Цацки из склепа - Наталья Николаевна Александрова

– Одну минутку. – Директор приблизился к Лене и доверительно понизил голос. – При первой встрече мы не уточнили, к какой конфессии относился покойный.

– Что?! – Леня удивленно поднял брови. – Что вы имеете в виду?

– Ну, знаете, некоторые наши клиенты желают, чтобы их любимцы были похоронены по какому-то определенному обряду. Мы можем пригласить священника, пастора, муллу…

– Надо же! Нет, вы знаете, покойный не имел каких-то религиозных предпочтений. Боюсь, что он был атеистом.

– Что ж, это тоже часто встречается. Тогда будьте любезны, скажите, какие были его любимые занятия при жизни и какие лакомства ему особенно нравились.

– С лакомствами все просто: он обожает… то есть обожал ореховое печенье. Вот с любимыми занятиями немного сложнее. Вообще-то он любил хулиганить…

– А нельзя ли конкретнее?

– Ну, он любил утащить и спрятать куда-нибудь хозяйкины тапочки, как всякая собака обожал гоняться за кошками…

– Что ж, благодарю вас, это мне очень поможет! А теперь мы можем начинать!

Директор махнул платком, и тут же из-за здания конторы выехала уменьшенная копия настоящего катафалка.

Приглядевшись, Леня понял, что это тот же электромобиль, на котором обычно разъезжал смотритель кладбища, только на него установили украшенный искусственными цветами черный балдахин. Сам смотритель сидел за рулем, по такому случаю сменив свой синий рабочий комбинезон на унылую черную пару.

Директор с положенными церемониями принял у Лени бархатную подушку с Пу И и положил ее на катафалк. Рядом с ним расположили венки из свежих роз и камелий, только утром доставленных специальным самолетом из Италии, и катафалк медленно тронулся к месту упокоения.

Следом за катафалком шла Лола, поддерживаемая под руку Маркизом, замыкал маленькое шествие директор.

Лола громко всхлипывала, иногда для разнообразия разражалась рыданиями. Пу И был спрятан за цветами, так что никто не заметил, как он перевернулся и осторожно приоткрыл любопытный глаз.

К счастью, идти пришлось недалеко.

Катафалк остановился перед маленькой копией Лувра.

Директор кладбища вышел вперед, откашлялся и проговорил хорошо поставленным голосом:

– Сегодня, в этот печальный, хотя и солнечный день, мы собрались здесь, чтобы проститься… – Он украдкой взглянул в шпаргалку и довольно лихо выпалил: – Собрались, чтобы проститься с нашим незабвенным Айсингёро Пу И. Наш маленький друг прожил недолгую, но счастливую жизнь, он был окружен любовью и лаской. Теперь он перенесется в иной мир, на небеса, где будет днем и ночью предаваться своим любимым занятиям – прятать тапочки и гоняться за кошками…

При этих словах Лола снова громко зарыдала, подбежала к катафалку и попыталась обнять Пу И, но Леня ее деликатно придержал.

– В этот печальный день мы должны пообещать нашему маленькому другу, что никогда не забудем его, не забудем его веселый звонкий лай, не забудем его игривый характер… не забудем те милые шалости, которыми он так скрашивал наш досуг…

– Не забудем! – воскликнула Лола, прижав руки к груди и воздев глаза к небу.

– А о том, чтобы мы знали, что и он не забывает нас, позаботилась наша фирма – компания ритуальных услуг «Тенистый уголок». Каждый год, в годовщину смерти Пу И, вы будете получать открытку следующего содержания: «Ваш Пу И с нежностью вспоминает о вас на небесах и приветливо виляет хвостиком».

– Как это мило! – Лола повернулась к директору и улыбнулась ему сквозь слезы.

Леня в который раз поразился таланту своей подруги. Лола не только умела плакать по заказу – это может делать всякая уважающая себя женщина, нет, в Лолином арсенале было видов двадцать различных слез: от простодушных детских всхлипываний и мучительного, с трудом сдерживаемого плача до страстных рыданий, когда рвут на себе волосы и бьются головой о стену.

Лола хотела бы перепробовать все известные ей виды (надо тренироваться, чтобы всегда быть в форме), однако решила, что это был бы уже перебор.

На данном этапе страстные рыдания не годились – не было подходящей стены и жалко прически. Обиженный детский плач тоже не подходил. И слезы бессильной злобы были бы неуместны. Так что Лола выбрала чистые слезы горькой печали. Такие слезы омывают душу, после них становится легче. При таких слезах не всхлипывают громко, не сопят носом и не сморкаются в платок. Такие слезы сами очень элегантно текут по щекам, не портя макияжа.

– О, мой дорогой, я буду помнить тебя всю жизнь! – прерывисто вздохнула Лола и добавила вполне спокойно: – Про открытки вы не сообщали заранее.

– О, это инновация! – Директор прижал руки к сердцу. – Мы неуклонно совершенствуемся, работаем только для вас! Наше неукоснительное правило – клиент должен быть доволен!

Пользуясь случаем, Леня тихонько приблизился к катафалку.

– Теперь близкие могут проститься с усопшим! – провозгласил директор.

Лола с размаху упала на груду цветов.

– О, я не могу, не могу жить дальше на этой опустевшей земле! – причитала она. – Я хочу уйти вместе с ним!

Маркиз понял, что его подруга вошла в роль и никак не может остановиться. Лола тут же почувствовала незаметный, но ощутимый удар в бок.

– Не переигрывай, – процедил ее компаньон, не разжимая губ, – собаку задушишь.

Лола опомнилась, что время идет, и нужно все сделать быстрее, пока Пу И не надоело валяться на подушке и он не тявкнул и не выскочил наружу.

Она шагнула поближе к директору, испустила душераздирающий стон и аккуратно упала в обморок прямо ему на руки. Директор был мужчина тертый и умел обращаться с богатыми дамочками, другие в «Тенистом уголке» и не работали.

Леня подступил к катафалку, наклонился над ним, вроде бы прощаясь, затем ловко совершил подмену Пу И на игрушечную собачку. Это было совсем просто – куда проще, чем заменить шестерку на козырного туза за карточным столом.

Со стороны казалось, что человек просто поправляет цветы. Впрочем, наблюдать за Леней в этот момент было некому. Лола очень удачно загораживала директору обзор, едва не замотав ему лицо своей вуалью, фотограф при прощании деликатно удалился в кусты, а смотритель кладбища вообще глядел в сторону, ему все это ритуальное действо было до лампочки.

По протоколу положить подушку с ее содержимым в склеп должен был директор, но Лола так прочно повисла на нем, что пришлось это делать смотрителю и Лене. Они убрали подушку с песиком в мраморный саркофаг не хуже тех, что использовали египетские фараоны, только меньше размером, положили сверху тяжелую крышку и вышли, предварительно красиво расположив вокруг саркофага букеты.

Лола к тому времени пришла в себя и тихо плакала в объятиях директора. Он похлопывал ее по плечу и гладил по голове, украдкой посматривая на часы.

Леня переглянулся с