Срочно требуется ведьма - Юлия Николаевна Ляпина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
К закату я устала так, что даже не поняла, что Марыська приготовила. Горячее, жуется, значит, пойдет. Потом кое-как ополоснулась в остывшей бане и легла спать.
А утром у калитки снова стояла очередь!
– Да что же такое случилось? – возопила я, торопливо причесываясь и заплетая косу.
– Так сезон же, госпожа ведьма, – по-взрослому вздохнула девчонка, так же зевая возле умывальника. – Все, кто мог, наняли батраков. Бродяг припрягли, нищих с окраин Стародубска. За селом вон целый караван фургонов стоит с молодыми девицами, которые на прополке и уборке овощей работают да хозяйкам с заготовками помогают. Малину уже сушат и варят, клубнику, землянику… Скоро вишня поспеет. Ближе к осени мужики пойдут – яблоки собирать, капусту рубить. Свадьбы будут чуть не каждый день. Сейчас-то просто любятся, а к первому снегу последствия пойдут.
Я хмыкнула, нацепила на лицо улыбку и вышла к пациентам. Понятно, что весной с посадками хозяева сами справлялись, а теперь наняли помощников, и население и так немаленького села увеличилось на треть. На молодых батрачек набежали парни из соседних сел, за ними их невесты… А где любовь – там и соревнования, и драки, а еще и дети рождаются. Хорошей ведьме работы до зимы полно!
В общем, трудилась я опять до обеда, потом перекусила и погнала Марыську к Петру – за лотками и коробушками. Та охотно убежала, а я села сделать несколько записей в дневник ведьмы. Заодно и за пирогами в печи присматривала. Многие норовили со мной рассчитаться едой, так что в овощах и ягодах недостатка не было. А вот мясо, крупу, муку и масло приходилось покупать, поэтому рацион наш с Марыськой был довольно однообразен – овощной суп, овощное рагу, пирог с молодой морковью или с ревенем, или с щавелем, да через день каша – опять-таки с овощами. Мясо перепадало редко, а за рыбой и вовсе надо было ехать в Стародубск.
Девчонка вернулась довольная, сообщила, что Петр все сделает через пару дней. Я усадила ее учиться грамоте, а сама занялась приготовлением пилюль и настоек к вечеру. Не ошиблась – в сумерках у калитки опять топтались желающие повысить мужскую силу, избежать беременности или пролечить дурную болезнь.
В таком режиме мы прожили почти неделю, потом поток пациентов схлынул, и мы собрались в лес. Соседки проговорились, что в ближайшем лесочке появились первые сыроежки, да и лесных ягод еще можно было кое-где собрать.
Встав раньше солнышка, мы с Марыськой натянули плотную одежду – чтобы не прокусили комары и оводы, взяли корзинки, флягу с водой и сверток с пирогами и двинулись в лес. Бродили долго. Набрали и грибов, и ягод, и мха, и трав. Вернулись медленным шагом, сгибаясь под тяжестью корзин и узлов из платков, и… услышали громкий крик из дома Петра. Удивились, конечно, однако бросать свою ношу посреди улицы и бежать выяснять, что стряслось – постеснялись.
Добрались до дома, умылись, переоделись, сели на крыльце разбирать грибы да травы, и тут калитка подала сигнал. Мне было лень идти самой, потому я отправила Марыську – узнать, кому и что от меня надо. Легконогая девчонка обернулась быстро. Примчалась назад, блестя глазами и размахивая руками от возбуждения.
– Госпожа ведьма, там Петр! И мать его! Она кричит, он молчит. Сказал только, что ему ваша помощь нужна!
– Да что случилось? – я торопливо встала, отряхивая передник.
– Петр в подоле принес!
– Как? Что?
– Ребенка в лесу нашел! И матери притащил! – “страшным” шепотом поведала Марыська и тут же прыснула от переизбытка эмоций.
Медлить я не стала – пошла к калитке.
Там все было ровно так, как сказала мне моя помощница. Петр переминался с ноги на ногу, бережно держа в ладонях пищащий сверток. Его мать стояла рядом и ругалась на то, что он тащит в дом всякую гадость. Соседки внимательно слушали из-за плетней и похохатывали.
– Что случилось? – спросила я.
– Вот, госпожа ведьма, – вздохнул мужик, – в лесу нашел! Скажите всем, что это не нечисть!
Я взяла протянутый мне сверток и развернула. Крепенькая новорожденная девочка замолотила кулачками воздух. Красная вся, пуповина небрежно обрезана, серая смазка не стерта даже с личика. Как она только продышалась? Видно, и впрямь сильная! Я поспешила успокоить встревоженного “папашу”:
– Здоровая новорожденная. Есть хочет. Сейчас пуповину обработаю, искупаю, а вы за молоком парным сходите. Лучше козьим, от коровьего может животик заболеть. Или, может, кто родил недавно и молоком поделится?
Мать Петра отвела взгляд, а он тяжело вздохнул:
– Есть у нас коза, подою!
Они ушли, а я понесла девчушку домой – мыть и лечить. Не так-то просто ей дались роды в лесу – кое-где виднелись мелкие ранки, их следовало обработать, да и кожицу смазать маслом. Только в доме, развернув сверток окончательно и услав Марыську за шайкой в баню, я поняла, что Петр принес мне кроху, завернув в свою рубаху. Словно сразу взял это никому не нужное дитя под свое покровительство.
Глава 19
Петр обернулся быстро – я только-только обмыла пищащее тельце и обрабатывала ранки, когда калитка снова подала сигнал. Пришлось подхватить младенца прямо в куске старенькой простыни и выйти встретить новоявленного папашу. Парень не подвел – притащил и крынку с процеженным молоком, и где-то раздобытый рожок. А когда я удивилась, смущенно сказал, что сам выкармливал из него козлят, да и щенка однажды пришлось.
– Но вы не бойтесь, госпожа ведьма, я его отмыл!
Я скептично глянула на него и повела в дом. Пока Марыська нянчила девчушку, я прокипятила рожок, налила в него теплое молоко и сунула верещащей ляльке. Та моментально разобралась, что с этим делать, и зачмокала, а я продолжила обработку ранок и пупка. Когда закончила, завернула в ту же тряпицу, подала Петру и спросила:
– Как назовешь-то найдену?
– Да так и назову, Настена, – сказал он, не отрывая взгляда от ребенка.
– У старосты запишешь? – уточнила я. – А матерью кого укажешь?
– Никого, так и запишу найденышем, – удивился парень.
Я только глаза закатила:
– Да ты совсем дурной! Сироты и найденыши принадлежат королю! Сейчас она малышка, и толку от нее нет, а ну как вырастет и станет красавицей? А ее указом короля вышлют в новые земли?
Парень побледнел. Я-то знала, о чем говорю. Мне лет семь было, когда
