Особый агент - Вера Чиркова

   -Ты прав, у нее жар. Что делать будем?!

   А действительно что мы можем сделать? ! Нужно было немедленно выбираться отсюда. Сжевав кусочек вяленой рыбы Кен немедленно отправился в разведку. Я, в ожидании его прихода, кипятил отвар и поил Тези, ставшую настолько виновато-покорной, что у меня щемило сердце. Снова кормил Малыша и сушил на себе и горелке одежки Тези, а Кена все не было.

   Он пришел, когда я уже решил сделать Тези запас питья и отправляться на поиски. Рухнул обессилено на расстеленную пленку и буркнул:

   -Дай чего-нибудь пожрать.

  Я сунул ему плошку с мелко накрошенной рыбой, залитой горячей водой и обломок окаменевшей лепешки. Кен так долго и обстоятельно жевал все это, не отводя от еды глаз, что я понял - дела наши плохи. Но все оказалось еще хуже, чем я мог предположить.

   Пройдя несколько тоннелей, закончившихся непроходимыми или слишком тесными расщелинами, Кен нашел только один, приведший его к узкому лазу в какой то коридор. Он почти ползком выбрался туда и первое, что увидел, поднявшись во весь рост - раздавленный на стенке светлячок. Причем еще не совсем высохший. Кен прошел немного по этому тоннелю и нашел следы нашего привала. Мы проходили по тому месту пару дней назад. Круг замкнулся.

   Мы долго молчали, да и о чем говорить?! Все было напрасно, ночные марш-броски, ледяная вода подземелий, разбитые об острые обломки ноги и бесконечные плутания в темноте каменных лабиринтов. Еще вчера казалось что у нас есть несколько путей спасения, сейчас остался только один, самый опасный.

   - Как далеко твой лаз от того выхода?! - это единственное, что меня еще интересует.

   -Если никуда не сворачивать, можно дойти за сутки, - хмуро бросает Кен.

  А куда мы еще можем теперь свернуть?! Дойти до выхода, замурованного неизвестными и сдаться на их милость- это наш последний шанс на спасение. Один из тысячи. Крошечная надежда что те, кого низране зовут духами гор будут настолько гуманны, что оставят нас в живых, и не выдадут низранам. Один шанс - но другого у нас нет.

   Следующие сутки или двое были для меня таким черным периодом, что стерли в моем сознании все детали и подробности этого похода. Мне казалось, что уже очень много времени мы с Кеном идем по нескончаемым тоннелям, неся то на руках, то на спине, то волоком на куске пленки почти не приходящую в сознание от жара Тези. Наверное, мы что-то ели и пили, но я этого не запомнил.

   Я помню только черные спекшиеся губы Тези, через которые с посвистом вырывается горячее дыхание, и свое отчаяние от сознания, что в любую минуту этот свист может оборваться. И клочок света, внезапно оказавшийся совсем рядом. И еще огромную ненависть, когда в дыру, расковырянную моими кровоточащими руками с содранными ногтями, внезапно ударил нестерпимо жаркий ослепляющий луч.

   Озверев от обиды и боли я всем телом навалился на расшатанные камни кладки и они рухнули грохочущей кучей на залитый светом склон. Метнувшись вслед за ними я хватал теплые обломки и, выкрикивая какие-то жуткие проклятья, швырял их в неподвижные кусты, из которых бил, пытаясь меня догнать, обжигающий луч. Один раз ему это почти удалось. Горячая струя полоснула почти рядом с моей ногой, но я резко бросил себя за кучу камней и выхватив черный крупный обломок со всей своей силы, помноженной на отчаяние, швырнул его в то место, из которого вырывался ненавистный жаркий свет.

   Яркий всплеск взметнулся в небо, грохнуло и раскатилось эхом лопнувшее нечто, померкли и растаяли иллюзорные кусты. А на оплавленных камнях пологого склона осталось лежать огромное блюдце звездолета, совершенно неизвестной мне конструкции. И от него бежали к нам люди в серых комбинезонах. Я схватил пару камней, собираясь подороже продать наши жизни и вдруг увидел, как мимо меня, неся на палочке, в которой я узнал копье Тези, белую тряпку, спускается Кен. Серые выжидательно расступились перед ним, не подавая никаких признаков агрессивности. И тогда, подхватив на руки завернутое в пленку, безжизненное тельце Тези, которую Кен оставил у выхода, я зашагал следом за ним.

   Разбудил меня звук открывающейся двери. Высунув голову из под одеяла рассматриваю вошедших, пытаясь решить для себя, стоит ли ожидать от этого визита чего нибудь новенького, или опять предстоит надоевшая до тошноты процедура примитивного допроса. Я уже наверное с десяток раз рассказал историю своего побега и всей своей жизни целому взводу серьезных теток в серых комбинезонах плотно обтягивающих мощные формы. Разумеется за свою откровенность я выторговал право проведывать своих друзей и получить назад своего Малыша.

   Черепашку пухленькая девица с искусанными пальцами принесла немедленно, вместе с мешком свежих тарсовых капсул. Удовольствие, которое я получил, наблюдая состояние ступора, накрывшее ее при виде того, как Малыш жадно брал из моих рук еду, ласково прижимаясь и при этом только что не мурлыкая, сполна возместило почти двухдневную разлуку с питомцем.

   Кен содержался в келье рядом с моей. Выглядел он отдохнувшим, посвежевшим и консультировал крепких теток в горном деле. Разговаривать нам не разрешили, но подмигнул он достаточно бодро, чтобы я перестал волноваться за его безопасность.

   Чтобы взглянуть на Тези, меня провели через несколько подвесных мостов над подземными озерами в отлично оборудованный госпиталь. Тези спала под прозрачным колпаком реаниматора и, судя по ровному дыханию, шла на поправку. Камень, весом килограмм в триста, свалился с моей души при виде заботливых лиц пышных матрон, хозяйничающих в лазарете.

   На обратном пути я старательно вертел головой по сторонам, пытаясь как можно больше рассмотреть и понять. Небрежно выровненные тоннели, шаткие мостики и спартанское пренебрежение к любым проявлениям дизайна наводили на странные мысли. С одной стороны, мощная техника огромного звездолета, первоклассное оборудование госпиталя и подземные гидропонные огороды, с которых мне приносили свежие овощи. С другой - тесные пещерки, наспех приспособленные под жилые помещения и полное отсутствие элементарных человеческих удобств. Очень хотелось поговорить об этом с Кеном, но мы находились на положении пленных, хотя я и надеялся, что это явление временное и вполне может измениться.

   Вошедшие дамы с благоговейной торжественностью на неплохой лингве объявили, что моим делом заинтересовался сам Отец и сейчас меня отведут в аудиенц-зал, поэтому я должен поторопиться.

   Вот это уже было по настоящему интересно и если честно - жутковато. Конечно, увидеть легендарного Отца, которого местный бабий батальон даже всуе поминать не смел, я бы очень хотел, хотя бы для того, чтобы понять, какой он расы. Но, с другой стороны неизвестно, какую пилюлю может приготовить для меня этот оригинал, загнавший своих военизированных почитательниц в суровые условия подземного лагеря. Я мигом оделся в выданный мне темно-зеленый комбинезон и полуспортивные ботасы и объявил дамам, что готов предстать перед Отцом.

   Шли мы довольно долго и я узнавал слабо освещенные тоннели и переходы по которым меня вели несколько дней назад. Наконец раздвинулись закамуфлированные снаружи под камень ворота. Яркий свет утреннего солнца заставил меня зажмурить глаза на несколько секунд. Однако дамы даже не приостановились, и я поспешил их открыть. Окружающие нас горы виднелись в какой-то радужной дымке и пройдя несколько шагов по направлению к звездолету я сообразил, что это снова работает система, камуфлирующая огромную тарелку под невинные кустики. Завернув за объемистую колонну одной из тормозных дюз мы оказались около опущенного трапа. Шагая по гулкому пупырчатому металлу я постарался изобразить полное самообладание, хотя на самом деле от волнения даже вспотел.

   Беззвучно открылся овал входного люка. Стройная дама в черном комбинезоне, пристально оглядев меня, сделала знак входить. Серых в звездолет не пригласили, и люк задвинулся за моей спиной. Несколько шагов по коридору, освещенному красноватым светом, минута в бесшумном лифте, еще коридор и перед нами мягко открывается, блеснув тусклым металлом, овальная дверь. С недоумением разглядываю небольшую каюту с единственным креслом у стены. Почему-то в моем представлении аудиенц-зал такого важного лица должен был выглядеть немного иначе.

   Мадам адъютант, или какая там у нее должность, предложив сесть в кресло, ловко пристегнула мои руки к подлокотникам, сразу перестав мне нравится. Только неизвестно на чем основанная уверенность, что это не приготовления к пыткам, удержала меня от желания свернуть ей шею при первом же прикосновении. А дама опутала меня ремешками, проводками и в заключение надвинув на мою почти лысую голову прохладный ободок, оставила в комнате одного.