На краю империи: Камчатский излом - Сергей Щепетов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
По тому, как офицер садился, как держал в руках остол, Митька сразу понял, что будет дальше. Он загадал: десять или двадцать саженей? Оказалось, ни то ни другое – нарта продвинулась вперед саженей на пятнадцать, съехала с колеи и легла на бок. Собаки немедленно принялись кусать друг друга и запутывать упряжь.
Солдаты кинулись поднимать офицера, но он вскочил на ноги сам и зашагал обратно.
– Что смеетесь?! – грозно спросил он, хотя, кажется, никто не смеялся. – Да, я не умею на собаках ездить! Только к лошадям привычен! Савелий, распакуй мой сундук – быстро!
Денщик не стал ждать повторения команды и мигом вскрыл объемистый ящик, стоявший на нарте. Чириков порылся во внутренностях и повернулся к толпе с монетой в пальцах:
– Кто первым поедет – пять рублей за риск! Ну?!
Камчадальские каюры шарахнулись в стороны. Солдаты потупились и завздыхали – они-то готовы, да управляться с такими подводами тоже не умеют. Казаки, шедшие с караваном, нахально ухмылялись: не иначе, его благородие кличет охотника на верную гибель. Потому и сулит столько, что расплачиваться не собирается.
Митька тоже кривился в улыбке: «Этот барин цены деньгам не знает и обычая нашего не понимает. Предложил бы полтинник, враз нашлись бы охотники. А пять рублев… Это ж, считай, мое денежное жалование за год службы, да только я его отродясь не видывал. Кто ж поверит?! Дурак он… А дураков надо учить! Эх, где наша не пропадала!»
– Дозвольте, ваше благородие, я судьбу спытаю!
– Давай, Митрий, – почти обрадовался лейтенант. – А мы за тобой следом поедем.
– Езжайте, ваш-бродь, тока не шибко близко. А мне бы… Мне бы одежку какую поплоше… – озаботился герой. – Кухлянка у меня добротная, торбаза, считай, новые… Коли сгину, пропадет все. Вон, Ипат домой поедет, так бабе моей одежку передаст – какой ни на есть, а вдове прибыток!
Служилый Ипат ухмыльнулся и промолчал – он прекрасно знал, что никакой вдовы после Митьки не останется.
– Савелий, выдай ему из моего старого! – приказал офицер. – Побыстрей только!
Надо сказать, что офицерские обноски для служилого вполне сгодились бы в качестве парадного платья. Правда, были они малость узковаты и длинноваты, но это мелочи.
Вполне довольный собой, Митька церемонно попрощался с присутствующими, попросил не поминать его лихом, уселся на нарту и поехал являть свое геройство. Впереди был участок чистого льда – когда-то вода прорвалась по трещине, пошла верхом и замерзла. Ноги у собак тут разъезжались, они падали и скулили. Пришлось каюру толкать нарту, хотя и его ноги почти не держали. В этом скользком мороке Митька потихоньку забрал в сторону. Обычно там – впереди справа – парила полынья, но сейчас лед был сплошным и даже слегка заметен снегом.
Он уже начал думать, что промахнулся, когда опора под ногами колыхнулась, раздался треск…
– А-а-а, бля! – дико заорал Митька и отпустил задок нарт.
Напуганные собаки рванули вперед, но утащить санки с опасного места не успели. Нарта провалилась разом по всей длине и тут же перевернулась. Две тяжеленные сумы с мукой вывалились и пошли на дно, а пустые сани всплыли. Собаки вытянули их на лед и поволокли куда глаза глядят. А Митька бултыхался в полынье и собирался тонуть – все знали, что камчатские жители плавать не умеют…
Он уже почти утонул, как вдруг увидел, что по льду реки к нему кто-то бежит. «Никак его благородие – самолично! Надо погодить…» – подумал Митька и продолжил отчаянную борьбу за жизнь. Офицер на ходу разматывал кушак, которым подвязывал свою кухлянку. Он чуть задержался, завязывая узлы на обоих концах, потом лег на лед и быстро пополз вперед. Митька, то скрываясь с головой, то выныривая, из последних сил греб в его сторону.
– Держи! – крикнул Чириков и, приподнявшись, метнул в полынью конец кушака. – Хватайся крепче!
– А-мы-ы! – отвечал Митька, пытаясь схватиться. – А-гы-ы!
Наконец он поймал узел. Офицер начал тянуть, отползая от полыньи, а Митька принялся ему помогать, загребая свободной рукой. Потихоньку-полегоньку он добрался до края льда, оперся о него, но тот сразу же обломился. Митька сделал еще одну попытку и еще… Выползти из воды он смог только с пятого раза.
– Не вставай! – крикнул офицер. – На животе ползи!
И Митька пополз. А потом вскочил и побежал к нартам, поскальзываясь на льду.
– Слава тебе, Господи, – приветствовал его Савелий, – живой-таки! Скидай мокрое!
Упрашивать себя Митька не заставил – мигом заголился и, стуча зубами, начал напяливать на мокрое тело свою сухую одежду. Подошел лейтенант:
– Ну ты, Митрий, нагнал на меня страху – думал, утонешь!
– С-сох-хранил Г-господь! Вам п-прем-много б-благ-годарен! Г-глотн-нуть бы д-для с-сугрев-ву…
– И правда! Савелий, налей-ка ему чарочку!
Мелкой тары под рукой не оказалось, и денщик набулькал из бочонка в ковшик для умывания. Митька истово перекрестился и выпил не отрываясь. Окончание этой процедуры многочисленные зрители приветствовали восторженным гомоном, высказываясь в том смысле, что за такую «чарочку» и они искупаться не прочь. А Митька к тому же получил на закуску раскуренную трубку!
Несостоявшемуся утопленнику быстро захорошело – зубы у него стучать перестали, по внутренностям разлилось тепло.
– Ловко вы это, ваше благородие, ох ловко! – поклонился он офицеру. – Доедем, Бог даст, до Нижнего, свечку за вас поставлю! Ох ловко! Ить и сами ж могли провалиться!
– Да чего уж там, – чуть смутился Чириков. – Я ж в детстве в деревне жил. У нас на речке по весне такое не раз случалось. Ты уж прости меня, Митрий, что не поверил тебе. Видно, и правда здесь не проехать…
– Эх ма! – заорал Митька вскакивая с нарты. Он сорвал с головы мокрую от его волос шапку и бросил на снег. – Ваш-бродь! Ты ж меня от лютой смерти спас! Лексей Льич! Да я ж за тебя таперя!.. Поеду! Прям щас поеду!!!
– Успокойся, Митрий! – улыбнулся Чириков. – Куда ты поедешь?! В обход мы пойдем – такова, видно, воля Божья.
– Не-е, ваше благородие, – охотно успокоился Митька, – дозвольте еще раз дорогу спытать! Может, под тем берегом лед-то покрепче будет?
– Тебе мало одного купания? – спросил офицер и горестно вздохнул: – Две сумы с мукой утопили…
– Ваш-бродь, сказывают: мокрый Егорушка воды не боится, семь бед – один ответ! – стоял на своем казак. – Накиньте тока…
– Что?! – не понял офицер.
– Ну, за страх-то новый накиньте, сколь не жалко, – пояснил служилый и, чуть подумав, добавил: – Хоть три рубля…
– Получишь еще пять, если проедем! – заявил Чириков.
– На круг десять! – мгновенно подытожил Митька. – Верно я счел?
Что-то дрогнуло в лице молодого офицера, однако он не отступил:
– Верно: десять рублей.
– Санки мне – потяжелее! – радостно заорал служилый. – Да собачек – порезвее!
Хоть и качало Митьку от выпитого, однако «опасный» участок он преодолел вполне благополучно. Собственно говоря, он почти и не сомневался в таком исходе: уж коли та полынья на перекате ледком схватилась, то уж вдали от нее лед ничем не проломить! Остальной караван тоже прошел успешно, правда, вскоре сразу у двоих служилых поломались нарты. Их не стали ждать – как только они починят сани, так догонят остальных, тем более что скоро предстоит ночевка.
Довольный и пьяный Митька хотел хоть перед кем-нибудь похвастаться, но, кроме родного двойника, никого, конечно, рядом с ним не было:
– Во как я его! – мысленно воскликнул служилый. – Видал?
– Ну ты и прохиндей! – восхитился Дмитрий. – Я бы за деньги ни за что в полынью не полез. Даже зная, что там мелко!
– Да, – согласился Митька, – воды совсем мало было, на коленях тонуть пришлось.
– А ваши служилые знают, что здесь брод?
– А то! Вон те двое, у которых нарты сломались. Они ж специально отстали – муку доставать будут и прятать. Эти болтать не станут!
– Она же размокла! – удивился Дмитрий.
– Не-е, мука, в мешке если, только снаружи в тесто обращается. А тесто далее воду не пускает, потому внутри сухо, – объяснил Митька. – Однако ж, если долго мочить, вся пропадет, конечно. Эх, жалко – не мне достанется!
– Для тебя, наверное, хлеб – лакомство?
– С чего бы? Я ж не приученный к нему смолоду. Иное дело, что куль муки на Камчатке – богатство великое!
Митька потихоньку трезвел на морозе, радовался заработанным деньгам, сожалел о муке и при этом никакой благодарности к своему «спасителю» не испытывал. Он прекрасно знал, что начальство обычно сурово наказывает командиров, у которых подчиненные гибнут «по дурости». По логике служилого получалось, что лейтенант Чириков своего начальства боится больше смерти.
* * *За прошедшую зиму в Верхнекамчатском остроге кое-как приспособились встречать и провожать гостей. Рядовых всех мастей помещали в наскоро срубленную длинную казарму, мелкое начальство распределяли по домам местных жителей, а для больших начальников отремонтировали брошенную избу, превратив ее из «черной» в «белую». На печь с трубой пришлось истратить весь острожный запас кирпичей.
