Великий и Ужасный - 2 - Евгений Адгурович Капба

сожрал, второй потерял, а между двумя намазал горчицы и скормил кошке. "Так что, быть снага — это постоянно хитрить, лажать и обманывать?" — уточнил Сатана. — " В принципе — да!" — ответил снага. Настала очередь черного урука. Черный урук взял кошку, взял горчицу, намазал горчицу прямо на всю жопу кошке и оставил животное в покое. Кошка вопит, орет, но лижет. Так и сожрала всю горчицу — "Вот у нас как замечательно дела делаются, в урук-хае! — с гордостью говорит урук. — Добровольно и с песнями!"

Народ посмеялся, а Евгеньич нахмурился:

— Выходит, что ты дождался. И горчицу всё-таки сожрали. Мы со Щербатым хотим войти в Орду. На тех же правах, что работают твои "хотдожники" на тележках. И условные тележки у нас свои, соответственно в общак мы скидывать будем меньше. Я говорил с надымскими — они признают меня главным, а я уже буду говорить напрямую с тобой. Под тебя им ложиться зашквар, но мозгов хватило понять, что с ними на Маяке никто дел иметь не будет. Грядут хреновые времена, и мы уже поняли, как их пережить, да еще и подзаработать при этом… Если для этого надо ляпнуть на грудь Белую Длань — что ж, я не против.

— Вот как? — такое предложение всё-таки было несколько преждевременным, на мой взгляд. — Разъясни-ка мне еще раз причинно-следственные связи такой интеграционной инициативы…

— Вот они! Вот! Только что ты сам…. Слушай, ну какой урук вообще знает о термине "причинно-следственные связи", не говоря уже про "интеграционную инициативу"? — Евгеньич принял из рук Витеньки традиционную большую кружку капучино с корицей, вдохнул кофейный аромат, отхлебнул немного, вытер молочную пену с бороды и усов и заговорил, резко рубая ладонью воздух: — Мы живем в мире, где все решает личность! Всем похрен на твои партии, идеи, религию… Все смотрят — КТО говорит и КАК говорит, все плевать хотели на то, ЧТО говорят! Ну и на дела смотрят тоже — но это уже потом, спустя время. Лидер движухи, лицо всей темы должен быть ярким и запоминающимся, и его сущность должна отражать в основе своей самую главную идею этой самой движухи…

— Рожа, — сказал Кузя и спрятался под стул, чтобы я его не достал. — Это у всяких пидорских франшиз и корпораций — лицо! А у "Орды" — рожа! И у Бабая — рожа!

Я дождался, пока он потеряет бдительность и попытается улизнуть, удерживая стул над головой, а потом перегнулся через стойку и ляпнул по обивке сиденья ладонью.

— Уй! Ять! Мизинчик! — заверещал гоблин и тут же оказался снова — жопой на сидении. — Мизинчик мне отдавил, противная рожа! Ты ваще крупный идиот, Бабай! Очень крупный! Я тебе потом тоже мизинчик отдавлю, можешь ждать и бояться! Я придумаю — как. Это будет страшная месть ваще-то!

Угроза была серьезной, у меня аж все мизинчики сразу зачесались.

— Да причем тут… — Евгеньич отмахнулся от Кузиных пассажей и продолжил, время от времени отвлекаясь на кофе. — Рожа, морда… Не суть! Главное — ты очень хорошо зашел в инфопространство, Бабай! Не знаю, специально или нет, но теперь Сан-Себастьянская хтонь, Маяк, мыс Ашара и Проспект имеют свое лицо и свой герб! И это ты, чертов полуорк! И это твоя Белая Длань! Очень репрезентативно, а? Ты — принц из помойки, это же очевидно! Взялся из ниоткуда пару месяцев назад, а теперь тебя весь сервитут знает, и за его пределами тоже. Ты и есть Сан-Себастьянская Хтонь, ты наша девушка с обложки, смекаешь? Не я, не Щербатый, не Ипатьевна из секонд-хенда. Всем уже насрать, из Орды мы там, или еще из какой Большой Клоаки! После нашего замеса с ермоловскими дружинниками Маяк и Орда практически идентичны в массовом сознании. И я не думаю, что это плохо.

— Как русские, да? — не удержался я.

— А? — поморгал сталкер непонимающе.

— Всем похрен, мордвин ты, карел или полешук. Или вообщше — урук. Для лангобардов, авалонцев и галлов — все русские, да?

— Да, — сказал Евгеньич. — Я, например, касог.

— А? — на сей раз не понял я.

Про касогов я только в "Слове о полку Игореве" читал.

— Касог. Вам-то оркам похрен, какой национальности человек, да? Меня Редада Евгеньич Баракаев зовут.

— Очень приятно, — мне действительно стало неловко. — Я понял к чему ты всё это клонишь.

Его по отчеству звали потому, что Редаду эту хрен запомнишь, да? Потому я и Бабая себе вместо имени оставил, для простоты. Сархан — это слишком сложно. Начнут звать Сахаром, Шерханом, Сардукаром, Сатрапом и Госхраном. А Бабай — это всякому понятно. Репрезентативно, как выразился Евгеньич. То бишь — Редада Баракаев. Но Редада там или еще кто — а быть девушкой с обложки мне не улыбалось.

— Ты же понимаешь, что одни только представительские функции меня не устроят? Я бы и так подмял Маяк — примерно к концу года, и тогда вообще устроил бы тут кровожадную тиранию и диктаторский произвол, но раз вы сами сообразили то ладно. Будет вам просвещенный абсолютизм…

— Эй, эй! — погрозил пальцем Евгеньич. — Поменьше пафоса, Бабай. Ты же понимаешь, что тебе бы пришлось убить всех на Проспекте и заселить его дикими снага, чтобы устроить свою тиранию? Тут не такой народ…

— Ладно, — отмахнулся я. — Это понятно, за то я вас оглоедов и полюбил, потому тут и остался. Какой смысл быть королем баранов и идиотов? Лучше это… Первым среди равных! Короче — общак будет у меня, на общем сабантуе первое и последнее слово остается за мной, ну и право вето на любое решение, если на мой взгляд оно будет слишком диким — тоже остается мне. По процентам с доходов от каждой компании и распилу сфер кто где работает — это уже на собрании вождей перетрем. Но основа — такая. Не нравится — мне похрен, я вернусь к первому варианту…

— Это там где ты к концу года Маяк подминаешь? — Евгеньич допил кофе. Он был на удивление спокоен, этот матерый сталкер-касог. — И откуда такая уверенность у тебя нарисовалась? Есть какой-то новый фактор, который я не учитываю?

В этот момент дверь подсобки хлопнула и на авансцену вышла Эсси — ну, Эсси. В моей футболке вместо платья, с ножками, глазками, ушками и вот этим вот всем.

— Бабай, — сказала эльфийка. — Мы могли бы заключить контракт прямо сейчас, чтобы я получила аванс? Мне нужно в магазин, купить мелочи всякой. Жилье ничего, мне нравится, но там практически голые стены, и…

Евгеньич смотрел на нее не мигая, потом громко