Александр I, Мария Павловна, Елизавета Алексеевна: Переписка из трех углов (1804–1826). Дневник [Марии Павловны] 1805–1808 годов - Екатерина Дмитриева

Ваш верный Друг и Сестрица

[Б.д. Сентябрь 1805 год.]

Любезный Александр, я чувствую себя хорошо и мой Малютка тоже[298]. Позволив ему носить Ваше имя, наградите его также и своими добродетелями, и тогда я буду совершенно счастлива. Не забывайте Вашу M.

Конице[300],

7 октября [1805 года].

Любезный мой Друг, любезная моя Мари, как передать всю ту радость, которую испытало мое сердце при известии о Вашем столь счастливом разрешении, не могу выразить, насколько я был тронут строками, которые Вы начертали мне немедленно после того, как все свершилось. Вы знаете, любезная Сестрица, насколько Ваш Александр (как Вы его называете) к Вам привязан и насколько все, что с Вами связано, для него дорого. Да хранит Бог Вас и Вашего Малютку и да дарует Он Вам скорейшее выздоровление, ибо до тех пор я не могу оставаться спокойным. Ах, любезный Друг, если бы Вы только знали, как страстно я желаю увидеть Вас вновь и расцеловать, и хотя я не слишком понимаю, как это возможно осуществить, мысль эта не выходит у меня из головы. Благодарю Вас также, мой добрый Друг, за дубовый листок, который Вы мне послали вместе со столь милым письмом по случаю моего Праздника. Я заканчиваю письмо, потому что у меня уже не остается и минуты. Я в Галиции вместе со своей армией, и завтра мы выступаем в поход[301], король Пруссии позволил нам пройти по его территории и встал на нашу сторону[302]. Уверен, что эта новость обрадует Вас, любезный Друг. Прощайте, любезнейшая Мари, вспоминайте иногда того, кто любит Вас от самого сердца и для счастья которого Ваша дружба столь необходима.

Надеюсь, что Ваш Малютка не откажется принять чин капитана Семеновского полка, я выбрал этот полк, поскольку ценю его более всех[303]. Весь Ваш сердцем и душой.

14/26 октября [1805 года],

вечер.

Любезный Александр! Я хочу позволить себе сладостное удовольствие сказать Вам еще пару словечек в этот вечер, уже после того, как дважды писала Вам в течение дня. Нет, Братец, чем больше я думаю, тем более мне кажется, что я грежу, тем более обретаю Вас вновь и чувствую себя счастливой. Ваша доброта, позволившая принять моего Малютку в бывший когда-то Вашим полк, всего этого душа моя не сможет забыть никогда. Вы выказываете мне столько дружбы, что я осмеливаюсь поручить Вашему благорасположению своего Мужа; o да! Братец, он очень славный малый и у него такое ангельское сердце, что Вы даже не можете себе представить. Тетушка, которая сидит подле меня, просит принять от нее уверения в полнейшем Ее к Вам уважении; в этот вечер мы одни, погруженные в воспоминания о прошедших временах, завтра она уезжает, не говорю Вам, как больно мне об этом думать. Прощайте, любезный Братец, позволительно ли мне просить Вас передать тысячу поклонов Герцогу, который был бы очень счастлив Вас лицезреть лично[305]. Любезный, любезный мой Друг, целую Вас тысячу раз. Ваша

Потсдам,

15 /27 октября [1805 года].

Любезная Мари, добрый мой Друг, вообразите мое счастье: я нахожусь столь близко от Вас, и возможно ли, чтобы я не полетел навстречу Вам![307] Но условием этого будет прежде всего Ваше обещание сохранять благоразумие и не позволять себе слишком предаваться радости, иначе я тут же убегу. Смогу ли я передать Вам, что сам чувствую. Герцог меня обнадежил, что Тетушка еще у вас. Ради всего Святого, задержите Ее еще на несколько дней, а я не заставлю себя долго ждать. Мне смертельно хочется, чтобы Вы обе были вместе, и я хочу увидеть Вас посреди Вашего семейства, одна мысль об этом сводит меня с ума. Прощайте, добрый Друг, любезная Мари, ах, Вы же знаете, как я Вас люблю.

Дрезден

1 ноября [1805 г.]

Любезная и добрая Мари, как выразить Вам все те чувства, что я испытал при получении Вашего прелестного письма, дышащего такой дружбой ко мне. Моя дружба к Вам хорошо Вам известна, и я осмелюсь сказать, что как бы дороги Вы ни были мне и ранее, теперь Вы стали мне в еще большей степени Другом. Мне было очень тяжело с Вами расставаться, но, по крайней мере, я уехал с уверенностью, что Вы счастливы, и эта уверенность была мне необходима. Сегодня утром, любезный Друг, я получил от Матушки большой пакет для Вас, который спешу переслать Вам вместе с одной необходимой в хозяйстве вещью, которую мы с Катрин называем МОСТОВАЯ, потому что сделана она из камня[309]. Если она Вам понравится, то это все, чего я желаю. Благодарю Вас за собаку. Я никогда не осмелился бы Вам ее подарить, потому что, в сущности, она не моя, и это скорее Илья[310] ее подобрал. Прощайте, моя добрая и любезная Мари. Скажу вам еще, что вы Бизьям[311]. Вспоминайте иногда о Брате и Друге, который любит Вас от всего сердца.

Извинитесь за меня перед Вашим Мужем за то, что я ему не отвечаю, но у меня нет ни минуты свободного времени. Поклонитесь Герцогу и Герцогине. Надеюсь, что недомогание Герцога прошло. Прощайте, любезный Друг, весь Ваш сердцем и душой.

Веймар. Понедельник,

6/18 ноября 1805 года.

Любезный Александр! Я имела счастье получить Ваше письмо из Дрездена от 1 ноября, переданное мне человеком, которого мы с Мужем посылали к Вам: благодарю Вас за него тысячу раз, любезный Друг; я поняла, что Вы в хорошей форме и хорошем настроении, человек этот подтверждает, что так оно и есть. Я чувствую себя спокойнее и бодрее. Примите, мой Друг, мою благодарность за МОСТОВАЯ, и хотя вы называете ее вещью для употребления, от этого она доставила мне не менее удовольствия, поскольку исходила она от Вас, Александр. Она великолепна и уже украшала меня вчера. Как же меня радует, любезный Александр, титул Друга, который Вы мне присваиваете; воздержусь от новых уверений в дружбе, которые были бы прегрешением против Вас, но все же осмелюсь сказать, что привязанность моя должна быть Вам известна. Это я была счастлива увидеться с Вами, услышать вновь Ваш голос! Ах, мой Друг, эти моменты я словно переживаю снова, я постоянно вижу Вас перед собой; эта диванная комната и диван, на котором мы столько болтали, я люблю его оттого больше, чем все свои остальные комнаты, чем весь дом. Вчера я была на службе в Лютеранской церкви[313], после чего принимала Представителей Сословий, последнее привело меня в страшнейшее замешательство, я сосредоточилась на своем Сыне, по крайней мере, это давало тему для беседы: затем был обед в большой зале, всё за столом было по-прежнему, не хватало только Вас, а потому не было мгновения, чтобы я не оборачивалась, желая заговорить с Вами, но Вас не находила. На столе стояло даже и это подобие триумфальной арки с зияющим отверстием посередине, через которое в последний день Вы переговаривались с Графом Толстым[314]; Вы помните? Я люблю эти вещи, потому что они видели Вас, и я люблю Веймар и его жителей теперь больше, потому что они знают цену Тому, Кто явился среди них. Признаюсь Вам, любезный Александр, что у меня было даже искушение оставить у себя собаку, если бы во мне не возобладало чувство брезгливости, которое испытываешь, когда присваиваешь себе вещи, тебе не принадлежащие. Это достойный пес, мне бы хотелось, чтобы он к Вам привязался. В Ваших комнатах все осталось по-прежнему, я люблю говорить теперь у Вас, потому что Вы можете быть уверенным, Александр, что все это – Ваше, поскольку все Вас любят и, разумеется, Вам преданы; мысль о том, что Вы будете рассматривать этот дом как свое пристанище, место, где Вы всегда сможете чувствовать себя, как дома, приводит меня в восхищение. У нас ничего не изменилось, только у моего Сына будет новая спальня, потому что в прежнюю солнце никогда не проникает, новая же комната находится рядом, и мой Муж снова объединит две спальни, которые Бискис[315] нам оставил. Мне не нравятся эти изменения, потому что Вы видели старое расположение, а не новое, однако это было необходимо для Малютки, так что через все это надобно было пройти. Князь Гогенлоэ[316] прибыл сюда позавчера, он был у Герцога, говорил с ним о Вас, был им очарован. Сегодня прибыл его обоз, и скоро прибудут войска. Наш Герцог чувствует себя лучше, но его недомогание было нешуточным, оно могло иметь и серьезные последствия: он поручил мне тысячу раз припасть к Вашим стопам. Герцогиня полна воспоминаниями о Вас и просит также не забывать и ее. Те же нижайшие просьбы передают Вам и остальные члены семейства. А вот и мой Сын наносит мне визит. Aх, Бискис! Он чувствует себя превосходно, так же как и мой Муж, который просит Вам сердечно кланяться. К своему письму к Вам я прилагаю также и письмо Константину; не зная, на какой адрес ему писать, я беру на себя потому смелость послать его Вам. Говорят, Вам понравилось в Дрездене, и, как всегда, Вы покорили все сердца. Рассказывают даже, что по прибытии в город Ваши люди замерзли и потому попросили водки: но во всем благочестивом замке таковой не оказалось. И что очень трудно было найти для Вас упряжь из 8-ми лошадей; Двор придерживается своих правил, и запрягают только шесть. Признаюсь, Братец, что я хохотала от всего этого, как сумасшедшая. Нам известна также причина, которая не позволила Вам отправиться в Прагу[317]. Да дарует Вам Бог счастье, какое только возможно. Ваша Бизьям мечтает лишь об этом, и единственная ее мысль – это Вы, Александр. Если бы судьба сделала меня мужчиной, я никогда бы Вас не покинула. По крайней мере, мой Сын однажды сможет это сделать. Мысль об этом меня немного успокаивает. Поверьте, любезный Друг, что Бизьям разделяет с Вами все, что Вы чувствуете и что с Вами происходит, и все это она переживает в тысячу раз сильнее, чем если бы это происходило с ней самой. Прощайте, любезный Братец, любезный Друг, пусть же и другие в этом мире любят Вас так, как это делает Мари, Та, которую вы называете своим Другом и которая им пребудет до конца дней своих. Тысяча благодарностей за Матушкин сверток, который Вы мне переслали. А вот и письмо Тетушки.