Хозяин - Ольга Дашкова

– Если ты перед каждой трудностью будешь пасовать, так и останешься жалкой и никчемной.

– Я не такая.

– Именно такая! – голос разносится эхом по коридору, я вздрагиваю. – Ты сейчас засунешь свои сомнения обратно туда, где ты их нашла, и отработаешь сезон, как и планировалось. Здесь не получится жить по своим прихотям. Три месяца – и ты свободна, с хорошей рекомендацией и приличным заработком, тебя не для того впустили в этот дом.

Последние слова заставили замолчать.

Впустили? Кто впустил?

– Не понимаю.

– Тебе не нужно ничего понимать, ты должна работать, молчать и не задавать глупых вопросов. Здесь любят дисциплину.

Да, а еще трахать прислугу, чуть не вырвалось из меня.

– Иди к себе, я сама уберу за хозяином.

Женщина ничего больше не сказала, развернулась, в тишине были слышны лишь ее шаги и удары моего сердца. Ушла к себе в комнату, не включая свет, села на кровать, огней за окном было уже меньше, а вот слова экономки насторожили.

Получается, что я не случайно попала в этот дом, что все это чья-то игра – и соседка тетя Люба с подружкой и ее сломанной ногой, и телефон, по которому она заставила меня позвонить как можно быстрее. Нет, не может быть, да кому это надо?

Всего пять дней я прожила в относительном спокойствии, а с приездом хозяина вновь началось черт-те что. Можно сказать «спасибо» Мурату Руслановичу за то, что не отдал гостю меня в качестве комплимента на ужин, но это говорить еще рано, кто знает, что у него на уме.

Можно, конечно, под каким-то предлогом напроситься в город, но паспорт и телефон у Азизовны. Бежать самой глупо без документов еще глупее, остается работать и не попадаться на глаза хозяину.

Но я боюсь его до дрожи, до ледяного пота по спине, руки все еще трясутся и пальцы холодные. Ушла в ванную, долго держала их под горячей водой, потом разделась и зашла в душ. Мышцы расслаблялись, усталость давила на плечи, села на дно душевой, меня обволакивал пар, прикрыла глаза, тело становилось невесомым, я, кажется, задремала после перенесенного стресса и нервов.

Я даже видела сон, странный такой. Была зима, шел сильный снег, ноги утопали в высоких сугробах, а я убегала, карабкаясь по нему, разгребая руками, не чувствуя холода. Был слышен собачий лай, на мне мужская куртка, а внутри страх, ядом пропитывающий сознание.

Очнулась как от удара.

Открыла глаза, пар рассеялся, дверь душевой была открыта.

Меня и мужчину, стоявшего за ней, разделяли лишь потоки воды, я зажалась в угол, но от его взгляда некуда было спрятаться.

Глава 19

Мужчина смотрит исподлобья, взгляд недобрый, на скулах играют желваки. Он чем-то недоволен, словно само мое присутствие рядом ему неприятно.

– Что ты здесь делаешь?

Он это о душевой или вообще?

– Греюсь, холодно.

Отвечаю, но прикусываю губу, я нарушаю первое правило – «молчание», но он сам ко мне обратился.

– Что ты делаешь в моем доме?

Боюсь встать, нас все еще разделяют потоки воды и пар, он оседает на лицо и кожу мелкими каплями.

– Я горничная, а еще помогаю на кухне и вообще везде, где скажут.

Он, скорее всего, не в курсе о свободных вакансиях прислуги в собственном доме, это как муравьи, нет одного, найдут другого. Хозяин даже не обратит внимание, кто был вчера, а кто сегодня.

– Поднимись.

Не хочу этого делать, не хочу, чтоб он видел меня голой.

– Нет, я хочу, чтоб вы ушли, – сказала, зажмурилась, это тогда я пришла сама и позволила делать с собой все, что он захочет, сейчас другая ситуация.

Но я ошибалась. Для Мурата Руслановича все должно подчиняться его правилам и желаниям.

– Я сказал, встань! – повышает голос, вздрагиваю, ноги затекли, медленно выпрямляясь, прикрывая грудь. – Убери руки.

Вздыхаю, не могу смотреть в его глаза, там кромешная тьма, которая еще немного – и поглотит меня. Отворачиваюсь, убирая руки, вода теперь стекает по груди, я подобна оголенному электрическому проводу, тронь – убьет насмерть, но меня же.

Хозяин молчит, биение сердца заглушает все мысли. А когда меня бесцеремонно дергают за руку, тянут из ванной, я чуть не падаю. Меня как есть, голую и мокрую, толкают на узкую кровать. Не успеваю даже вскрикнуть, как мужчина, обхватив лицо крупной ладонью, сжимает щеки, заставляя смотреть на него.

– Если тебя, сучку, кто-то подослал, я закопаю живьем тебя и твоего координатора. Вы будете умирать долго и мучительно, но перед этим я порежу твою шкуру на лоскуты и скормлю собакам.

Не могу ничего сказать, сознание сковало ужасом, но оно кричит: «Нет, меня никто не подсылал, нет никакого координатора, я сама по себе».

– Я… я… – глотаю ртом воздух, по мокрым щекам вновь текут слезы.

– Что ты? – хватка слабеет.

– Я сама, я никого не знаю, мне дали телефон, соседка, там ногу сломала женщина.

Сумбур полный, но я хочу донести до него, что меня никто не подсылал.

Его рука все еще на моем лице, пальцы скользят вниз, на шею, грудную клетку, Хасанов смотрит именно туда, касается груди, накрывая одну, сжимая.

Губы плотно сомкнуты, дышит тяжело, на мощной шее дергается кадык. Только сейчас вижу, что на нем майка и широкие свободные домашние брюки, в районе паха внушительный бугор.

Зверь возбужден. Зверь голоден.

Другой рукой приспускает брюки, эрегированный член вырывается на свободу, крупная головка, тяжелые яйца. Я помню, как он насиловал мой рот, как потом ныла челюсть, я даже помню его вкус.

– Нет… нет… пожалуйста, я и так отдала вам свою девственность.

– Это твои проблемы.

– Но…

– С кем ты еще трахаешься?

– Что?

– С кем?

– Я… нет… никогда больше ни с кем, кроме того раза с вами.

– В этом доме все принадлежит мне, от вещей до работников. Ты –