Временная мама (СИ) - Алешкина Ольга

— Да, не уж-то он правда в Москву укатил? — не поверила она. — Я решила, Славик что-то напутал.

— Игорь в Таиланде.

— В Таиланде? А чего он туда поперся?

— Отдыхать, вероятно, — пожала я плечами, а она головой покачала:

— А чего ж ты его одного-то отпустила? Зря ты это, девонька, напрасно. Он на это место слабоват ведь.

Она указала рукой, демонстрируя, где это самое место находится. Меня немного шокировала подобного рода откровенность. И не «слабости» Шмакова как таковые, о них я уже, к сожалению, или к счастью, в курсе, а то, что она вот запросто говорит мне об этом, видя меня впервые. И не думаю, что за этим скрывается какая-то хитрость, скорее предостережение. Только опоздала она с ним.

— Мы развелись, ещё в декабре, — сообщила ей. — У него новая женщина и новая жизнь.

— А ты чего тогда возле Славки отираешься, он ведь тебе никто? — поинтересовалась она. Беззлобно, скорее недоверчиво. Но мне этого хватило. Я вспыхнула и не выдержала:

— Так вы оставайтесь и дожидайтесь возвращения Игореши! Я вам продукты оставлю, а сама уйду, только я при этом хочу знать, что о ребенке заботятся, что он не брошен на произвол судьбы!

— Ладно, девонька, ты на меня не обижайся, не со зла это. Я ведь дочь потеряла, сама не своя, — прижала она платок к губам. Мне её жалко стало и ещё стыдно. Я подумала: если она сейчас заплачет, я разревусь вместе с ней. Слезы вот-вот на подходе. Но она только тяжко вздохнула и протянула: — Ой, дурачье, ой, дурачье какое… Это что ж они со своими жизнями-то делают? Будто под копирку живут, будто девять их, как кошакам, им дадено?

Она повернулась ко мне, глаза мои отыскала, словно ответ ждала. Напрасно. Вопрос я сочла риторическим, отвернулась, на ладони свои уставилась.

— А ты Гальке-то, почему про это не сказала?

— Я говорила, — шепнула я. — Галя позвонила – Славика везу, я ей и сообщила. Я вообще думала, Игорь поставит в известность, а он не сказал, выходит.

— Ой, бестолковая какая… — раскачиваясь, запричитала она и за голову схватилась: — Ой, глупая до чего! Пошто она к тебе-то тогда поперлась с ним? Сама сгинула и соседа ещё угробила… У него ведь ребятишек трое осталось, и жена не работает, за каждую копейку хватался мужик...

— Это вы о ком? — не поняла я её бессвязного бормотания. Она высморкалась, этим же платком промокнула глаза и пояснила:

— Так Толик, сосед он Галкин. Уговорила его Славика везти, денег дала, а куда, спрашивается, потащила? Я ей звоню: забрал, спрашиваю, Игорь Славку? Она мне – нет, сама сейчас увезу, с Толиком договорилась. Чего с ума-то сходить, Игоря, говорю, жди, а она, как заведенная – хотел воспитывать, вот пусть и воспитывает! И не словечком мне про ваш развод не обмолвилась. Всю жизнь с норовом, ровно кобыла необъезженная. Я, знаешь, вздохнула, когда замуж её сплавила, думала, я не смогла, муж обтешет. Куда там!

Анна Степановна махнула рукой и снова платком к глазам приложилась. Мне следовало выразить соболезнования, но я понятия не имела, как это лучше сделать. Прокручивала слова, подбирала, хотелось как-то мягче, душевнее что ли. А они в горле застряли и никак.

— Игорь гульнул от неё пару раз, ей бы глаза прикрыть, ребенок всё же, глядишь, и жива бы сейчас осталась, горемычная, — продолжила она. — Осторожно коснулась меня, у сгиба локтя, и спросила: — Знаешь, чего она выкинула?

 — Что?

— С одноклассником своим переспала, отомстила будто. Ночь дома не ночевала, а утром вернулась, да Игорю хвастает. Ну, не дура ли? Он вещички-то собрал, и сюда на заработки укатил. Я ещё надеялась помирятся, без толку. Галька в бар работать устроилась, пить, гулять придумала. Красивой жизни насмотрелась. Подружки, поскакушки, да телефон один на уме. Уж как я на неё ругалась… Ты, говорю, на меня не рассчитывай, я твоего ребенка тянуть не стану! Я четверых одна подняла, будет с меня, пожить дайте. Ей все нипочем. Это уж когда Игорь ребятёнка забрал, тогда и отлегло у меня немного. Вы, Анна Степановна, не переживайте, сказал он мне, жена у меня хорошая, она Славку никогда не обидит. А Галька ещё и денег с него за сына содрала, на полную катушку. Он, говорит, зарабатывает сейчас, пусть платит. И не стыдно, говорю, тебе... Ну, а потом женатика этого встретила, так и вовсе, словно с катушек слетела. Он какая-то шишка важная, при деньгах, а толку-то что, всё равно не женился бы на ней. А Гальке хоть в лоб, хоть по лбу! Говори, не говори, заладила – не лезь ко мне! Я на праздники к ней приехала, она сама позвала, с внуком повидаешься, мол, Игорь привезти должен. Новый год, а мы втором сидим. Оно и понятно, хахаль Галкин женат ведь, со своей семьей праздновать станет. Оказалось, и вовсе на горнолыжный курорт умчали. Вот она, доля полюбовницы, все выходные и праздники одной куковать. Она, когда Славку везти собралась, я сразу подумала: вернулся поди-ка, женатик этот. Они же у неё встречались, гостиницы тот не жаловал. Я ей сказала однажды: не бедный же, чего к тебе-то таскается, заплатить, что ли не может? В шутку вроде. А она – ой, мама! Его каждая собака в городе знает, будет он ещё по гостиницам светиться! Вот и понеслась, бестолковая… Сгинула, а матери хорони теперь, ещё и Игоря не застала.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Анна Степановна головой в стенку уперлась и заплакала. А мне стыдно стало. Потому что, не жалко – брезгливо. Помыться от её рассказала захотелось. И сочувствие куда-то испарилось, злость пришла: на Галю, за дурость её, на женщину эту, за то, что дочку воспитать не сумела.

— Я могу вам чем-то помочь? — спросила я. Она оживилась. Встрепенулась, моргнула, слезы утерла:

— Помоги, милая, помоги. Похороны послезавтра, а мне деньжищ таких вовек не собрать, Игореша обещал вот дать. Вы, говорит, Анна Степановна, займите, я вам пришлю дня через три. А я где займу, мне занять негде.

— Простите, я сама и не додумалась, — спохватилась я. Открыла сумочку, вытащила «двадцатку» и ей протянула: — Вот, у меня и нет с собой больше...

Она окинула взглядом купюры, зажала их в ладошке и снова расплакалась:

— Ой, спасибо, дочка, спасибо. — Покланялась зачем-то и соскочила: — Я побегу, со Славиком попрощаюсь, ещё на проходящий вечерний успею.

— Слезы вытрите, перед тем как к Славику зайти, — попросила я. Она закивала, усердно заработала платком и понеслась в палату. А у меня даже подняться, чтобы пойти за ней, сил не нашлось, словно всю энергию выкачали.

Вскоре, Анна Степановна пронеслась мимо, прощаясь на ходу и бросив напоследок: «Тебе Игореша потом вернет, не переживай». Я сходила в туалет, умылась и пошла в палату.

На щеке Славика бордовый след от помады. Я отыскала влажные салфетки в сумке и тщательно вытерла ему лицо.

 «Игореша» - бесило больше всего. Ради кучки купюр, или за этим стоит хоть капля уважения и любви к бывшему зятю? Почему-то не верилось. Женщина, которая не нашла для своей, пусть и непутевой, дочери не единого доброго слова. Разве было хоть одно? Нет. Я ничего не пропустила.

Осадок казалось ничем не смыть. Да… не о такой своей прошлой жизни «Игореша» мне рассказывал. Никаких взаимных измен, ничего подобного в том рассказе не фигурировало. Впрочем, излишней откровенности я не требовала и выведывать у него подробности этой самой прошлой жизни я никогда не пыталась, да и не моё это дело. По крайней мере, той её части, где фигурировали женщины. Зачем оно мне, чтобы ревновать потом к прошлому? Легкие, забавные истории из детства и юности – да, этим пестрит период «узнавания» в любой паре. Так и у нас.

Весь вечер я ловила себя на мысли, что совершенно иначе присматриваюсь к Славику. Не просто, как к ребенку, которому недостает внимания и заботы, но и как к возможному… сыну? Я понятия не имею, кем он мне будет приходиться, в юридических терминах я не сильна, однако, если я его усыновлю, получается сыном. А как иначе? Иначе нет смысла в подобном решении. Это серьезный шаг. Обдуманное взвешенное решение. Выверенное, осмысленное – твердила себе.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})