Зверь-из-Ущелья. Книга 2 (СИ) - Марей Соня

Сора выдернула руку и потрясла ей.

– Очнулась? – спросила едко, сидя на корточках возле валяющейся на полу меня. – Я думала, что тебя горы выпили, ты никак не хотела в себя приходить, лепетала что-то бессвязное, глаза закатывала.

Вот, значит, как. Решили поживиться моими эмоциями, моё горе показалось им очень вкусным. Я потёрла ноющие виски и невесело усмехнулась, а потом едва не подпрыгнула:

– Ты как здесь вообще оказалась?!

– Тихо, не ори, – прошипела подруга, прикладывая палец к губам, и я заметила, как сильно они потрескались. И без того тоненькая Сора исхудала ещё больше, побледнела, а глаза казались припухшими, будто она долго плакала.

Вина, а за ней и боль – обжигающая, безжалостная, набросились с новым пылом. Я и подругу будущего лишила – она любила Орма! Они пожениться хотели.

– Твой отец не знает, что я здесь, – заговорила она торопливо. – Орвину удалось раздобыть в тайнике своего отца амулет, вскрывающий засовы. Теперь твой братец стоит снаружи, сторожит и слушает камни – чтобы вовремя заметить чужое приближение.    

И Орвин здесь? Я позволила себе выдохнуть – после того ужаса казалось, что он презирает меня.

– Спасибо, – я сжала руку подруги. – Не знаю, что бы я без вас делала…

А она смотрела на меня, и я видела в её взгляде немой вопрос. Он ломал меня, вспарывал шитое тонкими нитками самообладание – я чувствовала, что снова рассыпаюсь на кровоточащие лоскуты.

– Сора… – я сглотнула сухой ком. – Мне так жаль…

Её губы задрожали, и Сора опустила лицо. Подавила всхлип.

– Что же всё-таки случилось? Почему Орм… – она так и не смогла произнести слово «умер», как будто это могло заставить нас обоих окончательно поверить в страшную правду.

И я рассказала ей. Открыла душу впервые с той ночи, когда встретила Зверя-из-Ущелья в одном из коридоров Скального города. С каждым словом с плеч как будто снимали по камню, и, несмотря на то, что дыхания не хватало, мне становилось легче.

Подруга смотрела на меня глазами, полными слёз и сочувствия. А я ожидала, что Сора будет презирать и ненавидеть меня, как и все, кто стал свидетелем той сцены, но её душа оказалась добрее и шире, чем у меня самой.

– Ох, Рамона… – выдохнула она и, обняв меня за плечи, прижала к себе. Крепко-крепко, как в детстве, когда мы обе были ещё несмышлёными малышками и не стеснялись проявления своих чувств. – Мне так сильно его не хватает!

Мы рыдали друг у друга в объятьях, оплакивая свою судьбу и несостоявшуюся любовь. Даже время замедлило бег, а скалы застыли в траурном молчании.

– Прости, что тебе пришлось пережить всё это в одиночку, – произнесла Сора, когда слёзы иссякли. – Прости, что думала, что ты сильнее всех нас и не нуждаешься ни в поддержке, ни в помощи. Я думала, ты – кремень, которому неведомо такое чувство, как любовь, и что чем сильнее Дар, тем меньше места для сердца. Как мы были слепы, а тебе ведь так нужно было дружеское плечо…

Сора отстранилась и утёрла мои слёзы пальцами, а я в очередной раз поняла, как она красива. Даже такая – с покрасневшим носом и растрёпанными волосами.

– Ты не виновата, слышишь? Это всё они… – скрипнула зубами. – Чёрствые, глухие, слепые, погрязшие в предрассудках. Если бы они просто выслушали и постарались понять…

– Тшш… – я погладила её по голове, видя, что ещё немного, и Сора вновь расплачется. – Меня жалеть не надо. Я не заслужила.

– Тебе нужно убираться из Антрима, – уверенно произнесла подруга. – Нужно спрятаться, иначе они не дадут тебе никакой жизни.

– Я не могу отсюда выйти, я уже пыталась. Магия меня не выпустит, – голос был на удивление спокоен, как будто я уже смирилась с вынужденным заточением.

Зачем мне бежать и куда? Меня нигде никто не ждёт.

– Как мне помочь? Что нужно?

– Ничего, Сора. Со мной всё будет хорошо, – я коснулась её плеча, но подруга упрямо сжала губы.

– Ты мне глаза не заговаривай! Тебе надо уходить, пусть это будет временной мерой. Спрячешься в каком-нибудь самом дальнем святилище, поговоришь там с Матерью Гор… ну, или чем вы, жрицы, ещё занимаетесь. Ты не можешь взять и сдаться, ясно? Иначе я тебя поколочу! – для убедительности Сора стиснула кулачки.

Я глубоко задумалась, потёрла ноющие виски.

– У Матушки Этеры есть амулет, он позволяет проходить через любые препятствия… Но его не так просто достать.

Я хотела было продолжить, но вдруг дверь приоткрылась, и в проёме показалась голова Орва:

– Вы скоро там? Кажется, сюда кто–то идёт, – он посмотрел на меня в упор и вымученно улыбнулся. – Привет, Монка. Тебя тут хоть кормят? 

– По крайней мере, на голодающую она не тянет – щёки на месте, – заметила Сора. – Так что там с амулетом? Как он выглядит? Где лежит?

Мысли торопливо закрутились в голове, перед мысленным взором замелькали картины и образы.

– Это крупный перидот в серебряной оправе, основание в виде ромба, в углах которого по алмазу. Я не знаю, где она его прячет, я не копалась в её сундуках! – я схватила Сору за руки. – О, Матерь Гор, не надо было говорить. Прошу вас, не пытайтесь ничего достать, не подвергайте себя риску!

– Сора! – шикнул Орв. – На выход, быстро!

Подруга бегло чмокнула меня в щёку и ринулась к двери, бросая на ходу:

– Мы придём за тобой, не теряй надежды!

Когда дверь за Сорой и братцем закрылась, я на дрожащих ногах подошла к кровати и рухнула, уткнувшись лицом в подушку. Грудь распирало от какого-то неясного чувства, будто сломанное и умершее во мне медленно воскресало, а надежда поднимала голову.

– Реннейр… Ренн… – прошептала в пустоту, чувствуя, как сжимается и кровоточит сердце.

Конечно, никто не услышит.

Конечно, никто не отзовётся.

Если бы только знать, что его больше нет в этом мире. Если бы перестать изводить себя бессмысленной надеждой, если бы найти в себе силы разрубить этот узел…

  – Я бы всё отдала, чтобы ещё хоть раз тебя увидеть, – скользнувший в окно ветер подхватил мои слова и унёс их в ночь.

***

Я барахтался между сном и явью. Там, на сумеречной границе миров, кошмары посещали меня вперемешку со сладкими грёзами. Я давно запретил себе мечтать, зная, что для таких, как я, это непозволительная роскошь. Есть только воля господина – вся моя жизнь принадлежит ему. Но сейчас, когда контроль разума над чувствами ослаб, я видел до невозможности яркие картины – большой дом и сад, утопающий в зелени. Окна его выходили на изумрудную долину, усеянную звёздами весенних цветов и пересечённую юркой речушкой. Совсем рядом белели снежные  шапки гор, а по утрам сюда спускались облака.

Здесь стоял наш дом. Наш храм.

Место, где жила моя женщина и рождались мои дети. Где они учились ходить и скакать на лошади. Где дочери с рыжими, как огонь, волосами, учились прясть, ткать и творить магию камней, а сыновья с волосами цвета воронова крыла учились сражаться, чтобы защитить наш общий дом.

Здесь всегда царило веселье, шум – здесь всегда было много гостей.

А потом все эти картины начинали оплывать, как свечной воск. Им на смену в измученный рассудок врывались обломки далёкого прошлого – сполохи рыжего огня и пепел в тяжёлом воздухе, сотни мёртвецов, улыбающийся Крис, распятый на воротах форта – в моих видениях он всегда оставался безбородым смешливым юнцом, и тем страшнее был контраст.

Ещё был полёт – выше гор, выше облаков – вдаль от Лестры, к границе огромного леса. А потом пронизывающий до костей взгляд отца, погребальный костёр женщины, которую я никогда в жизни не видел, но чьё лицо казалось удивительно знакомым. И я тянул руки в огонь, чтобы рассмотреть её, но всегда опаздывал – пальцы успевали зачерпнуть лишь пепел.

В моих снах было много огня – он был таким реальным, что я кричал от боли, но не слышал собственного голоса, потому что не мог разомкнуть губ. Раскалённая лава неслась по венам, бушевала и ярилась – запертая, не нашедшая выхода.

Это состояние длилось и длилось, это сводило с ума. Иногда казалось, будто кто-то пытается напоить меня пряным отваром, переворачивает, меняет повязку, заставляет есть…