Стоунхендж - Гарри Гаррисон

- Что будем делать? - спросил Эйас, и оба они поглядели на Эсона. Тот медленно покачал головой и поглядел в сторону темнеющего моря.

- Думаю, что нам конец.

- Словно морские рыбы на берегу, - проговорил Интеб. - Странно это: уцелеть в кораблекрушении, а потом умереть от голода.

- Пища есть, - Эйас протащил сквозь пальцы длинную травинку и поглядел на зернышки, оставшиеся на ладони. - Не бог весть что. Но мне приходилось есть и похуже. Будем есть эти семена. Ловить птиц.

- Рыбу тоже, - добавил Интеб. - Вода и пища есть - можем выжить.

- Зачем? - спросил Эсон. - Чтобы жить, как дикие звери, без огня и укрытия, пить воду, жевать сухие семена? Зачем? Смерть все равно придет к нам.

И он громко повторил слова Интеба:

- Это же Остров Мертвых.

3

Эйас шел, склоняясь под ливнем, вода ручьями лилась с волос и бороды, затекала под и без того мокрую одежду. Он брел возле края волн и волок за собой кусок плавника, толстую расщепившуюся ветвь, которую подобрал на берегу. Разбивавшиеся валы шипели в песке, захлестывали лодыжки. На рифах снаружи грохотал прибой. Эйас шел и шел, наконец повернул внутрь острова по тропе, которую успел протоптать в своих частых хождениях. Тропа эта змеилась между валунов к образующему естественное укрытие каменному навесу. Тут Эйас хранил собранный им плавник: сучья, бревна, ветви, резную скамью, выброшенную морем после кораблекрушения. Она да рулевое весло - вот и все, что напоминало теперь о существовании разбившегося корабля и его команды. Сдвинув дерево в сторону, Эйас освободил себе место, чтобы укрыться от дождя.

Он и сам, собственно, не вполне понимал, зачем таскает сюда деревяшки. Ему не удалось найти ничего пригодного для плота. Не было на острове и ползучих растений, которыми можно связать бревна. Дрова эти можно было бы сжечь, - если бы только им удалось высечь огонь. Но искристых камней, пиритов, тоже не попадалось. А огонь был необходим: здесь, на далеком севере, зима мгновенно погубит их; даже здешнее лето только медленно подтачивало их силы. Эйас поглядел на плетеный кожаный пояс; он день ото дня становился все свободнее. Трава и семена диких злаков - не еда для мужчины. От нескольких птиц, которых удалось поймать в силки, осталось только воспоминание. Когда же это было? Он задумчиво поскреб короткую бороду. Давно. Египтянин знает. Он - человек ученый, следит за календарем даже в этом заброшенном месте, наносит свои иероглифы на деревянную дощечку. Он вычислил, что настал месяц месори и Нил разлился. Как будто здесь это важно. Словно может быть что-то помимо единственной цели - выжить. Теперь все они ослабели, а египтянин из троих самый слабый. Наверно, и умрет первым. Хорошо, будет мясо - пусть ненадолго. Эйасу уже случалось есть человечину, тогда она ему не понравилась. Но ведь надо жить.

Через какое-то время дождь утих. Ноги Эйаса онемели. Он выбрался наружу и потянулся - суставы хрустели, мышцы ныли от сырости. С кустов капало, свинцовое небо нависало над свинцовым же морем. Он обратился к нему спиной и по невысоким округлым холмам побрел к гробнице. Вполне подходящее место для тех, кто скоро умрет, - правда, такая мысль ему в голову не приходила.

Это была та самая гробница, обнаруженная Интебом и Эсоном в первый день. На острове она была самой большой, в ней можно было стоять. Вход был закрыт одним-единственным большим камнем. Не без колебаний они отвалили его и вступили внутрь. В глубине лежала статуя уродливой богини. Повсюду валялись кости. Самые древние крошились в пыль, на свежих еще попадались кусочки присохшей плоти. Они расчистили себе место, сгребли все останки и труху в дальний темный конец похожего на короткий туннель помещения. Среди костей попадалась погребальная утварь: золотые ожерелья, булавки. На острове она ни к чему, но в любом другом месте... Сперва они берегли их, но в тесном помещении те вечно попадались под ноги, и вскоре их выкинули в общую груду. Эйас, правда, оставил себе золотой браслет и носил его на предплечье - чтобы потешить глаз в серых буднях.

Когда Эйас прополз через вход, остальные двое уже были дома. Согнувшись, они что-то рассматривали.

- Смотри-ка! - окликнул вошедшего Эсон, показывая бурую птаху, ноги которой запутались в силке. Она беспомощно била крыльями, ужас отражался в ее круглых глазах.

- Как делить будем? - Эйас присел на корточки с ними рядом, с не меньшим интересом, чем остальные, разглядывая дичь.

- Нас здесь нечетное число, - проговорил Интеб. Эсон тем временем вытащил меч и потрогал лезвие пальцем. - Помнишь, сколько возни было с последней птицей. Будь нас двое, ее можно было бы разрубить пополам, будь четверо - на четвертинки.

- А на четыре сотни воинов по перышку бы пришлось, - расхохотался Эсон.

Изголодавшиеся люди склонились над еще живым комочком, в котором и мяса-то почти не было. Но желудки жаждали пищи. Поэтому они не сразу услышали звук, заглушавшийся их собственными голосами. Первым насторожился охотник Эсон. Склонив голову набок, он приложил палец к губам. Остальные немедленно застыли, и в наступившем безмолвии послышались далекие рыдания.

Случись такое ночью, они, конечно, решили бы, что это явились растревоженные незваными пришельцами духи мертвых, чтобы прогнать их. В голосах слышалась смерть, так могли бы выть и мертвецы, и волосы на затылках и спинах всех троих мужчин невольно стали дыбом. Интеб поежился - но не от холода.

- Голоса, - прошептал он, - это все-таки люди, плакальщицы.

Голоса приближались, становились громче, и скоро можно было уже разобрать слова. Эсон попытался понять их и вдруг закивал головой.

- Слышите? Понятно. Это старинный язык сказителей, есть небольшая разница, но все понятно.

В обрядовом напеве снова и снова повторялись одни и те же фразы.

Голоса стали четче и громче, звук приближался - поющие явно шли уже по склону холма.

Назад, назад в чрево матери, В глубины, в глубины земли и холмов, Мертвец, мертвец спит в тебе, мати. Вновь, вновь он будет рожден.

С мечом в руке Эсон пригнулся, чтобы биться с любым врагом - человеком или не человеком. Эйас сжал кулаки, - простое, но не менее смертоносное оружие было готово к делу. Интеб скрючился на полу.

Брошенная на песчаный пол птица, отчаянно забив крыльями, сумела освободиться и с громким писком метнулась прямо к выходу из гробницы.

Едва она исчезла в отверстии, голоса снаружи вдруг смолкли. Лишь одно затянувшееся, долгое-долгое, как им казалось, мгновение Эсон выдерживал это молчание. Взревев словно бык, он ринулся наружу. Что бы ни ожидало его, судьбу лучше встретить на открытом месте. Эсон коротко взмахнул мечом. Оказавшись за пределами гробницы, он сразу вскочил на ноги. Эйас следовал за ним.