Литературная Газета 6553 ( № 20 2016) - Литературная Газета

Она принимала участие в объединении «Лига молодых литераторов Москвы», возглавляемом Кириллом Ковальджи и Евгением Бунимовичем.

В ноябре 1997 года Надежду Болтянскую приняли в Союз писателей Москвы. Рекомендации дали известные поэты Владимир Салимон и Кирилл Ковальджи. При знакомстве с её стихами кто-то из членов комиссии сказал, что она «поэт милостью божией». В последующие годы она многократно публиковалась в таких авторитетных журналах, как «Континент» и «Кольцо «А», а также в отдельных сборниках.

Надина жизнь не ограничивалась только сочинением стихов. Она очень любила живопись. У неё было собрание альбомов с репродукциями разных художников. Надя хорошо знала историю европейской и русской живописи, увлекалась творчеством импрессионистов, но с возрастом полюбила русское искусство как более спокойное и эмоционально здоровое. Когда позволяли силы, посещала художественные выставки.

У Нади был абсолютный музыкальный слух. Она в детстве три года училась в музыкальной школе, где была отличницей по сольфеджио. Из-за непрерывных болезней музыкальную школу пришлось оставить, хотя преподаватели очень об этом сожалели. Когда Надя училась в старших классах физико-математической школы, она на курсах начала немного играть на шестиструнной гитаре. В походах в лес и в молодёжных компаниях пела под гитару песни Булата Окуджавы и некоторых бардов, а также напевала свои стихи. Любила Надежда и классическую музыку, особенно Моцарта, а также музыку эпохи барокко в исполнении Ирины Архиповой. С удовольствием для отдыха слушала Далиду. В студенческие годы ходила на органные концерты, но позже из-за проблем со здоровьем ей стало тяжело слушать орган и вообще посещать концерты серьёзной музыки.

Надя с мужем любили театр. Когда Надя хорошо себя чувствовала, они ходили на спектакли в «Современник», МХАТ и его филиал, а также в некоторые другие театры. Посмотрели несколько балетов в Новом Большом театре, поскольку основной Большой театр был на ремонте. Больше всего им понравились «Лебединое озеро» и «Жизель».

Благодаря родителям Надя отдыхала в разных интересных местах. В школьные годы исходила пешком Южный берег Крыма. Когда из-за болезни врачи запретили отдыхать на юге, познакомилась с курортами Прибалтики, была и в Эстонии, и в Латвии, и в Литве. Провела лето на Северном Кавказе. Жила в Кисловодске, ездила на экскурсии в Пятигорск, Минеральные Воды, а также в Приэльбрусье. Поднималась по канатной дороге к ледникам.

Во время короткого четырёхлетнего периода ремиссии, то есть ослабления болезни, они с мужем посетили несколько европейских городов: Берлин, Франкфурт-на-Майне, Париж, Амстердам, Брюссель. Особенно полюбилась им Барселона, куда они летали дважды.

Надя много читала. У неё дома была большая библиотека. Ей нравились как русские, так и зарубежные писатели, но особенно она любила поэзию. Больше всего ценила А.С. Пушкина и Марину Цветаеву. Из прозаиков любимым был Лев Толстой и его «Война и мир». Надя изучала пособия по лингвистике и русскому языку, так как из-за болезни не могла учиться в Литературном институте.

В декабре 2013 года Надежда Болтянская издала свою последнюю книгу стихов – «Когда дрожат простуженные губы», в которой собрано всё лучшее из написанного ею.

Из-за обострения тяжёлой болезни в последние пять лет она уже не могла писать стихи. Ей становилось всё хуже и хуже. Как-то в тяжёлом душевном состоянии она позвонила друзьям родителей и сказала им, что с ней в любую минуту может случиться беда и что когда её не станет, она просит их не оставить её близких без поддержки. Врачи и родные боролись за её жизнь, но 2 ноября 2015 года Надежды Болтянской не стало: неожиданно даже для врачей она умерла в возрасте 52 лет от разрыва аорты брюшной полости и потери крови. Три недели она не дожила до серебряной свадьбы, которую очень ждала. Муж Нади беззаветно любил её и ухаживал за ней последний тяжёлый год как сиделка. Смерть Нади была для него страшным ударом, так же как и для её родителей.

Один Надин одноклассник, узнав о её смерти, воскликнул: «Как жалко, что самые хорошие и талантливые умирают так рано!»

Мама называла Надю «мой маленький Моцарт».

Главная книга Надежды Болтянской – «Когда дрожат простуженные губы». В этой книге она подвела итог своей творческой жизни.

Эмилия БОЛТЯНСКАЯ

Черёд пришёл

Размышляя о Надежде Болтянской, неизбежно вспоминаешь выдающегося поэта Серебряного века Иннокентия Анненского. И это неслучайно. Поэтическая судьба Надежды Болтянской довольно похожа на судьбу Анненского, страдавшего всю жизнь от неизлечимой болезни (порок сердца), не получившего должного признания при жизни, умершего тогда, когда, казалось бы, известность была уже на пороге.

Есть что-то неуловимо схожее и в текстах этих поэтов, страдавших от тяжёлых недугов, рисковавших умереть в любую минуту и умерших в возрасте «слегка за пятьдесят». Предчувствие близкой смерти всегда накладывает определённый отпечаток на творчество. Но что характерно – ни у Иннокентия Анненского, ни у Надежды Болтянской нет никакой зацикленности на теме смерти, смакования похоронных подробностей и надрывного нытья. Сильный человек принимает боль с достоинством, хотя и не без печали. И эта печаль, разлитая по страницам их книг, и вместе с тем преодоление страдания с произрастающим отсюда умением остро чувствовать радость бытия составляют, пожалуй, одно из главных достоинств стихов столь неординарных авторов. Обострённое чувство природы, особое внимание к деталям, мельчайшим подробностям, мелочам, на которые иной поэт и не обратит внимание, – вот это и есть одна из отличительных черт такой поэзии. Поэзии обречённости, но не обречённых. Скорее духовно просветлённых.

Если внимательно читать Надежду Болтянскую, то нельзя не отметить образный и яркий язык автора. Она не просто находит точные слова для выражения своих мыслей и впечатлений, но и умеет заставить читателя сопереживать своему лирическому герою. Стихи её лаконичны, но при этом сохраняют яркую эмоциональность и выразительность. Они скорее импрессионистские, чем прямолинейно реалистические. Хотя, конечно, поэзия – столь зыбкая категория, что ограничить её какими-то рамками невозможно.

Когда она говорит, что «жизнь любая хороша», что в будущей жизни она будет «стрижом, а может, воробьём», понимаешь, что это не просто слова, не мимолётные фразы в угоду читателю, а самая настоящая вера в светлое, в счастливый исход. У Надежды Болтянской вообще очень оптимистичные стихи, если принять во внимание её тяжёлую болезнь. Казалось бы, уже и не во что верить, не на что надеяться, а она спокойно заявляет:

Будут ночи синими,

Деревца зелёными.

Будут дни красивыми

И глаза влюблёнными.

Как будто впереди только радужные дни, и нет ни забот, ни недуга, ни тяжёлых предчувствий, – такая вот детская непосредственность! Но, наверное, в том и состоит подлинное мастерство, чтобы, превозмогая боль и отчаяние, дарить людям надежду. Разумеется, не только из светлого и радужного состоит её поэзия. Она пишет, к примеру, жутковатое постновогоднее стихотворение, в котором говорит:

Хочется тряпицей

Зеркало закрыть.

Она почти приказывает себе: «Помой полы и не реви, старуха», она признаётся: «…рву рубашку, ору», «Я плачу, скулю, схожу с ума...» Но, как бы взяв себя в руки, возвращается к нам, чтобы сказать простые и понятные каждому вещи:

В долгом ожиданьи

Робкого тепла

Веришь с опозданьем,

Что весна пришла.

Стихам Надежды Болтянской свойственна совершенно особая интонация, которую улавливаешь, прочитав хотя бы несколько текстов. И нельзя сказать, что автор стремился к этому целенаправленно, вырабатывая стиль, применяя определённый набор приёмов. У хороших поэтов это происходит естественным образом, как дыхание. Стихи являются частью жизни и звучат в той тональности, в которой мыслит и чувствует автор. А Надежда Болтянская мыслит и чувствует вполне определённо. Для неё нет откровенно чёрного и белого, она и в тёмном способна увидеть светлое, в самом неприглядном разглядеть определённую красоту. Потому и слова её звучат порой как завет:

Как много красок, много света,

Пусть так останется всегда.

Особо стоит сказать о технике стихосложения. Надежда Болтянская не была стилистом в общепринятом смысле этого слова. Не злоупотребляла аллитерацией, не скатывалась к примитивизму, не искала кричащих словосочетаний. Однако к отделке стихотворений относилась довольно серьёзно. У неё не найти проходных строф или небрежных рифм. Слова плотно и удачно подогнаны друг к другу, создавая выпуклую картинку: