Мой Проклятый Север - Дарья Закревская

ни его имени, ни факта нашего знакомства. — Его, как и меня, поймали, но он почему-то не может сбежать. Тарий, много ли магов пропадало из лагеря?

— Много, особенно в первые годы. Считалось, что они погибают от чудовищ. Но мы не знали до этого, что в Пустоши кто-то живет, — хмуро ответил он.

Мы уже почти добрались до границы, как на нас напали скрофы — три крупных особи с оскаленными клыками. Атака оказалась стремительной, но так же молниеносно и закончилась: толкнув меня в сторону, Тарий вскинул руки, пуская одно заклинание за другим в бешеных чудовищ. Глаза куратора горели белым огнем, движения были идеально выверены.

Как он красив!

Справившись со скрофами, мужчина направился ко мне.

Четвертый скроф взялся из ниоткуда. Выпрыгнул внезапно, целясь в грудь куратора.

Как в замедленной съемке, я смотрела, как острый клык пронзает тело, как Тарий скидывает с себя зверя, успевая поразить его силой; и как он бледнеет и оседает на снег.

Я кинулась к Тарию и дрожащими руками начала ощупывать рану. Впервые в жизни пожалев, что не Целитель, пробудила дар и, как умела, остановила кровь и поделилась силой.

Куратор застонал и открыл глаза.

— Нужно добраться до границы, — прошептал он. — Помоги встать.

Опираясь на мое плечо, он делал шаг за шагом. Молча, стиснув зубы и не показывая, насколько трудно ему это дается.

У границы Тарий дотронулся рукой до силовой линии, и мы вышли с территории Гнатской Пустоши через открывшийся проход в защите.

— Беги на запад, — устало произнес он, опускаясь в сугроб, — туда, где открылся прорыв. Там должна еще оставаться часть магов.

Кивнув сквозь слезы, я побежала. С этой стороны границы снега было меньше, поэтому бежалось легко. Возле прорыва находилось несколько людей, среди которых я заметила Ворона. Выслушав мой сбивчивый рассказ, он быстро собрал небольшой отряд, и мы отправились за Тарием.

Как добирались до лагеря, я запомнила плохо. Более или менее пришла в себя уже в лечебнице, осматриваемая целителями.

— Я в порядке, я не пострадала, — бормотала, отталкивая их руки. — Что с Тарием?

— У вас кровь, дайте мне вас обследовать, — негодовала целительница.

— Это не моя! Что с Тарием? — нервно вскрикнула я.

— С главнокомандующим Ошем, — практически по слогам произнесла женщина, — находятся лучшие целители. С ним все будет хорошо. А теперь, милочка, замрите и не вырывайтесь.

Я обессиленно рухнула на кровать, позволяя ей делать свою работу.

В следующий раз открыв глаза, увидела рядом Эйджела. Староста сидел, подперев рукой лоб, и всматривался в листочки перед собой.

— Очнулась! — воскликнул он.

— Где ребята? Нэйр, Эйджел?

— Их держат в отдельных палатах, они в ноль резерв потратили. Но обещают выпустить к вечеру.

— А остальные? Их же тоже к границе отправляли?

— Ага, кроме Лейры — она заперлась в комнате и отказалась выходить. Остальные пошли, но их почти сразу вернули обратно. Куратор Ош приказал. Гиила старшим по возвращению назначил. Тот теперь такой важный ходит, — хихикнул он. — Считает себя ответственным за всех нас.

— Ты знаешь, что с ним? С куратором? — Из всего, что сказал Эйджел, я услышала только «куратор Ош».

— О-о-о, целители носились, как бешеные, не могли стабилизировать его состояние. И безостановочно силу вливали. А потом в ране нашли кусочек клыка, оставшегося от скрофа — он и мешал исцелить. Это мне целительница по секрету рассказала! — Староста важно поправил очки и слегка порозовел. — Валяется теперь наш куратор в палате, восстанавливается.

Я громко выдохнула от облегчения и слегка улыбнулась. Живой!

В этот момент дверь открылась, и в палату заглянули Мемер с Мизаром. За их спиной маячил Гиил. Увидев, что я не сплю, они с радостным гомоном ввалились внутрь.

— Одаренушка, ты как? — хлопнул по одеялу Мемер.

— Ну-ка отошел от моего боевого партнера, — шикнул, отпихивая брата от кровати, Мизар. — Как самочувствие?

— Оба отошли! — прикрикнул Гиил, подходя ближе и внимательно вглядываясь в мое лицо. — Резерв в норме? Раны залечили? Сегодня, конечно, практики нет, а завтрашнюю никто не отменял.

— Я же говорил, что он теперь считает себя нашим старостой, — фыркнул Эйджел, закатив глаза. — Скоро командовать начнет.

Гиил довольно ухмыльнулся.

— Не было никаких ран, — отмахнулась я. — И резерв в порядке. Меня так, для профилактики оставили. А теперь кыш все отсюда, оденусь и вернусь в корпус.

— Тебя подождать? — сгребая свои листочки в кучу, поинтересовался Эйджел.

— Не надо, — помотала головой я. — Хочу ребят проведать.

И куратора, разумеется. Но старосте об этом знать ни к чему.

Слегка повздорив с не желающей отпускать меня из лечебницы целительницей, в конце концов я сумела ее убедить, что это к лучшему.

— Вам же не нужна здесь толпа практикантов? А они продолжат тут шататься, если меня не выпустят, — припугнула я.

Женщина поворчала, но согласилась с моими доводами.

Уточнив, в каких комнатах находятся куратор и друзья — оказалось, их разместили на одном этаже, я поспешила к Тарию. Нетерпеливо взлетела наверх по лестнице, протопала по коридору — он пустовал, и казалось, что каждый мой шаг гремит на всю лечебницу.

Подойдя к нужной двери, я услышала, что внутри кто-то беседует.

— Ошик, Ошик, — донесся нежный женский голос.

Тиала! Она умеет так мягко разговаривать? Удивительно.

— Тиа, — раздался такой же мягкий голос Тария. Сердце в груди сделало кувырок и быстро-быстро застучало. — Ты знаешь, что я тебя люблю.

Резко отшатнувшись от двери, я отступила на несколько шагов в сторону. Сквозь силу сделала вдох, за ним еще один. Внутри черной рекой разливалась горечь. И боль — та, до которой не дотянуться, как ни крутись — глубокая, невыносимая боль сковала.

Забежав в какой-то темный закуток, присела на пол.

Нужно успокоиться. Показываться в таком виде Нэйру и Эйджелу — самоубийство; каждый не преминет спросить, все ли в порядке, а сил отвечать и радостно улыбаться, что все отлично, нет совсем.

Прокля́тый Про́клятый! Прокля́тая Про́клятая!

Как я не заметила, что они вместе? А они, очевидно, вместе. Я ведь думала, подозревала… шутила мысленно! Тарий и Тиа, Тиа и Тарий.

Дура! С чего я вообще взяла, что он что-то ко мне чувствует? Вообразила непонятно что, а когда реальность оказалась другой, сама же и расстроилась. В глазах защипало, и я закинула голову наверх, сдерживая слезы.

— Нам не страшен серый скроф, серый скроф, серый скроф, — тихонько напевала я. Старая детская песенка всегда заставляла меня улыбнуться. — Где ты ходишь, глупый скроф…

Вот и я, как этот глупый скроф — глу-у-упая. И хожу непонятно где. То в Пустоши, то… в лечебнице.

Хватит.

Резко встав, я встряхнулась