Эволюция войн - Морис Дэйви

Люди всегда надеялись получать что-либо, но при этом не отдавать ничего. Ограбление другой группы людей казалось способом претворить эту надежду в жизнь и до недавнего дня считалось легитимным способом обеспечить свое существование. Это простая альтернатива тяжелому пути непосредственного производства и накопления; она также гораздо привлекательнее из-за азарта, который приносит война, и разнообразия добычи, которую она предлагает, вместо монотонности и скуки мирного существования.

Так как набеги во все времена и во всех уголках мира, когда завоеватели забирали все ценное, что могли найти и унести, были результатом войны, желание захвата добычи всегда было одной из самых распространенных причин войны. Это особенно справедливо в отношении первобытного общества, чья собственность была преимущественно передвижной. Успешное завоевание, в том понимании, которое распространено в развитом военном деле, было практически неизвестно, потому что дикари, в соответствии с особенностями своего образа жизни, редко желали получить землю в постоянное пользование, а также потому, что политическое развитие их общества было недостаточным, чтобы реализовать свое преимущество. Войны за добычу или набеги особенно часты там, где живут кочевые племена, а накопление собственности считается разумным. Они представляют собой ощутимое и эффективное преимущество перед завоеваниями даже там, как признает Норман Энгелл, где благосостояние состоит преимущественно из переносимой собственности, а победитель обогащается за счет того, что использует и превращает побежденных в рабов. Многие племена часто подобным образом целиком обеспечивают свое существование. Ограбление других групп считалось нормальным способом добывания пропитания, таким же легитимным, как сельское хозяйство или любой другой способ добывания средств к самообеспечению. Такой «образ жизни бедуина», как Липперт охарактеризовал доминирование подобного типа войны у кочевых скотоводческих племен, дожил и до наших дней. Ему следуют как на море, так и на суше.

Перспектива получения добычи и последующая месть вору являются наиболее явными причинами, по которым дикие племена вступают на тропу войны. Такие войны велись практически повсеместно, как будет показано в нижеследующем приложении З. Это считается достаточно обычным в Азии, Океании и Америке, но истинной родиной такого образа жизни является Африка.

Войны за добычу также характерны для более культурных народов. Древние иранцы постоянно ощущали давление со стороны варваров, живших на севере и жаждавших наживы, и в ответ на набеги проводили бесконечные карательные экспедиции. Древние евреи часто вели войны с целью получения добычи, унося с собой всевозможную добычу и лишая своих врагов каких-либо средств к существованию. Набег на самом деле был наиболее подходящим для географических условий Палестины типом войны. На юге иудеи сталкивались с амалекитянами и другими кочевыми племенами; на востоке – моавитяне и мидьянитяне; на западе жили совершавшие рейды на земли евреев филистимляне. (Филистимляне, морской народ, жили вдоль побережья и совершали нападения на землю Израиля. – Ред.) Желание наживы было очень сильным военным мотивом для людей эпохи Гомера. «Набеги за добычей были обычной практикой и не считались позорными. На море и на суше пиратство считалось нормальным явлением и редко осуждалось». Даже во времена Фукидида в отдельных районах Северо-Западной Греции успешное пиратство считалось почетным, и ранние греческие города, такие как Афины, Спарта и Микены, строились на некотором расстоянии от моря с учетом угрозы морских набегов. Величие Рима было в значительной степени достигнуто за счет захватываемой добычи и дани, которую платили провинции. Северные варвары считали войну достойным способом добычи средств проживания и вели войны для того, чтобы обеспечить себя. Набег признавался важным мотивом на протяжении всего периода открытий и колонизации, когда европейцы были очарованы сказками о неисчерпаемом благоденствии дальних континентов. Та же причина войны очевидна и в недавние времена. Курдские племена Османской империи по большей части представляют собой кочевые племена грабителей. У бедуинов война обычно принимает форму экспедиций с целью получения добычи. Эти племена постоянно грабили друг друга, и, если предоставлялась возможность, они уносили шатры вместе со всем содержимым. В Аравии ваххабиты сражались, чтобы пропагандировать свою веру, но они избегали нападать на Ирак, Месопотамию и Сирию из-за недостатка там добычи. Берберами Марокко «грабеж прохожих воспринимается как абсолютно уважаемый способ выживания, и с этой целью часто предпринимаются вылазки в долины или предместье какого-нибудь города». Скотоводческие племена, как мы видим, определенно следуют методу выживания бедуинов. Их форма существования делает необходимой странствующую жизнь и приводит к бесконечным конфликтам с другими племенами. Необходимость защиты стад и постоянной агрессии ведет к высокой концентрации населения, а постоянная война имела следствием развитие лидерства, дисциплины и патриархальной организации. Скотоводческие племена, таким образом, хорошо организованы для войны, и их образ жизни создал значительные возможности для набегов. Они постоянно жили и живут в состоянии войны, потому что у них всегда есть повод сражаться – они могут обогатиться за счет удачной экспедиции. Крадут в данном случае чаще всего скот. Любое племя, которое увело стадо другого племени, становилось гораздо более богатым и лучше подготовленным к борьбе за существование.

Обладание стадом было для скотоводческих племен поистине решающим для выживания фактором. Для них разведение скота было «благородным» занятием; они уделяли скоту огромное внимание; они даже думали о стаде как об основе социального разделения общества. Они четко определяли стадо как естественную основу самосохранения, и это влияло на образ жизни племени на всех стадиях его культурного развития.

Об африканском племени бахима (Уганда. – Ред.) говорят, что «они делают мягкие накидки для животных, которых они любят как детей, воспитывают их и разговаривают с ними, задабривают их и плачут, когда они болеют; в случае смерти любимца их горе безмерно, и известны случаи, когда люди оканчивали жизнь самоубийством из-за потери любимого животного». «Самой большой гордостью и радостью у мкамба является его скот, и ничто не обладает для него такой же ценностью». Его жена имеет второстепенное значение, «потому что в конце концов она расценивается как часть стада». Экономической основой общества динка является стадо. Скот – это их валюта, и за невесту также расплачиваются скотом. Среди них ничто не дает такой престиж и социальное положение, как обладание большими стадами, и авторитет вождя, который потерял свое стадо, моментально падал. В случае нападения мужчины были заняты перегоном скота в безопасное место или его защитой – защитой того единственного, что стоило охранять, – не свои дома или семьи, а стада. «В этом заключена любопытная деталь скотоводства, – пишет Камминс, – определение, которое наиболее полно показывает картину жизни динка. Воин был слишком практичным, чтобы противостоять превосходящим его силам для защиты своего двора или семьи, но проявлял безудержную храбрость в попытках спасти или защитить свои стада». Бечуаны так же относились к своему скоту. Обладание скотом делало их социальную позицию более прочной. Их поговорка гласит: «Человек, у которого нет скота, не является человеком». Скот был практически единственным достоянием этих людей; скотине покровительствовали с того света предки.

Некоторые народы так же относились к лошадям, например якуты, вся жизнь которых была связана с верховой ездой. «Так проявлялись все их лучшие качества, отсюда брали начало искусства и ремесла, сочинялись песни и легенды, развивалась система общественной жизни. Так берет свое начало обычай сообща преодолевать невзгоды и бороться с трудностями». На все, что раньше делали якуты, повлиял характер этих сильных животных, которые потом стали основой их благосостояния и существования.

Поскольку скот так сильно влияет на скотоводческие племена и настолько желанен им, эти племена всегда готовы украсть стадо другого племени. То, что Норткот говорит о кавирондо, может быть применено ко всем примитивным скотоводам: «По характеру они очень честны, за исключением тех случаев, когда дело касается скота, – это искушение, которому не может сопротивляться ни один житель Восточной Африки». Поскольку кража скота стала обычным методом пополнения собственных стад и глубоко укоренилась в их жизни, она воспринималась как совершенно правильное и законное занятие. Ливингстон уместно отмечал: «В тех племенах, где практиковалась кража скота, данное занятие не считалось противоречащим морали, в отличие от простого воровства. До того, как я хорошо выучил язык [макололо], я однажды сказал вождю: «Ты украл то и другое стадо». «Нет, я не крал их, – был ответ. – Я только перегнал их». Слово gapa (перегнать) идентично горскому термину с таким же значением». Перегон скота, в соответствии с подобными обычаями, совершенно законен. Так эти племена обеспечивают свое существование. Война за скот нормальна, и она ведется постоянно. Поскольку такие племена живут за счет грабежей, то отказаться от войны – значит отвергнуть свой естественный образ жизни; состояние мира для них ненормально.