Одноклассницы - Дикий Носок

надо знать,» – таинственно пояснила именинница. – «А вот тебе, Ирка, обязательно надо разок замуж сходить. Ненадолго. Так, на пробу. Для профилактики нервно-психических расстройств. Знаешь, как укрепляет психику. После брака все нипочем.»

Чувство такта не было Оксанкиным коньком. Именно она всегда высказывала вслух то, о чем все думали, но сказать деликатничали.

«Сама не хочешь, а я должна? Обойдусь и без пробничка,» – отшутилась Ирина.

«Я недавно еще один источник надыбала – знакомства по интернету. Ржу, не могу. Концентрация придурков просто зашкаливает, как будто все клиенты психушки скопом там пасутся.»

«Может, так и есть.»

«Может,» – согласилась именинница. – «Я тут с одним кадром второй день переписывалась. Уже почти встретиться договорились. Да сорвалось.»

«Чего так?» – предвкушали очередную прикольную историю слушательницы.

«Наши сексуальные предпочтения не совпали,» – важно сообщила Оксана, еле сдерживая смех. – «Он считает, что минет обязательно надо делать голой, стоя перед ним на коленях. Я написала, что не вопрос, сделаю. А я предпочитаю лежать, раскинув ноги, когда мне отлизывают. И все. Исчез козел. Ни здрасьте, ни до свидания. А я уже настроилась,» – горестно всплеснула руками она.

Оксанка вся была, как глоток свежего воздуха – бодрящий, пьянящий, освежающий. Её жизнь била ключом, она вечно вляпывалась в какие-то истории и умела преподнести их в забавном ключе. Каждая встреча подруг превращалась в сеанс смехотерапии. Ирина особенно их ценила. В ее жизни не происходило ничего, кроме двух работ и множества подработок. У нее была цель. Цель требовала денег. Много денег.

Ирина. 33 года.

Мать умерла как-то вдруг. В последние августовские выходные как обычно копали в деревне картошку. Она была сухой, чистой. Поэтому сразу ссыпали в мешки и сгружали в подпол. Потом, опять же как обычно, жарили шашлыки. Было хорошо, как никогда: теплый денек, лениво парящая в воздухе паутина, тягучая усталость в мышцах, щекочущий аромат мяса с дымком, все семейство в сборе: мать, брат Володя с женой Леной и двумя маленькими племянницами 6-ти и 4-х лет.

Володя намеревался уехать нынче же вечером, Ирина – задержаться на пару дней, пожечь картофельную ботву с неубиваемыми колорадскими жуками в комплекте, выкопать морковь, снять летние яблоки и вернуться в город аккурат к 1-му сентября. Но никто никуда не уехал. Никем не потревоженные яблоки опадали и гнили в траве. Вернуться к началу учебного года Ирина все же успела. Мать похоронили как раз накануне и разъехались, попросив соседку заходить, присматривать за домом.

Иринина цель неожиданно, самым прискорбным образом стала ближе. Ни она, ни Вовка возвращаться жить в деревню не намеревались, поэтому решение продать дом было обоюдным и безальтернативным. Оставалось выждать положенные полгода до вступления в наследство. Но и после этого дело с мертвой точки не сдвинулось. На майские праздники Ирина приехала в деревню. Брат мотоблоком перекапывал огород, собираясь сажать картошку. Ирина была в полном недоумении: «Вов, мы же продавать договорились?»

Брат смутился и поглядел на дом, ища моральной поддержки. Тот стоял с распахнутыми окнами, дыша запахом свежей краски.

«Ну это, Ленка говорит: зачем продавать? Место хорошее, пусть и далековато немного. Девчонок на лето можно вывозить свежим воздухом подышать. Или на выходные приезжать, отдыхать, мясо пожарить. Картошку сажать опять же. Заместо дачи будет, типа.»

«Твоя Ленка здесь вообще права голоса не имеет,» – начала злиться Ирина.

«Она моя жена,» – сурово вставил брат.

«Вот именно. Жена – даже не родственник. Это решаем только мы с тобой. И мы давно договорились дом продать. Мне деньги нужны.»

«Да в том то и дело. Сколько мы за него выручим? Да еще пополам разделить придется. За эти деньги и шести соток с сараюшкой не купишь. А тут нормальный дом со всеми удобствами. Живи не хочу. Короче, Ленка говорит: продавать глупо.»

Вправившая брату мозги рачительная супруга Ленка тем временем возила кисточкой с белой краской по оконной раме, изо всех сил напрягая слух, и одновременно прикидывала, во сколько встанет поменять эту деревянную рухлядь на нормальные стеклопакеты.

«Ты не забыл, что половина дома принадлежит мне?»

«Не вопрос. Ты можешь приезжать к нам на выходные когда хочешь.»

«К вам?»

«Ну ладно, не придирайся к словам. Но если хочешь пару мешков картошки по осени, то оставайся, помогай сажать, а то Ленка вон мелкий ремонт затеяла, а я один тут мудохаюсь.»

Ночевать Ирина не осталась.

Наталья. 33 года.

«Ой, ты уже вернулся?» – притворно удивилась Гусева. Впрочем, последние двенадцать лет Серикова. – «А я как знала, мясо уже потушила. Ты голодный? Совсем тебя загоняли на работе. Еле ноги таскаешь. Раздевайся. Ноги не промочил? Сейчас поставлю твои ботинки сушить.» Наталья щебетала и кудахтала, не переставая, хотя с первого взгляда на мужа поняла – что-то не так.

Что-то не так было уже давно: постоянные задержки, командировки, телефон перестал оставлять на виду, даже в душ берет с собой. Она не слепая, все замечала, но признавать не хотела. Ведь пока ничего не сказано, то этого как бы и нет, даже если оно есть.

Сергей продолжал топтаться у входной двери. Каждый раз, когда он собирался поговорить с женой, та обрушивала на него лавину заботы. И решимость сразу таяла. Маялся он уже давно. И дотянул до последнего. Любимая женщина уже была на третьем месяце беременности и требовала свадьбы немедленно, пока пупок не полез на нос. Мать и вовсе всю плешь плешь: брось да брось эту яловую телку, она никогда не родит, какой в ней смысл? А Наташка словно чувствовала, не давала ни малейшего повода разбрехаться.

Двенадцать лет назад, когда они поженились, Наталья была совсем другой – высокомерной красоткой. Он тогда был горд до усрачки, что она выбрала его. И маму не слушал, что характер у невестки скверный. Свекрови с невестками всегда лаются, так уж заведено. Но мама оказалась права. Скверный характер никуда не делся, а от красоты за прошедшие годы ни осталось ни следа. Сейчас он к этой корове с поросячьими глазками и прикасаться брезговал. И не прикасался. Уже очень давно. Он мужчина, любит глазами, как известно. Разве он виноват, что ее так разнесло? Лечение гормональное, видите ли, без этого не обходится. Все поправляются. Да разожралась просто, как свинья, а лечением прикрывается. Чего же ему, теперь до конца жизни с этой коровой маяться? Её даже в люди вывести стыдно. Друзья засмеют.

Вот и сегодня он полчаса сидел в машине, собираясь с духом. А она снова заболтала, запутала.

«Блин.