Паршивый отряд. Хроники Новгородского бунта - Иван Фаворов

нему было явно человеком, но выглядело непонятно, больше походило на старый пень или мешок с листвой. Хотя, что может быть общего между этими образами? Эдуард уже в серьез начинал трусить, когда пламя костра наконец освятило идущего к нему и он отчетливо увидел лицо, густую бороду, капюшон и согбенную фигуру старца, протягивающего к нему одну руку, а другой указывающего на пенек у костра.

— Садись посиди с дороги добрый путник. Что тебя привело в мою скромную обитель в столь поздний час? Я думаю ты пришел по делу? Ко мне мало кто заглядывает просто так поболтать. Может только один медведь и пару зайцев.

Эдуард присел куда ему предлагали и ощутил кратковременное облегчение убедившись наконец, что имеет дело с живым человеком.

— Да я действительно по делу, — начал Эдуард, — и дело мое очень важное, конфиденциальное. Суть его, и мой визит, я надеюсь, останутся в тайне!

Произнося все это, он выпрямил спину и поглаживая ладонями колени наклонялся то вперед, то назад.

— Все дела очень важные и любят тишину. Иначе какое же это дело, если о нем можно трепать всем подряд. — Ответил отшельник, потом вытащил откуда-то глиняную кружку, сняв с костра котелок с чаем налил ее почти до краев, и протянул Эдуарду. — Пей дорогой! Замерз наверное, вон зуб на зуб не попадает.

Это замечание обескуражило Эдуарда потому, что в таком полумраке разглядеть дрожь его зубов, для нормального человека, было невозможно. Он машинально отхлебнул из чашки, над поверхностью которой в синем свете костра поднимался белёсый пар. Обжёг язык. Чай был травяной и маслянистый, на вкус не очень. Эдуард решил больше его не пить.

— Ну рассказывай, рассказывай, чего удумал?

— Я… Знаете, — Эдуард начал из далека решив, что прямым вопросом можно ничего и не добиться. — Я учувствую в скачках, в городе и от того выиграю их или нет зависит моя жизнь. Я хотел бы спросить, может Вы мне, что ни будь посоветуете, у вас есть какое ни будь средство, чтобы ускорить мою лошадь или замедлить лошадь противника?

— Средство всегда есть. Но любое из них имеет цену. Ты пей чаек, пей. Тебе от него полегче станет!

«Пронесет что ли», — подумал про себя Эдуард, а в слух сообщил:

— У меня есть деньги и связи в городе, если Вам что-то нужно я могу это достать.

— Того, что мне нужно давно уже нет в городе. Но, я имею в виду, что тебе придется платить не мне. Нельзя что-то взять и нечего не положить взамен. Делая шаг в этом мире, мы берём частичку чей-то жизни и оставляем частичку своей. А ты хочешь вторгнуться в естественный процесс событий. Я знаю, ты думаешь я дам тебе яд которым надо будет травить не в чем неповинную скотину. Но яд — это грубо и не гарантирует результат. Потом если судьи поймут, что лошадь противника была отравлена, будут повторные скачки, а на тебя упадет тень подозрений…

— Что же вы можете мне предложить? — спросил Эдуард. — Я же не знаю ваших способностей.

— Есть у меня одно верное средство. Но ты должен будешь услугу. Смотри! — Старик вытянул и разжал старую сморщенную руку, которую держал во время их разговора под полой своего балахона и оттуда вылетел маленький огонек. — Эта крошка сможет помочь тебе. Она может добавить пару секунд жизни или отнять их у твоего противника. У тебя будет время, чтобы обогнать его. Ты понимаешь о чем я?

— Не совсем. Что значит у меня будет две лишние секунды? Откуда они возьмутся? — Эдуард насторожился. Заверения отшельника звучали слишком неправдоподобно.

— Мы все живем в одной реке времени и нам кажется, что она течет везде с одной скоростью. Но это не совсем так. Как и в любой реке, в этой есть и стремнина, и водовороты, и отмели, и затоны. Вот этот маленький огонек, — старик приподнял светлячка немного выше как бы давая разглядеть его Эдуарду. Но Эдуард видел только не большой комочек света. — Эта крошка видит течение времени немного со стороны, поэтому может направить вас с соперником по разным каналам и у тебя будет две, может полторы лишние секунды. Да, и зачем тебе подробно вникать в механику действий. Просто знай, что ты будешь должен ему что-то равноценное. Бери его он твой.

Отшельник вытянул руку, слегка подул на ладонь и светлячок полетел к Эдуарду еще не успевшему сказать ни да, ни нет. Он от неожиданности хлебнул еще чаю и опять поморщился, а светлячок подлетев к нему, повис у левого уха и застыл там, как бы в ожидание.

— А Вам я что буду должен? — Спросил после короткого раздумья Эдуард.

— Я просто рад от него избавится, не переживай. — И отшельник улыбнулся простодушной улыбкой, которая не очень вязалась с его антуражем.

— Всё же, если я не стану пользоваться его способностями, передумаю, мне Вам его назад принести? — Эдуард привык уточнять детали контракта до того как он будет подписан.

— Нет, нет, — отшельник махнул рукой, как полная, жеманная торговка, — он теперь твой. Может в другой раз пригодится.

После этого диалога Эдуард почувствовал, что дело сделано и ему захотелось поскорее уйти. Но просто встать и отправится в обратный путь было не удобно. Поэтому он ерзал по пеньку еще некоторое время пытаясь куда ни будь деть руки, но так и не нашел для них удобного места и чашка с чаем мешалась ужасно. Было совершенно не понятно куда её деть. Поставить за землю он не решался, а другого места для неё просто не было.

— Ну, если чай не хочешь не пей. Он полезный конечно, но дело твое, как знаешь. У тебя ко мне еще, что-то есть, или только по поводу скачек пришел?

— Да вроде бы и всё. Все остальные вопросы как-то сами решаются.

— Ну тогда идти что ли. Я своими делами займусь. А то ты штаны этим пеньком протрёшь.

Эдуард молча встал и счастливый от того, что экзекуция в которой он добровольно принял участие кончилась. Попрощался с отшельником. И собираясь уходить повернулся к яркому пламени костра спиной, посмотрел в непроглядную темную ночь и страх овладел им по-настоящему. Он помедлил, словно ища предлог остаться и вдруг вспомнил, что не спросил как пользоваться светлячком.

— Извините. — Обернулся он назад, но отшельника уже не было и только одинокий костёр ярко горел на поляне. Эдуард про себя крепко выругался, но искать старца не решился и медленно направился в холодный мрак ночи.

Дорожка была ухабистая,