Третья сила - Дмитрий Ермаков

Он ошибался. Повезло не всем...

Женя лежала на спине, раскинув руки. Глаза ее закатывались. Лицо подернула могильная бледность. В груди девушки торчала рукоятка метательного ножа. Темные разводы расплывались на ткани плаща.

Несколько мгновений сильное молодое тело боролось за жизнь. Женя конвульсивно дернулась, кашлянула, выплюнув изо рта кровавый сгусток, попыталась вытащить из груди нож, попавший прямо в сердце, но сил на это не хватило. Девушка застонала, запрокинула голову и затихла.

Женя была мертва.

Молотов и Краснобай сидели молча, не шевелясь, уставившись в одну точку пустыми, невидящими глазами.

Казалось, что они оба пребывают то ли в полусне, то ли в наркотической дреме. Чтобы добиться хоть какой-то реакции на происходящее, Зубу, а именно он вел совет и фактически один был здесь энергичен, активен и собран, приходилось прилагать немалые усилия. Присутствовал тут и четвертый человек: Владимир Михайлович Фролов, купец со станции Площадь Восстания. Он взял на себя борьбу с кредиторами Краснобая. Фролов в разговоре почти не участвовал и, единственный из собравшихся, курил. Клубы дыма висели в воздухе, окутывая четырех мужчин легкой дымкой. Четыре человека, объединенные общей бедой, общим горем.

— Итак, первое, — говорил Зубов, сверяясь со списком неотложных дел, который он составлял на ходу и тут же оглашал, — война с Жабиными.

— Какая, на хрен, война? — произнес, не поднимая глаз, Антон. — У нас четыре человека. Хороша армия.

— Ну, я так условно назвал. Хорошо, напишу так: «устранение». По возможности тихо и быстро. Возражения есть?

Возражений не имелось. Судя по тому, какими взглядами прожгли Зуба, едва услышав фамилию Жабиных, Борис Андреевич и Антон Казимирович, они были бы не прочь разорвать братьев собственными руками.

— Но шеф прав. У меня не хватит сил, — продолжал Зубов, — у Жабиных дюжина охранников. И нора у них хорошо укреплена.

— Будут люди, — отозвался Борис Андреевич, сжав огромные кулаки.

Зуб тут же, без дальнейших обсуждений, поставил возле первого пункта большую жирную галочку. В том, что Молот пришлет отборных головорезов, сомнений не было.

Вольный сталкер явился незамедлительно, едва получил записку от Зубова.

Молотов до последнего момента думал, что случилась какая-то ошибка. Но, увидев бездыханное тело Жени, лежащее на дрезине мортусов[13], сталкер упал на колени и зарыдал. Сопровождавший его боец Игнат Псарев по прозвищу Пёс с недоумением смотрел на командира.

— Никогда не думал, что Молот может плакать, — шепнул он Зубову. — Как будто он сестру или мать потерял.

Дрезина уехала.

Мортусы, молчаливые, безликие, сами похожие на покойников, а не на живых людей, увлекли тело Эмилии в последний путь: в печи гигантского подземного крематория.

Молотов еще долго стоял на коленях у края перрона, уставившись мутными от слез глазами во мрак туннеля. А потом на смену горю пришла лютая ярость. Даже Пёс слегка попятился, чтобы не попасть под тяжелую руку командира.

— Лично оторву яйца тому, кто это сделал! — рычал сталкер. — И заставлю их сожрать!

— Исполнитель убит. Но мы знаем, кто заказчик, — произнес Зубов, приближаясь к Молотову. — Киллер раскололся прежде, чем сдох. Убийство заказали братья Жабины.

Военный совет собрался в квартире Фролова, расположенной в переходе с Маяковской на Площадь Восстания, в одном из технических помещений. Здесь, у границ Приморского Альянса, Краснобай находился в относительной безопасности.

— Второе. Вся наша наличность ушла на погашение кредитов, а бордель требует немедленно возместить ущерб, иначе грозят жалобой. Они просят за Эмилию... — договорить ему не дали. Краснобай глухо застонал и закрыл лицо руками, Молотов тихо, но выразительно матюгнулся. Для обоих мужчин была невыносима сама мысль о том, что женщины, которая связала их, и сумела занять место в душе обоих, больше нет. Но еще страшнее был тот факт, что жизнь Евгении имела свою цену.

— Не важно. Я заплачу, сколько надо, — послышалось из дальнего угла комнаты. Это говорил Фролов. И снова Зуб без возражений поставил галочку.

Для них помощь, которую неожиданно предложил Владимир Михайлович, стала настоящей манной небесной, иначе Антону Казимировичу грозила долговая тюрьма. Какую выгоду надеялся получить сам Фролов, взявшись за спасение Краснобая от неминуемого разорения, Зубов не понимал. Он кое-что знал об этом торговце, не гнушавшемся ни рабами, ни наркотой — ни благородством, ни щедростью Фролов не славился. То, что он вдруг решил помочь абсолютно постороннему человеку, было не только странно, но и подозрительно. Владимир Михайлович, без сомнения, имел свой интерес и преследовал личную выгоду, оставалось лишь понять какую. Однако Зубов задвинул пока этот вопрос в долгий ящик.

— Третье, — продолжал военный совет Зубов, — на то, чтобы устранить Жабиных, понадобится время. Надо решить вопрос, куда спрятать шефа — не будет же он тут сидеть до конца войны.

— Увы, исключено, — закивал Фролов. — Многие видели, как Антона вели через «Восстания». Долго тут оставаться опасно.

— Что скажете, шеф? Шеф? — повторил Зуб, видя, что Антон Казимирович никак не реагирует на обращение.

— Слышу, — прошептал, словно очнувшись ото сна, Краснобай. — На «Папу» уйду.

— Не пойдет, — покачал головой Зубов. — Они могут знать про запасную квартиру на «Папе», а на Спасскую возвращаться — вообще верное самоубийство. Так что у меня просто нет идей.

— Я и рад бы помочь, но не могу. Сам в палатке живу, — развел руками Молот, затем почесал внушительный подбородок и добавил: — Может, куда-нибудь на окраину Антона отправим?

— В Северную Конфедерацию? — предложил Зубов.

— Не, ни в коем случае. Штаб Жаб на Выборгской. В туннелях наверняка уже засада, — отмахнулся Молотов, — а если и прорвемся, там по поверхности идти километров пять. И места жуткие, на правом берегу не так опасно. А местный царек, Ратников, — мутный тип. Не годится. Но выход есть — переправим Антона в Оккервиль.

— Каким образом? — привстали со своих мест Зубов и Фролов.

— Самым простым. Он пойдет со мной.

Совет подошел к концу. Молотов и Зубов собрали вещи, и ушли каждый по своим делам: сталкер — поднимать людей, помощник купца — расплачиваться в бордель.

Но Фролов и Краснобай никуда не спешили. Они так и сидели в разных концах стола, один флегматично курил, другой, точно зомби, таращился в одну точку. В клубах дыма, освещенный тусклым светом слабой лампочки, Краснобай казался серым, словно покойник.

Фролов затушил сигарету, вытер платком взопревший лоб. Богач отличался богатырским телосложением, быстро потел, особенно в душных помещениях. Убрав обратно платок, Фролов еще раз внимательно посмотрел на Антона, покачал головой и произнес задумчиво:

— Если бы мне кто-то сказал еще утром, что нормальные, серьезные мужики могут так убиваться из-за какой-то шлюхи... На смех бы такого болтуна поднял.

Краснобай слегка повернул голову и бросил на союзника взгляд, исполненный такой боли и отчаяния, что Владимир Михайлович мигом прикусил язык.

— Впрочем, ладно. Не об этом разговор. Ты наверняка голову ломаешь, почему я тебе помогаю. Угадал? Не можешь взять в толк, какой мне резон тебя спасать? Тянуть кота за яйца смысла не вижу, мы деловые люди. Скажу прямо сейчас, раз уж ты сам отправишься в Оккервиль. Условия сделки таковы...

Антон тяжело вздохнул.

— Не сейчас... — вымолвил он.

Меньше всего на свете он хотел сейчас обсуждать условия каких-либо сделок. Да и вообще говорить.

— Нет. Сейчас, — резко поднялся с места купец-москвич, — иначе потом ты уйдешь, и мы уже не поговорим. Я кратко. Ты говорил, что в этом Оккервиле люди не похожи на наших, что они там и здоровее, и не такие избалованные. В том числе бабы.

Антон Казимирович слегка наклонил голову.

— Ну, вот и приведи мне девку. От восемнадцати до двадцати пяти лет. В крайнем случае, можно и постарше. Красивую, крепкую, не глупую, чтоб характер покладистый. Что скажешь?

— А про веганцев ты забыл? — Антон наконец-то начал понимать, что хочет от него Фролов. — И как я тебе приведу ее? По поверхности?

Владимир Михайлович кивнул.

— Ты спятил?!

— Вовсе нет. Мне как раз такая и нужна, которая по улице ходить не боится. Боевая, кровь с молоком, чтобы в постели не бревном лежала, как наши доходяги, а чтоб бои устраивала. Приведешь — будем в расчете.

— А если ее по пути мутанты сожрут? — осклабился купец. — Тебе что принести? Ногу? Руку? Ухо?

Фролов смерил Антона Казимировича презрительным взглядом. Пожевал мясистыми губами. Сел на печально скрипнувший стул. Помолчал с минуту.

— Очень смешно, Краснотрёп. Пипец, как смешно. Не нужен мне труп расчлененный. Мне нужна баба, ты понял? И меня не е... Хм. Не колышет, как ты выполнишь заказ. Это, как говорил месье Аршавин, ваши проблемы. Я плачу твои долги — ты приводишь мне бабу. Что тут не ясного? У тебя опилки есть в голове, думай. Ну, а не приведешь или удерешь, — Фролов зловеще ухмыльнулся, — заберу твой бизнес.