жену.

— Какая захватывающая история! — произнес Реджинальд. — Расскажите теперь о ваших родственниках по отцовской линии.

Поражаясь собственной изобретательности, Марианна приступила к сочинению новой сказки, причудливой смеси «Унесенных ветром» и «Гроздьев гнева».

— Фамилия моего отца — Руссо. Это был джентльмен до мозга костей, кстати, очень похожий на вас. С мамой они встретились, когда он охотился на оленей в окрестностях Дель-Рио. А жил он в Новом Орлеане. О, это была любовь с первого взгляда.

Честно говоря, вместо «любовь с первого взгляда» следовало бы сказать «деловые отношения». Мать доставила удовольствие господину Руссо, а он заплатил ей за это, как, впрочем, и другие приятели ее мужского пола, которых Марианна привыкла называть дядями.

Поначалу она наивно радовалась обилию рослых, здоровых родственников, каждый из которых давал ей пятьдесят центов и отправлял в кино. Но однажды кто-то из этих сукиных сынов решил, что девочка подходит ему больше, чем ее потасканная мамаша.

— Оба были очень молоды, — не смущаясь, продолжала Марианна, — и семья отца воспротивилась их браку. Влюбленным пришлось бежать. Отец погиб в автомобильной катастрофе незадолго до моего рождения, а мама умерла, когда я уже закончила школу. Господи, ну и разболталась же я. Хотя вы сами виноваты. В следующий раз не будете просить даму рассказать о себе.

— Значит, вы совершенно одиноки?

— Одиночество — не такая уж плохая вещь. — Она скромно потупилась, мастерски подражая интонации вечной страдалицы Мелани Уилкс. — Каждому из нас приходится нести свой крест. У меня есть подруги и мое творчество.

Марианна прикоснулась к кончику носа, словно желая удостовериться, что он не начал расти, как знаменитый нос Пиноккио. Ведь Всевышний видит, как она нахально врет. На сегодня, пожалуй, хватит.

Успех и карьера предназначены в этом мире для таких, как Арчер. Несмотря на кое-какие успехи, Марианна до сих пор чувствовала себя так, будто обманом проникла в мир искусства. Другие художники имели образование, могли похвастаться дипломом той или иной школы, а Марианна закончила лишь суровую школу жизни, в которой ученикам доставались одни пинки. Благодаря своей профессиональной подготовке другие художники могли творить в разных стилях и различными техническими средствами. Она же пользовалась акриловыми красками да пастелью. Учитывая все обстоятельства, Марианна не могла претендовать на уровень выше среднего.

Но если бы она вдруг сказала мужчинам, что охотно променяет палитру и краски на хорошего мужа и крепкую семью, они бы тотчас от нее отвернулись. Поэтому она скромно посмотрела на Реджинальда и сказала, что не может представить себе ничего более прекрасного, чем занятия живописью.

— Я восхищен. — Он поднял бокал, в котором еще оставалось немного светло-золотистой жидкости. — За вас, chérie[9], и за наш чудесный вечер. Я давно мечтал встретить такую женщину.